Колыбельная

Тишина и покой мне под голову мягкой подушкой.
Все заботы минувшего дня понемногу забыты.
Закрываю глаза , начинаю торжественно слушать,
Как порхает во мне шестикрылая радость молитвы.

Ночь спускается медленно, траурно и безучастно
Я молюсь - дождик гулко стучит по карнизам и крышам.
У иконы мигает лампадка испуганно  - часто
И во взгляде Спасителя тихое : "Доченька, слышу!"

Спасибо, Боже!

За эти слезы на щеках -
Спасибо, Боже!
За то, что каждый день - вот так
Сквозь силу прожит.
За то, что все едва-едва -
Во тьме по краю.
За то, что не щадит молва,
Идущих к раю.
Из года в год- молчать и ждать.
Хвала, Владыке,
Но я приемлю Благодать
На каждом крике.
На каждом повороте в верх
Так сложен выбор.
И раз за разом больше тех,
Кто, струсив выбыл.
И стали ближние мои
Мрачней и строже,
Но Ты  согрел меня в любви
Спасибо, Боже.
Колени преклоню, шепча:
"Я и не знала –
Что можно жить кровоточа,
Утешась в малом".  

Тихое утро августа

Тихое утро августа,
Пообещай, пожалуйста,
День долгожданной радости —
Свежесть, прохладу, покой...

Дремлют в тумане деревья,
Будто в беспечности млея.
В страхе пред зноем полдневным
Снится им дождь проливной.

Пряди седые трав росных
Ветер волнует вопросом:
«Ведь иссушить вас так просто.
Как расстаётесь со мной?»

Пока во мне святое спит...

Пока во мне святое спит,
Пока спешу земным согреться, –
Не осознáю, как болит
Страстями раненное сердце.

Нелепо там искать успех,
Где славы истинной не много –
В оковы зла приводит грех,
И тьма…
            и ты не слышишь Бога.

28.07.2011 г.
 

Кресты

В Санкт-Петербурге, да, красивые дома,
Они, как небеса, удвоены водами,
Задуманными течь, Петром, как в Амстердаме,
Но всех дворцов и вилл прекрасней там тюрьма.
Как тайный Китеж, и она
Стоит в Неве отражена,
Ни выйти, ни войти без назначенья свыше,
И глянувшему вниз на наши крыши
Как два прямых креста всегда она видна.

С Литейного моста, с воды или со льда,
И с набережной в честь безумца Робеспьера
Гряда кирпичных стен, как музыка и вера,
Непроницаема для взоров никогда,
Пока не будем введены
В покой внутри их глубины
Для размышлений об обломках самовластья,
И даром звёзд обещанного счастья
Для высшего суда не будем пленены.

Европа

1.
Пустому небу безразлично,
Во что уйдёт Париж на дно –
В Ислам ли, в Сену, в Интернет…
Народам Запада давно
Забыть своих отцов привычно,
Давно их вещих Меровингов нет.

Земля отцов (новый вариант)

Вечерний Стокгольм погружался в сон. Пустели улицы, в домах один за другим гасли огни. Однако в окнах одного из особняков на Страндвегене продолжал гореть яркий свет, словно те, кто жил там, стремились задержать наступление ночи. Ведь именно в это время к людям чаще всего является та незваная гостья, для которой открыта даже наглухо запертая дверей, и встречи с которой боится, но не может избежать все живое…

Вот и сейчас она уже была здесь, в ярко освещенной просторной комнате дома на Страндвегене, где расставалась с жизнью древняя старуха по имени Пелагея. А возле широкой кровати с резными дубовыми столбиками по сторонам стоял на коленях сын умирающей — седовласый сухощавый герр Петер Юхансен, хозяин крупной шведской фирмы по торговле лесом и целлюлозой, шепча по-русски: «Господи, помилуй… помилуй ее». И сыновняя молитва сливалась с лепетом умирающей матери:

— Петенька… — шептала старуха. Она была единственным человеком на свете, кто называл так герра Петера Юхансена. — Тошно мне-ка… Ты бы положил меня в лодочку да свез домой… там бы мне лечь! А в чужой земле жестко будет спать… холодно… Господи, грех юности моея и неведения моего не помяни… Разве ж я знала, что так все будет?..

Страницы