Зачем мы здесь? Что сделать мы должны
Для бытия и не для бытия?
Не отделяя от чужой вины
Свою вину — вина всегда своя, —
Я все же признаюсь, что не могу
Усвоить сочетательный закон —
Не для отчетности, но… свечку жгу
Безжалостно, жестоко, с двух сторон.
Православный христианин знает, что ангелы существуют, вот только не всякий готов видеть ангела в ближнем, не всякий готов на себя смотреть, как на посланника Божия в мире сём. А, между прочим, если не заботиться о всяких там -измах и терминах, а попросту, по-детски, взглянуть на человека как на творение Бога, то задача человека в том и состоит, чтобы самому быть ангелом и других делать ангелами.
Сколько крыльев у ангела? — спрашивает духовный отец у своего чада.
— Два крыла.
— А у Серафима?
— Шесть.
— А у человека сколько?
— Батюшка, не знаю.
— А у человека — сколько угодно. Сколько любви — столько и крыльев (из бесед с архим. Ипполитом (Халиным).
Любовь, а что она такое? Реки любят моря, моря любят реки — потому что находятся в общении. А болото никого не любит (только себя и своё), и болото никто по-настоящему любить не может (само же болото мешает). Разве только лягушки. Вода без движения застаивается, то же самое происходит с жизнью, с душой. Люди, хорошие только для себя и своих, похожи на болотца: не напиться из них, не омыться — только квакать общим хором со всеми жабами мира. Скука, а не любовь.
Вот тут, вот тут, подобно коже,
улыбкой морщатся века —
ни на кого ты не похожа,
танцующая свысока.
Дородна и легка, как птица,
нисходишь пламенем в огонь,
тобою жизнь внутри искрится —
тьмы нищих жалует король.
С книгами Владимира Леви я знакома очень давно. Хотя и не всегда была согласна с тем или иным мнением этого известного психолога, но время от времени почитывала его и, как правило, находила что-нибудь интересное или даже полезное для себя. А недавно попалась мне книга с многообещающим названием «Одинокий друг одиноких (просьба о любви)». Но здесь, увы, меня постигло полное разочарование как в книге, так и в профессионализме автора. И это еще очень мягко сказано.
Если называть вещи своими именами – то это не книга, а какая-то смесь непристойностей с самолюбованием. Писатель будто любуется своими и чужими падениями, воспевая их в стихах и прозе.
Исполнен свежести
и чист,
Изящен, зелен,
Весной родился нежный лист
На крепком древе.
Он кроной пышной был храним
От бурь и зноя,
В сиянье счастия над ним
Иссякло горе.
Но лист судьбину проклинал:
«Я раб природы!»
Не древа неги он желал —
Желал свободы.
Россия уходит на небо,
Попробуй ее удержи.
В Отчизне душа больше хлеба.
Святая, устала от лжи.
От горьких рыданий суровых,
От вечных попреков и зла.
Россия разбила оковы
И душу в руках понесла.
«Любить — это в райские двери стучаться,
Родных имена поминать.»
Любить — это с Отчиною повенчаться,
За Родину кровь проливать.
Любить — к ослепительным высям взывая!
Идя неторенной тропой.
И с каждой минутой вокруг открывая
Величия гордый покой!
Предутренняя тишь.
Убранства роскошь в свете фонарей
там за окном. Чернеет лишь
дорога мокрая, но блики светлые на ней.
В едва заметном воздымании листвы
— дыханье осени неторопливой.
А вот в ладошках-листьях сливы
белеет первый снег! Он для меня.
И нежеланно приближенье дня.
Ты своим неуменьем прощать
отказал мне вновь в праве на жизнь.
Разъярился конь-время и —
вспять!
Только я уж другая, не злись.
Сколько раз выжигался мой дом,
и я зябла в его пустоте.
Но теперь разложу коню корм
за оградой на узкой тропе.
Весной 2017 г. в книжных магазинах Великобритании появится «Повесть о Берене и Лютиэн» Р. Р. Толкиена. Книга была написана в 1917 г. В то время молодой Толкиен только что вернулся с войны, он страстно влюбился в свою будущую жену Эдит, и под впечатлением этих чувств написал красивую историю любви.
Для самого Толкиена эта история значила много, так как именно эти имена выгравированы на надгробии его могилы, где он похоронен со своей женой.
Холодный осенний дождь закончился, и озорной ветер стал наводить на небе порядок. Он распахнул тяжелые серые тучи и выпустил на свободу яркие лучи солнца, которые сразу же начали сушить промокшую остывшую землю.
