Слышишь, брат, вдалеке канонада?
Бой над Волгой — совсем не фантастика.
Это Ангелы Сталинграда
Рубят новых чертей со свастикой!
Звезды в небе — для тех награда,
Чья Победа случилась в мае.
Это Ангелы Сталинграда
В снег бинтуют Курган Мамаев.
За пролитые в землю слезы,
Застелившие кровью Волгу,
Пусть врагов загрызут морозы,
Как слетевшие с неба волки.
Новогодние игрушки вспомнила антресоль.
Бронзовый чай проливают в кафе непальцы.
До-ми-соль...
Кто-то там за стеной разминает пальцы...
«Сентябрь»...
Так бы мог представиться даме Рыцарь.
Тебе — двадцать четыре, мне — тридцать.
Ты сказала, что ждешь от меня ребенка.
Прощай, «зеленка»!
Покраснело листовое железо.
В небе на месте пореза —
Кровь заката,
Душа в заплатах,
Как одеяло,
Но с тобой стало,
Как с крыльями...
Кто-то уходит к другой,
Кто-то в надежде и вере
Медленно сходит на берег.
Дальний. Туманный. Чужой.
Каждый по-своему прав.
Есть в жизни что-то такое,
Внутреннее, основное,
Словно отложенный штраф.
В этот момент горизонт
Виден значительно шире.
Всё относительно в мире,
Жребий бросать — не резон.
Никто не видит се́рдца — только Бог:
Всю глубину, всю немощь — без остатка.
И жизни быстротечной эпилог —
Последняя, решающая схватка
Добра со злом. В ней тот лишь устоит,
Кто открывал для Бога настежь двери.
А всех других, кто много говорит,
Спасёт ли Бог? —
Тех, кто в Него не верит...
В гавани корабли,
Ждут их давно моря,
Скоро уже они
Скажут: прощай, земля!
Воздух стал свеж, упруг,
Ту́чатся небеса
Ждут тебя, Милый друг,
Алые паруса.
На парусах Мечты
В дальнюю даль умчишь,
Как удивишься ты,
Что остаётся лишь
Вдруг от большой земли
Бледная полоса,
Ждут тебя впереди
Алые чудеса.
Бывают намоленные иконы, намоленные храмы. А Москва, как ни странно это звучит сейчас, намоленный город. Город святых, монастырей, сорока сороков. Город, множество раз спасавшийся от смертельной опасности молитвами к своей Небесной Заступнице.
Дом Пречистой Богородицы. Это звание Москва переняла в XIV в. от бывшей столицы северо-восточной Руси — Владимира. Покровительство Божьей Матери перешло к ней «по наследству» вместе с главным храмом, Успенским собором, и «главной» богородичной иконой Руси — Владимирской.
Москва издревле ощущала себя под покровом Богородицы. Хотя в наше время этот древний сакральный концепт «Москва — Дом Пречистой» подзабыт и даже для воцерковленного люда не столь очевиден. Главный собор Москвы теперь — храм Христа Спасителя, а Успенский в Кремле на 98 % остается музейной площадкой.
Неотъемлемой частью этого сакрального концепта и участниками общемосковского упования на Божью Матерь издавна стали московские монастыри.
Есть в столице места, где ощущаешь себя как будто в ином измерении. Они словно отрезаны своими стенами от всего внешнего, в них не слышна городская суета. Это островки тишины, покоя, рождающие ответный мир в душе, отстраненность от кипения повседневных страстей. Эти безмятежные острова — древние столичные монастыри, одна из немногих сохраняющихся примет былого царственно-духовного величия первопрестольной. Некоторые из них в XX–XXI вв. стали излюбленным местом прогулок. Некоторые все еще сохраняют ореол музейности и культурного туризма. Некоторые обрели дополнительный смысл как мемориалы русской Голгофы XX в. — там проводились массовые расстрелы. Но почти все они и ныне, как встарь, продолжают исполнять свою главную роль — являются духовной стражей стольного града.
Когда-нибудь поеду снова в Крым,
Чтоб посмотреть душой на море.
Он никогда не будет мне чужим,
Ведь я с крымчанами не в ссоре.
Их выбор вдохновенный дорог мне.
И их мотивы мне понятны.
