Читали канон покаянный,
Душа уходила в полон,
И спины, ссутулившись странно,
Всё чаще роняли поклон.
Иконы темны и печальны,
Мерцанье свечей. Не спеша
Слова сквозь века, изначально
Рождались, внимала душа.
Помилуй мя, Боже, помилуй —
Вплетался основой припев,
Давая надежду и силу,
Спасая от плевел посев.
Зимняя морозная ночь. Замерзшее Севастийское озеро. На льду стоят сорок солдат римской армии, полностью обнаженные, закованные в кандалы. Холод уже проник до самых костей, выкручивает все тело, но какая-то нечеловеческая сила помогает мужчинам стоять на зимнем ветру и терпеть. Это сила веры, которую дает Тот, Кто сам претерпел более всех, Кто прошел через ужас Креста. Он же и сказал воинам, когда они еще только попали в тюрьму: «Претерпевший до конца, тот спасен будет».
Мороз усиливается, мучение становится невыносимым. Холод страшен, гораздо страшнее даже огня. Об этом есть множество свидетельств людей, замерзавших до предсмертного состояния, но вернувшихся к жизни. Известное выражение «продрог до костей» имеет вполне конкретное значение. Когда мороз проникает внутрь костей, до самого костного мозга — боль настолько сильна, что может вызвать обморок от болевого шока. Замерзающего человека можно склонить на все что угодно. Будет подписано любое «чистосердечное признание», любой документ; будет вырван отказ от любых убеждений — если только Христос не сохранит и не покроет.
В нашу редакцию приходит немало писем с разными, порой довольно сложными вопросами. Именно такие непростые и для понимания, и для объяснения вопросы читателей мы решили собрать в одном материале и попросили ответить на них поэта, радиоведущего и, главное, мудрого пастыря овец Христовых протоиерея Андрея Спиридонова.
Итак, что такое первородство с точки зрения еще ветхозаветной и что это такое для нас, христиан? Очевидно, что разница довольно существенная. Можно сказать, что психология христианина и психология ветхозаветного человека, в том числе и ветхозаветного праведника существенно различаются. Впрочем, дело даже и не в психологии в современном смысле, а в том, что, вполне привычно, можно назвать религиозным миропониманием. И здесь, опять же, миропонимание различно. С одной стороны и там и там единобожие, однако и в контексте единобожия как такового Ветхий завет и Новый завет различаются как земля и небо. И различие это не во внешней праведности или комплексе морально-этических установлений, а в имени Христовом.
Отец Матфей вышел из храма после утомительного разговора с молодым настоятелем-двадцатипятилетним отцом Михаилом, и растворился в текучей массе вечно куда-то спешащего люда…
Пятидесятилетний священник вместе с двумя батюшками престарелого возраста были отправлены за штат для того, чтобы уступить место молодым и напористым выпускникам духовной семинарии…
Многочисленный приход ропотливо восстал, сиротливо плача и письменно жалуясь на беспредел церковной администрации правящему архиерею, и даже самому Патриарху, но все кануло в лету узаконенных канцеляризмов и отписок…
«Господь милостив», - успокаивала матушка отца Матфея,- найдется и для тебя поприще на церковной ниве»…
И точно…
И очень часто осуждаем совсем невинных людей, потому что видим только их согрешения и не желаем видеть их покаяния перед Богом.
А мы обязаны постоянно помнить, что всякий человек, вследствие испорченности нашей природы грехом, более склонен к худому. И не любя греха, и не желая его совершать, человек грешит исключительно из-за прирожденной ему склонности.
Не знаю, произошла мутация чеховского персонажа или нечто иное, новое появилось в человеках, или же и то, и другое, и даже нечто третье произошло, но люди стали превращаться в самозамкнутые системы. Новые «человеки в футлярах» похожи на человеков в бочках: каждому человеку — своя «бочка» на голову, и каждой «партии», группке, тусовке — своя. А на внутренних стенах бочек кино транслируется — прямо в мертвеющие глаза человеков, и они это кино принимают за реальность. В конце концов люди сами начинают выступать в роли проекторов, транслирующих то же «кино» на те же стены, замыкая таким образом порочный круг. И действуют соответственно, слова, не понимая, произносят — спорят, дискуссии ведут, общаются… — всё сквозь призму «своей бочки» с фантасмагорией на её стенках. Жуткое зрелище, страшное.
Чеховский персонаж, провинциальный учитель Беликов, боящийся любых действий, не санкционированных начальством, то есть, боящийся живой реальности и подлинных встреч, несомненно имеет отношение к описываемому феномену. Его идея, заключённая в формуле «как бы чего не вышло», наверняка вдохновляет и сегодня многих, особенно «партийцев». И всё же во главе угла нынче стоит нечто иное, более соответствующее историческому моменту — самость.
Когда обычный день заряжен
Словами нежности с утра,
В которых света и добра
Намного больше, чем вчера —
Недолгий миг апрельской блажи
Воспринимаешь на «ура».