Десятилетняя Люба с радостью надела свои старенькие ботинки, доставшиеся ей от старшего брата Гриши, взяла сделанную папой деревянную куклу и вышла из дома. Родители уже были во дворе. Стоя у амбара, они советовались, как им лучше сохранить собранный урожай.
Благодаря хакерам (как говорят, русским) в сеть утекла переписка между Джоном Подестой, главой избирательного штаба Клинтон, и близким другом и бывшим боссом Барака Обамы, Сэнди Ньюманом. Переписка эта чрезвычайно интересна даже не тем, что будущая администрация США будет решительно антихристианской, это все уже давно заметили.
Переписка открывает подробности того, как именно будет разворачиваться (и уже разворачивается) атака на христианскую веру. Первой мишенью демократической партии является Католическая Церковь - как наиболее крупная и влиятельная община, сохраняющая традиционные взгляды на брак и ценность человеческой жизни, но нет оснований сомневаться, что речь идет об усилиях, направленных против любых христиан, сколько-нибудь приверженных слову Божию - православных, католиков или консервативных протестантов.
В этой переписке Ньюман советует организовать “католическую весну”, чтобы “Cами католики потребовали положить конец средневековой диктатуре ввели немного больше демократии и уважения к гендерному равенству в католической Церкви”. Для этого, по мнению Ньюмана, следует посеять “семена революции”.
На это Подеста отвечает, что демократическая партия США уже вовсю занимается такой деятельностью - “Мы создали “Католический Альянс за Общее Благо” ради такого момента. Но я думаю, что пока ему не хватает лидерства для этого. Также и “Объединенные католики”. Как большинство “весенних” движений, я думаю, они должны развиваться снизу вверх”.
Сегодня, гостюшко, я тебя угошшу для разнолику кислыми штями, — это квас такой есть бутылошной, ты, поди, и не слыхивал про тако питье, про квас такой. Скоро и званья не останется от этого названья.
Вот повсеместно варили кислы шти, а против наших хозяек уемских никому не выстоять. В нашей Уйме кислы шти были первеюшши и такой крепости, что пробки, как пули, выскакивали из бутылок.
Да я вот охотник и на белку с кислыми штями завсегда хожу. Приспособлю пробку, белку высмотрю и палю. И шкурка не рвана, очень ладно выходит.
Раз я в белку только наметил стрелить — гляжу, а меня волки обступили. Глазишшами сверлят, зубишшами шшелкают по-страшному.
А у меня ни ружьишка, ни ножишка, только бутылки с кислыми штями.
Ну, я пробки поослабил да кислыми штями в волков, — да по мордам, да по глазам!
Кислоштейной пеной едучей волкам глаза залепило. Вот они закружились, визгом взялись и всяко соображенье потеряли.
Я волков переловил, хвостами связал, на лыжи стал да в город. На рынок прикатил и продал живьем для зверинца в увоз.
А один волк в кустах остался, там о снег да лапами глаза прочишшал. Глаза прочистил, нашел бутылку кислых штей, — это я обронил, — хватил бутылку зубами, а пробка выскочила да в волка, кислы шти в волка.
И так его зарядили и так волком выпалили из лесу, что волка-то в город бросило!
А тут на углу Буяновой у трактира — у «Золотого якоря» истуканствовал городовой полицейский, он пасть открыл — орал на проходяшших.
Волк со всего маху да городовому в пасть!
Собака была рыжая с белым подшерстком и черной полосой на хребте. Она лежала вдоль дороги, причудливо вытянув вперед лапы и уткнув нос в пыльные камни мостовой. Должно быть, в смертельной агонии она прикусила себе язык, и сейчас его кончик свисал между зубов с правой стороны её челюсти. Через приоткрытые веки виднелись выпученные белки глаз, уже никуда не смотрящих. Длинный хвост был зажат между лапами — видно, в последние минуты жизни собаку охватил страх.
Он сел рядом с ней прямо на камни и стал гладить скомканную шерсть существа, которое недавно именовалось другом человека, но пришло в негодность и было выброшено за пределы города. На его лице, худом и бледном, с впалыми ясными глазами, острым носом и тонкими губами, спрятанными под густотой растительности, отражались интерес и расположение. Он гладил долго, не торопясь, спешить ни ему, ни собаке теперь не имело нужды. Нагладившись, он снял с себя ужевый пояс, которым подвязывал хитон, и сделав на одном конце пояса петлю, прицепил её к собачьей лапе. Затем встал, и даже не отряхиваясь, пошел к городским вратам, волоча за собой новую ношу.
Так он вошел в Эмесс.