Хочу парить, как прежде, в вышине,
Грядою гор любуясь необъятной.
К тому ж границей не делю теперь
Я Родину свою с Россией,
Мы Русь одна, и не закрыта дверь
Нам в рай, где воздух синий, синий!
Не уходи, мне и впрямь повезло,
Счастье границы не знает.
Видно не зря это чувство нашло,
Что ты за тайна такая?
Лживая правда? Правдивая ложь?
Тихо придёшь ниоткуда —
Радуюсь, сам на себя не похож.
Вновь начинается чудо.
И прекращается времени бег.
Ты заколдуешь любого.
Хочешь, я всё расскажу о себе,
Хочешь молчать — ради бога.
Сегодня и утро и день — многоточие,
Да разве прочесть, что легло между строк,
Бывало, погибель России пророчили,
Но то был обман и придуманный рок.
Кресты прорастают и поле и звездное
Раздолье, объяв и простор и тюрьму,
Кричали сегодня с трибуны всем грозное,
Но кто из них ведал распятие мук?
Нагие стоим, да того и не ведаем,
И чашу проносят, в ней капля для всех,
Здесь счастье скрывалось за мнимыми бедами,
И горечь одна за обманом утех.
Почему Россия и Запад обречены на противостояние, кто управляет ходом мировых событий, что представляет собой российская элита — на эти и другие вопросы «Культуры» отвечает Наталия Нарочницкая — известный историк, политолог, руководитель Фонда исторической перспективы и Европейского института демократии и сотрудничества (Париж).
— Почему Россию и Запад почти во все времена связывают столь напряженные отношения?
— Русский мир — альтернатива Западу, это и вызывает такую ревность по отношению к нам. Православная Россия и латинский Запад — представители одной христианской цивилизации. Каждый из нас по-своему выразил главный вопрос Евангелия — искушение хлебом и властью. Мы, словно кузены, отношения между нами напоминают отношения разошедшихся членов некогда одной семьи — отсюда и ревность. Ведь на Западе никто не призывает арабский мир или Китай стать такими, как они. А вот Россия обязательно должна себя переделать. Но это невозможно: она содержит в себе и общность с Европой, и собственную индивидуальность, этот дискурс останется навсегда. С этим должны смириться и на Западе, и у нас.
Сорок первый двадцатого длинного века,
От войны до войны — шаг короткий и мир,
От мальчишки до мужа шагать человеком
Нелегко ни по стуже, ни в жар, ни на пир.
Здесь преддверия ада. На границе со светом
Тьма сгущалась от пыли и пепла боев,
Мир раздвоен мечом, и преданья завета
Заглушал от орудий неистовый рев.
Стать героем в безбожном и грозном пространстве
Можно только открыв в этом скрежете высь,
И от крыльев орла на змеиное чванство
Свет и тень упадет. Здесь окопы и рвы.
Три страшных года — 1918-й, 1919-й, 1920-й — среди смерти, голода и тифа Грин писал «Алые паруса», которые посвятил жене Нине.
Восемнадцатый год. Век двадцатый. Преддверие ада.
Что Россия сейчас — только плача и горя юдоль…
Кто увидит еще, как в холодном углу Петрограда
На руках у Лонгрена доверчиво дремлет Ассоль?
Девятнадцатый год. Мир разделен на две половины.
Отменяется Бог на ближайшие семьдесят лет —
На столетья вперед черной кровью пропитана глина...
Где ты, в море любви ускользающий алый «Секрет»?
Украина болеет проказой,
Но мальчишечьей легкой руки
(Вы не видели их?) над Донбассом
Из Ростова летят голубки.
Время прочной завязано нитью,
Точно так, как и рифмами — стих.
Заскорбел вместе с птицами Витя
О ровесниках павших своих.
Светлый ангел — у Господа вестник —
Позабытая боль и упрек,
Из легенды, из жизни, из песни —
Из войны к нам шагнул паренек.
Он повсюду ее угадает,
И в кроваво-бессмысленный ад
Голубиную выпустит стаю —
Но она не вернется назад…
2015
Хабаровск был и остается литературной столицей Дальнего Востока. Известные всему миру писатели и поэты часть своей жизни или всю жизнь посвятили этому удивительному краю и городу на Амуре.
