Осенняя бессонница

Тихо скучаю всю ночь по теплу
Ласковых рук листопада.
Сверху звезда, раскрошившая мглу,
Падает. Значит, так надо.

Осень пускает за тёмным окном
Молнии белые стрелы.
Целая вечность в мгновенье одном
Передо мной пролетела.

Как бы успеть все

Как бы успеть все, как бы сделать,
Сколько песен уйдет в могилу?
Да и кому до песен дело,
Если слова не имеют силы?
Как поросли сердца червонцем,
Как натянули очки на глазки,
Чтобы не видеть света солнца,
Чтобы не слышать песен сказки.

«Аз есмь дверь…» (Ин. 10: 9)

Первый раз в жизни я услышала молитву, когда мне едва исполнилось 18 лет и я была еще не крещена, не думала переступать порог церкви и периодически пыталась спорить с набожной бабушкой о существовании Бога…

 Умер мой любимый дедушка Мирон Андреевич. Он долго и тяжело болел, и поэтому даже любящие дети — мой папа и дядя с тетей — тихо говорили: «Отмучился…» Наверное, так оно и было, но от этих слов мне не становилось легче, и я безостановочно плакала, пронзенная мыслью о том, что дедушка ушел от нас навсегда. Так, в слезах и в самом сумрачном состоянии души, я доехала до кладбища.

Ценить то, что у нас есть...

Во время тяжелой болезни я была потрясена выказанной мне поддержкой и любовью друзей, впервые реально ощутила не только близость смерти, но и невероятную близость Бога, перестала оглядываться на мнение других людей и начала быть «сама собой». Я думала, что, выйдя из больницы, буду жить по-другому, что каждый день моей жизни наполнится смыслом — ведь я теперь опытно знаю, как хрупка перегородка, отделяющая жизнь «здесь» от ухода «туда». Ощутив краткость дней, я решила проводить оставшееся мне время жизни, радуясь! Я понимала, что мне придется выйти на работу, но при мысли о том, что необходимо вернуться к «статической», сидячей работе в бухгалтерии, мне становилось грустно, хотя своим сотрудникам я была благодарна безмерно за оказанную мне помощь и поддержку…

Идущий

Я живу как вечно уходящий,
на кого-то счастье наводящий,
на кого-то ужас. Вечно новый —
прихожу всегда к себе иному.
Мир стоит, а я бегу вперёд,
прихожу — и всё наоборот:
я стою, а мир течёт, плывёт,
утекает прочь из года в год.

koppel.pro

Лужи листьев под ногами

Лужи листьев под ногами
И цветёт, цветёт октябрь
Небывалыми кострами,
Что по кронам вдаль летят!

И простор багрянцем манит,
И волнует синева.
След от месяца румяный
Прячет утра голова.

Мена

Запах печенья овсяного,
Листья летят и летят.
Всё начинается заново,
Будто лет сорок назад.

Ни на кого не похожие,
Словно свой сон наяву,
Так же ловили прохожие
Немолодую листву…

Та же привычка — со свечкою
Пальцами вскользь по стеклу
Нарисовать с человечками
Лодку, звезду и стрелу.

Христос посреди нас...

Кто я такая, чтобы дерзать написать о пастырях Церкви? Но так хочется поделиться с другими радостью о Милости Божией, которую я получала по молитвам священников, ибо на своем личном опыте осознала я истинность утверждения: «Христос посреди нас!» — посреди тех, кто приходит к Нему за спасением…

Как мудрый Учитель, прикреплял Господь ко мне, «двоечнице», своих лучших, ревностных учеников, и каждый из них помогал мне усвоить необходимый урок.

К нам едет Постмодерн

Модное слово «Постмодерн» — страшное и глумливое, обещающее то ли свободу, то ли закабаление свободой. Необузданная свобода пугает. Да что греха таить, свобода вообще отпугивает любого добропорядочного гражданина, а свобода от всего тем паче. Нельзя быть свободным от всего — это немыслимо. Бред сумасшедшего, уравненный с речью профессора — это ли свобода? Но, с другой стороны, почему бы не проверить насколько человечен профессор, вдруг человек в нём совершенно выветрился? И что если далеко не каждый человек сумел пройти искушение профессионализмом и остаться человеком? Хороший человек — не профессия, да, но и хороший профессионал не обязательно достойный человек, ибо человек — не функция, а бытие. Уборщица баба Дуся, возможно, окажется человеком в большей степени, чем какой-нибудь дока Сан Саныч. Или, вернее, вообще никаких степеней в этом смысле не существует и думать иначе не только неэтично, но и в корне неверно.

Постмодерн отстаивает право каждого выбирать себя, даже того, кто этого делать не хочет или не умеет, или не собирается уметь, или не может. Он стремится освободить человека от всего внешнего, от всех подпорок, и освободит, если только не встретит на своём пути того, кто «сидит» внутри. Кто есть, а не кажется, кто реален, кто по-настоящему жив, а значит по-настоящему свободен. Свободному свобода нестрашна, как не боится ветра каменный дом — в отличие от соломенного, бумажного или даже картонного.

Признание

Мой сосед по парте Мишка
Жить нормально не даёт:
То в портфель засунет мышку,
То в тетрадку клей нальёт.

Любит дёргать за косички,
Обзываться и толкать.
Что за глупые привычки?
Я могу и сдачи дать!

Главное

Быть радой каждому, не только важному,
быть щедрой искренне, себя даря,
и заслонять других от зла сермяжного,
за всё Всевышнего благодаря.

Насытив жаждою судьбу, однажды я
взлечу как облачко в родную высь,
и встретив каждого, родного дважды мне,
скажу: мгновение, остановись!

 

Вечер

Огоньки в домах зажгутся,
И взойдет звезда большая,
Тени по полу пройдутся,
Тишины не нарушая.

Половица скрипнет в сенках,
Ветка стукнется в окошко.
Тень, ползущую по стенке,
Станет лапой трогать кошка.

Вздрогнет пыль под звездным светом,
И в углы осядет снова,
Будто стыдно быть ей в этом
Чистом воздухе лиловом.

Человек

Я не то что против, скорее — за.
Но часы стоят, и закрыт вокзал.
И вокруг не видно ни зги. Итог —
Человек выходит.  Один. В пальто.
Завернувшись «от» — он не думал «для».
Единица — как оппонент нуля.
Этот вечер — сумма дневных часов.
Человек молчит, он устал от слов.
Незнакомый город,  как я сказал,
Человеку смотрит в его глаза.
Неприветлив вечер. Зима. Итог — 
Человек уходит. И без пальто.

Страницы