Омилия

Беседы Марии Коробовой (для издательства «Глагол», «Православное слово в Нижнем Новгороде», примерно середина 2008 г.)

Детские вопросы — это хорошо или плохо? Не спешите с ответом. Да, детская неуемная любознательеность, жажда постижения Божьего мира — это прекрасно. Мы любим эти вечные «Почему?» веселых галчат-дошколят с глазенками, распахнутыми навстречу неизведанному, но… Какие же могут быть «но» в таком случае? Предагаю вам маленькую «зарисовку с натуры», сделанную совсем недавно в Троицком соборе Дивеева — святыни для всех православных. Похожие сценки мы с вами, прихожане, наблюдали много раз.

Нарядная молодая паломница (кстати, только со второго раза согласившаяся надеть ситцевую юбочку-передник поверх джинсов) вошла в храм с мальчонкой лет пяти-шести.

— А это чего? А зачем они? А что там? Почему икон много? Почему…

Посылаю в «Омилию» «нехудожественную» статью, надеясь. что материал пригодится не только воспитателям д/с и нач. школы, но и многим родителям. Экологическая психогимнастика «по Коробовой» вошла в мою новую книгу.

В этой небольшой статье мы раскрываем дополнительные педагогические возможности психогимнастики, которая в нашем случае выступает и как форма, и как метод работы воспитателя. Познакомим также с интерпретацией психогимнастики в контексте нравственно-экологического воспитания. Представленный материал может оказаться полезным не только воспитателю, но и гувернеру, педагогу группы продленного дня в начальной школе. Психогимнастика обогатит новыми красками и семейное воспитание.

Недавно на просторах Интернет’а довелось натолкнуться на одну дискуссию о Сталине и Церкви. И больше всего меня поразило не то, что по наименованию православные люди защищали Сталина, а то, как они оправдывали репрессии и мелочно считали миллионы ли жертв или сотни тысяч. «Я готов стать к стене, без вины, если рядом поставят двух-трех негодяев» «Пусть погибнут и невиновные, лишь бы страна очистилась от всякой *** (дряни)» «Господь Сам отберет невинных» - проносилось от строчки к строчке, где буквально, а где подразумевая. Все во имя Великой России, все во имя Святой Руси! И вот от последнего меня покоробило: не от словосочетания Святая и не потому, что я русофоб, а стало больно: если христианин, тот, кто свою страну зовет Святой оправдывает братоубийство – то что спрашивать с атеиста?

Можем ли мы во имя великой, пусть и благой цели, жертвовать чей-то жизнью? Христиане ли мы, оправдывая репрессии и (что самое страшное) репрессии против церкви, против своих же собратьев по вере и крови?!

(Репортаж с Нижегородчины)

Посылаю репортаж приблизитеьно полуторагодовалой давности — у нас вроде «газетного» жанра не очень много — а ребята-музыканты вдруг и к вам в Украину залетят когда-нибудь.

Итак, сегодня, в субботу отправляемся на православную ярмарку. Музыкально-поэтическое содружество «Даждь» дает концерт. Атмосфера ярмарки «Земля Серафима Саровского», столь полюбившейся нижегородцам, погружает в мир звуков сразу. С небольшого прилавка у входа раздается негромкий узнаваемый голос Жанны Бичевской. Оказывается, здесь можно приобрести диски и кассеты с ее православными балладами! Еще два-три шага… «…Родина, Родина, я твоя родинка…» — красиво взлетающий голос устремляется высоко под своды павильона — это уже явно не запись.

Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные,
и Я успокою вас (Мф. 11, 28)

Недавно, беседуя с одной воцерковленной православной христианкой, я спросил у нее:
 — Как вам удается быть со всеми такой доброжелательной и позитивной?

Ответ женщины весьма удивил меня, а вернее опечалил, ибо в основе ее «любви к ближним» лежала ложная мистика. Буквально она сказала:

- Откуда в нашем сердце взяться любви? Нужно хорошенько представить, что эту энергию «любви» зачерпываем рукой на небе, переводим ее в свое сердце, а затем распространяем на других….