А мне казалось, этот город,
Где что ни час — девятый вал,
Уже давно меня сожрал,
Переиначил, растерзал,
В неисправимость до упора
Вдавил и душу растоптал.
Учение Оригена было осуждено V Вселенским Собором (553) как ересь, между тем его влияние на отцов Церкви и богословов, в православности которых никогда не было никаких сомнений, велико. Ориген ввел в богословие такие слова, как «Богочеловек» и «ипостась». О том, что в учении Оригена православно, а что нет, как сказалось на его богословии увлечение философией Платона, а также как оригеновское «может быть» превратилось у его учеников в «только так и есть», рассказывает Виктор Петрович Лега.
Незнакомые — это те, которых любишь ниже пояса.
Родные — это значительно выше, возвышеннее...
Эльчин Сафарле (Мне тебя обещали)
Летишь в никуда что есть мочи,
На сердце ни шатко, ни валко.
А счастье — проснуться средь ночи,
Ощупывать взглядом фиалку.
Извергнутся подлые реки
Смешных подозрений и боли.
И выдохнешь в кои-то веки:
«Спасибо, Судьба, я доволен!».
Есть замечательная серия тоненьких книг для детей «Настя и Никита» издательства «Фома». Наверное, большинство родителей эти книги знают и любят. Я тоже с удовольствием читаю их. И больше всего ценю «Настю и Никиту» за то, что любую книгу из серии можно дать читать ребенку любого возраста и не опасаться, нет ли там чего вредного для детской души. Абсолютно доверяю издателям и в этом отношении, и в отношении качества текстов и иллюстраций.
Хочу рассказать об одной из книг этой серии — о «Лунном затмении» Александра Ткаченко.
...Путаник он несусветный, человек твой. Других путает — ладно, с его спросится. Дак ить он и себя до того запутал, не видит, где право, где лево. Как нарошно, все наоборот творит. Че не хочет, то и делает. Это не я одна вижу, что мне такие глаза дадены, и ты, ежли посмотришь, увидишь. Приглядись, приглядись хорошенько. Ему смеяться совсем неохота, ему, может, плакать надо, а он смеется, смеется... И говорит... он хитрит на каждом слове, он не то хотел сказать. А че сказать просится — не скажет, промолчит. Надо идти в одну сторону — он поворотит в другую. Опосле опомнится — стыдно станет, обозлится на себя... а раз на себя, то и на весь белый свет. И тошней того поперек, хужей того наперекосяк. Это ж надо так не держать себя, под угон пустить. Живешь-то всего ничего, пошто бы ладом не прожить, не подумать, какая об тебе останется память. А память, она все-о помнит, все держит, ни одной крупинки не обронит. Опосле хошь кажин день на могилке цветочки сади, все одно колюча попрет...
Патологическая страсть,
Неукротимая привычка
В случайном блоге копошась,
Себя трухою всякой пичкать.
Но вдруг нарвёшься на строку:
«Уже кузнечику не прыгать,
Крадётся смерть по потолку,
По ночнику, по шкафу, книгам,
По лепестку церковных треб,
По краю зла, где свергнут идол.
Благодарю за жизнь, за хлеб,
Как сладко пахнет панихида!»…
Предстоятель Русской Церкви Святейший Патриарх Кирилл стал лауреатом Национальной премии «Лучшие книги и издательства года — 2015». Вручение премии прошло 18 марта 2016 г.
Награду Первосвятитель получил в номинации «Религия, философия» за книгу «Семь слов о Русском мире. Всемирный русский народный собор».
Также в этой номинации премию получил и. о. первого зам. председателя Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ Александр Щипков за цикл философско-аналитических статей в «Литературной газете» — «Патриотизм и национализм как факторы российской истории. Коллективная монография».
Премия учреждена в 2000 году Русским биографическим институтом, «Литературной газетой», Российской государственной библиотекой и Культурно-просветительским центром «Орден».
Случилось нам как-то с подругой посетить Псково-Печорский монастырь. Очень удачно сложились обстоятельства: ехали мы в комфортном поезде вдвоем, разместились в хорошей гостинице. Стояла прекрасная зимняя погода, мороз и солнце. Времени у нас было в Печорах целых два дня, так чтобы посетить субботнее и воскресное богослужения. Создавалось впечатление, что нас ждали в гости.
Вход в пещеры был ограничен. И после утренней литургии мы поспешили присоединиться к группе паломников. Я готовилась к этой поездке долго, столько всего накопилось в душе, столько советов хотелось испросить у священников. Но народу в монастыре всегда бывает много, и выслушивать долгие исповеди они не в состоянии. «А вы к батюшке Иоанну нашему идите», — так посоветовал мне священник.
Пошли мы в Пещеры и остановились у могилки архимандрита Иоанна Крестьянкина. А монах-проводник рассказывает, что мощи погребенных здесь монахов нетленны. Такой особенный климат в Богоданных пещерах. А на Пасху, на возглас: «Христос Воскресе!», дружный хор усопших отвечает: «Воистину Воскресе!» Выстроилась вереница паломников, и каждый, подходя к склепу, встает на колени, дотягивается рукой до могилки батюшки и быстро шепчет о своем. Это настоящая исповедь, а принимает ее сам Иоанн Крестьянкин. Я поступила так же, успела выплакать батюшке свои беды, покаялась в грехах, а дальше следующий, скорей-скорей. Время ограничено, нас просят к выходу, а так не хочется уходить.
