В Пятидесятницу впитавши Дух сторицей,
Шагнув за край любой изысканной идеи,
Вслед за Христом пыталась долго Церковь птицей
Под крылья Вести кликать слётков Иудеи.
Венец упавший унаследовав, терновый,
Мужала крепостью рыбацкой Галилеи.
Стирала ветошь мира заповедью новой,
Валила наземь хлам языческих изделий.
Болотом идолов, маршрутом рассеянья,
Искала годные сердца для дара Духа
И, освящая путь Евангельским сияньем,
Лечила правдою душевные прорухи.
Любовь «всё покрывает, долготерпит,
Не мыслит зла, не ищет своего...»
И, в горе утешая, сердце теплит.
В любви святой, нетленной — суть всего.
Любовь Христа безмерна, бесконечна —
Cпасая нас, пожертвовал Собой!
Земная жизнь сложна и быстротечна,
Не разменяй её года на адский зной.
Не предавай Христа пренебреженьем —
Люби не только ближних, но врагов.
В святых глазах зеркальным отраженьем
Сияет светом Истины любовь!
Греховный путь от Бога отдаляет,
Сорви с души погибельный покров,
Пусть сердце от пороков очищает
Царица добродетелей — Любовь!
Нет, что ни говорите, а не те нынче вечера в станице. В старину, бывало, как только солнце опустится за пологий склон горы, где-то раздаётся первый звук гармони и на этот звук со всей округи собираются парни, девчата, и идут они через всё село с песнями. А навстречу им с другого конца станицы тоже идёт под музыку молодёжь, и как встретятся они где-нибудь вместе, кажется — не будет конца их хороводам. И как поют! Теперь не всякий хор может так спеть. Старики говаривали, что даже тот, кто слушал эти песни до самого рассвета, нисколько не уставал — наоборот, лучшего отдыха для души и придумать было невозможно.
В те далёкие годы жил на самой окраине станицы молодой казак по имени Степан. Был Степан небогат, и всего-то что имел он — это верного коня и небольшую кузницу, где ремонтировал плуги, бороны, да нехитрую деревенскую утварь. И всё же не было пожалуй, более желанного гостя в любом доме и на любом торжестве, чем Степан, потому что был он отменный гармонист и первый певец на всю округу. Голос у него был чистый, сильный, чарующий, и когда запевал Степан, никто не решался ни подпевать ему, ни останавливать его — никому не хотелось портить хорошую задушевную песню.
А он был прав и неподсуден,
Как гвоздь, вбиваемый в ладони.
В глазах - сетчатках из зазубрин -
Гремел огонь чумой бубонной.
В лукавый мир он нёс на блюдце
Слова и мысли паразиты,
И крест на шее правдорубца
Воспринимался реквизитом.
Тирад его конгломераты
Порок громили и бордели.
Он был желанный завсегдатай
В колонках массовых изделий.
Любуешься? —
любуйся, я стерплю —
размахом крыльев,
красотой полёта…
Так смотрят в небо,
в горы,
вдаль,
в окно…
Не более.
Не дольше перелёта
от крыши к крыше,
от звезды к звезде…
Так ищут рая,
так о нем мечтают,
когда глаза от боли
закрывают.
Так ищут неба,
чтоб лететь
к земле.
Не мне
препятствовать тому,
не мне…
Из цикла "Семь смертных грехов"
На земле этот грех всем известен давно,
Каждый гневался, каждый сердился.
Если вдруг станет вмиг пред очами темно,
Значит гневом твой ум помутился.
Только что был покой, тишина, благодать,
И душа, как дитя, умилялась.
Кто посмел растревожить, покой отобрать?
Сердце словно в огне оказалось.
Гнев и ярость всегда изливает глупец,
И тем самым себя разрушает.
Свой душевный покой он погубит вконец,
Если грех свой в себе не признает.
(из цикла «Добродетели»)
Нелёгок путь, ведущий в Отчий Дом,
Тропа войны зарделась от страстей.
Грехами, самолюбием пленён —
Тебе не избежать в пути скорбей.
Прими без ропота болезни и беду,
Терпи с молитвою за яростных врагов,
Терпенье в добродетельном саду
Рождает свет, надежду и любовь.
Но если боль терпеть не хватит сил,
Взгляни на Крест распятого Христа,
И вспомни, что Господь всем возвестил:
«Спасётся претерпевший до конца!»