Неужели нельзя,
Написать просто так,
От души, не трубя,
Добрый искренний стих?
В нём слова, как друзья,
Без которых никак.
Я забуду себя,
Путешествуя в них.

Белобрысый рассвет,
Огне-рыжий закат.
Между ними мосты
Удивительных слов,
Где нехитрый сюжет,
А в ночи звездопад.
И мечты, и цветы
Параллельных миров…

После пьяной луны
Распогодится день.
На прозрачной воде –
Белых лилий узор.
От любви и весны –
Под черёмухи сень.
Каждой новой звезде –
Чей-то пристальный взор.
2010

Белокрылый мой ангел-хранитель,
Мир чудесен и жизнь хороша,
Но незримая манит обитель,
По которой скучает душа.

И небесная грусть ей приятна…
Среди дней, что зовутся судьбой,
Она рвётся, сквозь тёмные пятна,
В уходящий простор голубой.

Не оставь меня, добрый ходатай
На осколках разбитой мечты.
И к моменту назначенной даты,
Появись у последней черты.
2010
 

1
  Сметая всех на своём пути, по улицам Петрограда лилась огромная толпа народа. Она была столь велика, что казалась единым существом, поглощающим всё пространство вокруг себя.
«Хлеба! Хлеба!!» – катилось из одного её конца в другой, постепенно превращаясь в слова «Долой войну».
«Царя на плаху!» – поёживаясь от декабрьского  холода, выкрикнул тощий студентик в распахнутой не по погоде шинели. – «Да здравствует тысяча девятьсот семнадцатый год!».
«Царя на плаху!», – дружно подхватили разгорячённые мужики в овчинных зипунах, только что ограбившие бакалейную лавку. – «Ура! Да здравствует революция!».
– Знаешь, мне страшно смотреть на происшедшее с людьми буквально за месяц, – сказал молодой врач Тимофей Петров-Мокеев своему сводному брату князю Всеволоду Езерскому.
Он недоумённо поднял светлые брови, отчего его открытое лицо, с чуть курносым носом, сделалось обиженным, как у несправедливо наказанного ребёнка.
Штабс-капитан Езерский пожал плечами:

Тесно в холодной клетке –
Вглубь одичалый взор,
Словно в дрянной газетке –
Мой, не чужой позор.

Падают с неба звёзды
В душу за полцены.
Птицы готовят гнёзда,
В воздухе дух весны.

Кровь кипятком по венам,
Рай в одиноком сне.
И добровольность плена,
Всё это есть во мне.

Смерть или жизнь – не важно,
Слово попало в цель.
Сбудется всё однажды,
Ласковый мой апрель!

Радость, улыбка взгляда,
Белый цветок в окне,
Чьё-то дыханье рядом –
Вот, всё что нужно мне.
2010
 

РОНА

И пастися будут вкупе волк со агнцем и рысь почиет с козлищем, и телец и юнец и лев вкупе пастися будут, и отроча мало поведет я. (…) И не сотворят зла, ни возмогут погубити никогоже на горе святей Моей: яко наполнися вся земля ведения Господня, аки вода многа покры море. (Ис. 11:6,9).

Рона была плохой собакой. Некачественной. К сожалению, он понял это не сразу.

Уже пять лет он жил один на старой даче и все собирался завести овчарку, цепного пса для охраны. В этом не было особой необходимости, поскольку поселок был тихий, да и брать у него было нечего – но всё же. Этого требовал его мужской характер. Его чёрным перцем жгло желание чувствовать свою власть над первобытной неразумной силой животного, его душу завораживал ядовитый страх в глазах зверя. Он был охотником.

Рону он подобрал в соседней деревне дрожащим щенком.

Снег добротно устилает крыши,
Всё сливая в отблесках родства…
Этой ночью сердце чутко слышит
Свежее дыханье Рождества.

Новый год от Рождества Христова
Полон торжества святых минут –
Из вертепа ясли Бога-Слова
Нас Любовью к вечности влекут.