Что может быть трогательнее Прощенного воскресения в преддверии Великого поста, на котором поется псалом «На реках Вавилонских». Этот псалом известен всем. После Рождества и Святок мы начинаем смотреть туда, где ждут нас дни покаяния. Он такой пронзительный и печальный, и проникает в самую глубину души. Слезы покаяния текут по щекам. Плачут все, и священники, и народ Божий, сердечно и коленопреклоненно прося друг у друга прощения. Почему же слова этого псалма, написанного пророком Давидом более двух тысяч лет назад, так трогают наше сердце? Потому что это Боговдохновенные слова, и они о нас.
— Миссис Кирк, вы знаете, что Колин Треверс приехал? — Спросила миссис Уинсли у своей соседки. Обе дамы были слегка полноваты, среднего возраста и имели довольно добродушный характер, который и полагалось иметь таким почтенным матронам. Однако миссис Уинсли предпочитала лиловый цвет в одежде, в отличие от миссис Кирк. Та больше любила тёмно-зелёный. Даже её чепец, аккуратно завязанный под подбородком, был зелёного цвета.
— О, да, приехал, без гроша за душой. — Ответила миссис Кирк, закивав головой, в подтверждение своих слов так усердно, что её чепец опасно заколыхался.
— Его отец умер, ничего ему не оставив, и ему даже пришлось продать имение, чтобы покрыть долги. Говорят, он купил домик в Н. — Полушёпотом поведала эти сведения миссис Уинсли.
Можно быть семи пядей во лбу
И на женщин смотреть обалдело.
И своё же нарушив табу,
С первой встречной дойти до предела.
Убежать от весенней реки
С естеством обоюдных желаний,
Когда чувствуешь в пальцах руки
Точки нервных своих окончаний…
А к утру прекратится игра,
И отложишь её в долгий ящик,
Словно новую пробу пера
Перед тем, как сойтись с настоящим.
Пустыня Мохаве хранила своих странников. Планета Земля растеряла разум в больших городах, подменив его избитыми готовыми фразами и пошлыми фотографиями придуманных семей и купленного ими хлама. Но те, кто хотел жить, уходили в пустыню. Там, на перекатах песочных дюн ныряли юркие ящерицы. Редкие птицы высматривали их хвосты в надежде прокормиться. А в городах осыпавшиеся стены полуразрушенных домов прикрывали огромными зеркалами. Казалось, что мир превратился в одно большое зеркало. Ты смотришься в него и думаешь, что ты — это ты. Но зеркало это кривое. Оно искажает и тебя и мир вокруг тебя. Шипы становятся розами, розы — шипами. Тайна — обыденностью, а суета — радостью. Поддавшись отражению, ты начнешь играть в игру, которая предложена тебе миром, не понимая, что игра эта — не твоя. В ней ты — пешка.
Сегодня сзывали героев
С окрестных дворов на войну,
Я плакала. Вышли и строем
Шагали и пели: Вернусь!».
В холодном тумане чеканным
Казался размеренный шаг,
В пивной отзвенели стаканы,
Теперь только швабры шуршат.
Навстречу с бессмертьем спешили.
«Любимый, куда ты, куда?»,
До славы мы горькой дожили,
«Мой милый, а если беда?».
Предлагаем нашим читателям интервью с Ириной Богдановой, автором книги «Мера бытия», отмеченной на конкурсе «Просвещение через книгу» в 2015 году (первое место в номинации «Лучшее художественное произведение»).
— Ирина Анатольевна, как возник замысел книги? Менялся ли он в процессе работы?
— Во-первых, я хочу поблагодарить всех, кто сказал мне добрые слова по поводу книги «Меры бытия» и, конечно, организаторов и жюри конкурса «Просвещение через книгу», столь высоко оценивших моё произведение.
Замысел книги о блокаде возникал постепенно, и не один год накапливались впечатления факт за фактом, пока разрозненные обрывки мыслей и чувств не оформились в желание рассказать о тех, о ком мало рассказано, и напомнить то, о чём страшно вспомнить.
Этот роман сразу был задуман в формате большой прозы, чтобы читатели успели сродниться с героями, узнать, кто они, откуда родом, о чём мечтали и кого любили. Говорят, что каждая книга хранит души тех, кто живёт в ней, кто её писал и читал. Надеюсь, что это так.
О войне в целом и о блокаде в частности издано много книг, сняты фильмы, написаны стихи, казалось бы, что еще можно добавить? Но есть две категории защитников города, о которых мне захотелось рассказать особо: это девушки — бойцы МПВО (Местная противовоздушная оборона) и шофёры на Дороге Жизни. В военные годы многие жители Ленинграда называли Ладожское озеро Дорогой Смерти.