Елена и Анна неслись на только что отремонтированном джипе, как на раскрытых парусах, по бездорожью в Мерзлово. О, это Мерзлово! Это такой благодатный кусочек земли, где в заброшенном селе, превратившемся в дачный поселок, восстанавливается разрушенный храм. Место, затерянное в лесах, труднодоступное, тем еще более ценное. Там в каждый камешек вложен свой труд, там каждое деревце посажено своими руками. И все, что удалось восстановить пока в храме, хранит тепло человеческих сердец. Там, как нигде, чувствуется, что «небо отверсто, и ангелы сходят с небес».
18 октября в московском Музее современной истории России состоялась презентация сборника документов «Забытая трагедия русинов: национальная политика Габсбургов в годы Первой мировой войны» (авторы книги — председатель Брянской общественной организации «Историческое сознание» Д.А. Ахременко, профессор Минского филиала РГСУ К.В. Шевченко и харьковский историк Е.Л. Кривочуприн). Одна из самых трагических страниц Первой мировой войны связана с появлением в Австро-Венгрии концентрационного лагеря «Талергоф», предназначенного для жителей Буковины и Галиции, которые высказывали симпатию Российской империи. После присоединения Западной Украины к СССР тема Талергофа была под запретом. В настоящее время власти Украины также замалчивают эту трагедию. Авторы книги предприняли попытку изложить историю событий тех лет с опорой на документальные источники. О том, какое значение имеет для современной России трагедия русской Галиции, рассказывает Кавказскому геополитическому клубу Денис Ахременко.
Книга расскажет ребёнку о том, как убить его домашнего питомца.
Извращенец, не скрывающий своих «нетрадиционных» сексуальных наклонностей, издал книгу для детей, которая продвигается в России через сеть детских библиотек.
«Удивительной энциклопедией» и «потрясающим путеводителем по истории» назван опус 55-летнего ген. директора фирмы «Apple» Тимоти Дональда Кука (имя на обложке — Тим Кук) «Как изменить историю с помощью мотка верёвки», который предлагается детям от 10 лет и старше. Издатели обещают, что после прочтения книги читатель будет смотреть на окружающие его вещи совсем другими глазами!
И они правы: совершенно очевидно, что привычная картина мира 10-летнего ребёнка может здорово пошатнуться после встречи с сим «шедевром».
Бабочка и гусеница
Гусеничке нравится
Бабочка-красавица:
— Ах, как хочется летать!
Где бы крылышки достать?
Мячики
Прыг-прыг-прыг — что было сил
Мячик маленький спешил,
А за ним большой бежал,
ПРЫГ — и вмиг его догнал.
Идея создать библиотеку появилась у иркутянина после того, как в одной из куч ненужных бумаг он обнаружил собрание сочинений Дж. Р. Р. Толкиена. Взяв книги домой, он решил не останавливаться на достигнутом. Его поразило, как люди перестали ценить книги и легко выбрасывают их на помойку. Евгений стал сам организовывать в школах акции по сбору макулатуры, ездил в архивы, забирал у них все, чем они готовы были поделиться.
Тогда на его полках появились известные отечественные и зарубежные классики, детская, историческая, медицинская, криминалистическая литература… Вскоре книг стало так много, что пришлось срочно сооружать специальные стеллажи под навесом во дворе дома, получилась настоящая публичная библиотека, пользующаяся спросом у горожан.
Вот я о словах писаных рассуждаю. Напишут их, они и сидят на бумаге, как не живы. Что кто прочитат. Один промычит, другой проорет, а как написано, громко али шепотом, и не знают.
Я парнем пошел из дому работы искать. Жил в Архангельском городе, в немецкой слободе, у заводчика одного на побегушках. Прискучила мне эта работа. Стал расчет просить. Заводчику деньги платить — нож вострой. Заводчик заставил меня разов десять ходить да свои заработанны клянчить. Всего меня измотал заводчик да напоследок тако сказал:
— Молод ты ишшо за работу получать, у меня и больши мужики получают половину заработка, и то не на всяк раз.
Я заводчику письмо написал.
Сижу в каморке и пишу. Слово напишу да руками придержу, чтобы на бумаге обсиделось одним концом. Которо слово не успею прихватить, то с бумаги палкой летит. Я только в сторону увертываюсь. Горячи слова завсегда торопыги.
Из соседней горницы уж кричали:
— Малина, не колоти эк по стенам, у нас все валится, и шшекатурка с потолка падат.
А я размахнулся, ругаюсь, пишу — руками накрепко слова прихватываю: один конец на бумагу леплю, а другой — для действия. Ну, написал. Склал в конверт мордобитно письмо, на почту снес.