Хочется, чтоб люди стали чище
В этот год, к добру набравшись сил;
Чтоб Господь и души, и жилища
Радостью нетленной обновил…

И тогда, как сон, пройдут ненастья –
Их разгонит Божья благодать;
И заветный луч земного счастья
К нам прольется, не заставив ждать.

5–14.01.2010 г.
 

Хорошо сказать: "Прости",
И самой принять прощенье,
Разорвать греха прельщенье,
Милость Бога обрести.

Пусть обид ненужных дым
Раствориться в небе звёздном,
Пусть же сердце станет взрослым
Примирением одним.

Жил­был художник один. Местность, в которой он жил, была лесная глушь, в которой щедро водилась разная дичь, а по болотам росло много клюквы. С остальным миром соединяла эту местность старая и тоже, конечно, лесная дорога, проезжая всего несколько месяцев в году — когда скует землю мороз и когда летом долго нет дождя.

- Мне нужна говорящая лошадь, - сказала бабушка, когда я приехал к ней на выходные.
- Или ослик, на худой конец, - добавила она, помогая мне стянуть теплую куртку и шарф.
- На лошади можно ездить в магазин, на дачу, да и просто поболтать о том, о сем в пути. К тому же это большая экономия - не придется тратиться на электричку.
- Но где ты её возьмешь?! - спросил я, и это, конечно, был глупый вопрос, но другого я не придумал. Уж очень она меня поразила.
- О! Говорящих лошадей довольно много, - отмахнулась бабушка, - и я даже приглядела одну, но пока не решилась купить. Серая в яблоках, мелодичный голос плюс знание двух языков! Правда, со словарем.
- Но где ты будешь её держать?! - вскричал я, глядя как бабушка мечтательно прикрыла глаза.
- Вот это как раз то, что меня останавливает, - ответила бабушка и громко вздохнула. - Увы, моя квартира совершенно не приспособлена под лошадей... Да и пенсии, боюсь, не хватит, чтобы её прокормить. Но, милый мой! Откровенно говоря, я неприятно потрясена такой практичностью! И это в твои-то годы!..

И она с жалостью погладила меня по голове.

Фрэнки – наш дворовый хулиган. Известная личность. На улице к нему страшно подойти. Он делает большие глаза, хмурит брови и набрасывается. Как-то я хотела с ним поболтать и даже протянула руку, чтобы поздороваться, ведь родители в детстве учили меня быть вежливой, но Фрэнки и смотреть в мою сторону не стал. «Что стоишь, смотришь?» - наверняка, думал он. - «Иди своей дорогой и не приставай ко мне, я очень злой и опасный, со мной не связывайся, если жизнь дорога!»
И мы с ним не связываемся. Проходим себе тихо, делаем вид, что задумались о чем-то. Лишь бы Фрэнки не осерчал. Уж больно у него вид хулиганский.
Вынес он как-то мяч во двор, наверное, поиграть хотел, но все боятся, пробегают себе мимо и на мяч даже не смотрят. Ну, его, этого Фрэнки! Свяжешься, поиграешь, а потом будешь дома укусы залечивать.
Что? А я разве не сказала? Фрэнки – той-терьер в голубом свитере. Сам меньше кошки, а характер, как у Калигулы. Ну, про Калигулу, думаю, вы и сами знаете, правда?
***

***

Я дивной жаждой к истине влеком,
Пытаюсь отыскать в душе ответы.
Здесь в мягком полумраке так легко
Почувствовать себя частицей Света.

И распростившись с суетной тоской,
Трепещет сердце радостною птицей.
И хочется, забыв о дне мирском,
Молиться, плакать и опять молиться…
 

Столкнуло грани кроватных плит.
Которую ночь возня.
Словам не можется ровно плыть.
Без красной строки ни дня.

Реплай беспечный ползёт ко мне
по туго скрученной простыне.

По вертикали — и был таков.
Отстой и тоску взашей.
Кроссворды, выйдя из берегов,
бегут от карандашей.

Голова в тепле
засыпает где-то
на большой земле
радиальных веток.

Я хочу сказать,
что они устали
и бегут, скользят,
колесят по стали,

дребезжат окрест
напролом, навылет.
То-то будет жесть,
если ветки спилят.