Наверное, Хабаровск на берегу Амура — это город, располагающий к творчеству, поэтому не скудеет наша земля талантами. Ушли из жизни Виталий Захаров и Виктор Еращенко, но на их место в поэтическом строю встают новые поэты. Ведут творческие мастерские литературной площадки «АмуриЯ» при Краевой библиотеке (ДВГНБ) поэт и прозаик Геннадий Богданов, поэтесса Марина Савченко, сотрудник ДВГНБ Екатерина Бондаренко, открываются ранее неизвестные имена.
Российский литературный журнал «Дальний Восток», вошедший в «Золотой фонд прессы 2015», знакомит нас с дальневосточной поэзией. Было бы неправильным считать, что поэты-дальневосточники — это строгое мужское братство.
Директор Государственного литературного музея Дмитрий Бак предложил создать в Москве крупный музейный кластер — Национальный выставочный центр «Десять веков российской словесности». Разместиться «Литературная Третьяковка» могла бы в доме 37 на Арбате, в непосредственной близости от музеев русских писателей: Пушкина, Лермонтова, Гоголя, Тургенева, Чехова и других.
Проект создания Национального выставочного центра поддержал глава «Роспечати» Михаил Сеславинский, который обратился с просьбой к председателю Госдумы Сергею Нарышкину помочь реализовать его.
«Арбат — единственный в мире городской район, связанный с судьбами стольких великих писателей, подобного нет ни в одной мировой столице», — рассказал Дмитрий Бак на заседании оргкомитета по проведению Года литературы, которое прошло на ВДНХ в рамках Московской книжной ярмарки.
По небесной лестнице
ходят те,
Кто стремится в помыслах
к высоте,
Кто от нежной юности
выбрал путь —
Жить, как Бог велит, а не
как-нибудь.
Не за кое-кем идти —
за Христом,
Чтоб нести свой дух только
в Божий дом.
Чтоб прогнуть себя под
церковный свод,
Чтоб собрать сюда весь
честной народ.
Как любил наш батюшка
первый глас,
Как умел молиться он
за всех нас.
Как хранил в душе своей
Божий страх,
А теперь молитвенник,
в небесах.
А теперь поют ему:
«Упокой!»
У могилки люд честной —
да-рекой!
Заработал батюшка
свой венец.
По заслугам воздаёт
Бог Отец!
Ежегодный фестиваль «Книги России» планируется приурочить ко дню русского языка и проводить на Красной площади в Москве.
Президент РФ Владимир Путин поддержал предложение о ежегодном проведении московского фестиваля «Книги России». Об этом сообщил спикер Госдумы и глава оргкомитета по проведению в России Года литературы Сергей Нарышкин.
По словам спикера, такую инициативу он выдвинул от имени оргкомитета по итогам фестиваля «Книги России», который впервые прошёл на главной площади страны в июне 2015 года. По оценкам организаторов фестиваля — Роспечати и Российского книжного союза, — проект получился весьма успешным, а потому вполне естественно ожидающим продолжения. Президент одобрил идею сделать фестиваль ежегодным и приурочить его ко дню русского языка, который отмечается 6 июня, в день рождения Александра Сергеевича Пушкина.
Тихо скучаю всю ночь по теплу
Ласковых рук листопада.
Сверху звезда, раскрошившая мглу,
Падает. Значит, так надо.
Ветер с деревьев срывает листву
С грустным томительным шумом.
Мокрое небо легло на траву
Думы свои передумать.
Осень пускает за тёмным окном
Молнии белые стрелы.
Целая вечность в мгновенье одном
Передо мной пролетела.
Какое горе, если не помочь,
когда не в силах горе превозмочь —
чужое горе. Хуже чем своё,
ведь не спасает в горе забытьё.
Чужое горе — словно в горле ком
(я знаю плачет колокол по ком).
Чужое горе — ближе, чем своё.
Реву, как море: горе всё — моё.
Люблю я гору в шубе чёрной
лесов еловых, потому
что в темноте чужбины горной
я ближе к дому моему.
Как не узнать той хвои плотной
и как с ума мне не сойти
хотя б от ягоды болотной,
заголубевшей на пути.
Чем выше тёмные, сырые
тропинки вьются, тем ясней
приметы с детства дорогие
равнины северной моей.