(Из цикла «Добродетели»)
Свободы необузданной стихия
Несёт потоки мыслей и желания,
И разрушает гневная богиня
Духовные побеги нестяжания.
В сердцах повелевает вожделение,
Война идёт, шатает миро-здание...
Пойми, отбросив всякое сомнение —
Страж сердца несомненно — воздержание!
С лукавым бытием на ты, без трёх минут я – Крез.
Постясь картинно, трюфель заедая чёрным кофе
Сочту нелепым, фигурясь по поводу и без,
Иных стремленье: как пройти к Голгофе?
И, будучи душой по всем наукам на нуле,
Лопатой мозга вроюсь в смрадный мусор теософий.
Спесивой аватарой Прометея на скале,
Кричу: «эй, там, как мне пройти к Голгофе?»
(на украинском)
Чи день, чи ніч... Нема нічого.
Лише бездушна напівтьма,
Де він один, і ти сама...
Чи сміх, чи плач... Чи крик до Бога...
Болить душа, у ній самотність
Царює місяцем вночі,
У груди мороком б'ючи,
Так, ніби кличе в безтурботність...
...Окна квартиры, в которую Он недавно переехал, выходили в сторону переулка, очень узкого и темного, где солнце бывало всего несколько раз в году в июне, когда дни были длинными, а ночей как будто и не было вовсе. Тогда, если погода была ясная и солнечная, косые лучи заглядывали по вечерам через стекло квартиры напротив и освещали круглый старинный стол, тяжёлый ореховый комод, падали на бронзовую раму уже потускневшего зеркала и снова отражались дрожащим желтым светом где-то на потолке.
В тот ясный осенний день Он вышел в отпуск и, проспав почти до половины десятого, встал, умылся, сварил себе кофе и сел возле окна, потягивая из чашки маленькими глоточками легкую кофейную пенку вместе с дымом ароматной сигареты.
Поэт, хотя и не филолог,
Но знаньями пренебрегать
Ему едва ли стоит.
Жесток к Парнасу путь и долог
Уж коли взялся, брат, писать,
Пусть будет будет стих твой строен.
Теорией пренебрегая,
Уменья все же не достичь.
Как не вертись при этом,
Стихи все ж штука не простая.
Бездарность как не возвеличь -
Но ей не стать поэтом.
27.12.2011
Из цикла "Семь смертных грехов"
Наши бренные тела созданы Всевышним.
Нас купили дорогой ценой.
За небрежность к нам самим Вседержитель взыщет –
Дать ответ придётся непростой.
Тело наше – храм святой для Святого Духа,
Чтобы Дух Святой в нём обитал.
Смотрит пристально Господь, приклоняет ухо,
Слышит всех, кого Он Сам создал.
Дух Святой – Он, как пчела, что не сядет в грязный,
Смрадный и невымытый сосуд.
Так к душе Он не войдёт к блудной, безобразной, –
Звать Его туда – напрасный труд.
Блуд есть ложь, болезнь души, разума затменье.
Лечит целомудрие его.
Не блуди, чтоб не попасть к Богу в осужденье,
Мерзкого не делай ничего.
В пурпурном небе виднелись всполохи ярких молний, огромная свинцовая туча нависла над королевским замком. Порывистый ветер срывал с башенок флажки, разноцветную мишуру, бросал на землю увядшие цветки лилий. Тревожные звуки то тут, то там раздавались в тишине наступающей ночи, как будто предчувствуя грозу. Музыкальные Инструменты в спешке покидали королевский замок, перешёптываясь между собой.
— Говорят, что государство Нотный Рай — это изобилие партитур, музыкальных аксессуаров. Жителям не приходится с трудом добывать себе ноты, они растут на каждом изумрудном дереве! — торопливо прошептал худощавый Треугольник дородному Барабану.
— А мне по-барабану что там растёт на деревьях, дорогой Треугольник. — равнодушно заявил Барабан и, погладив своё выпуклое пузо, добавил: — Лишь бы кормили вовремя…
Сей жизни спутники бессменные –
Года – старательно стирают
Штрихи минувшего, но верно я,
Тебя – мою благословенную –
Свежо и нежно вспоминаю.
Сквозь радость детства бескорыстного,
Сквозь юность, где вскипала сила,
Дорогой зрелости тернистою –
Любовью жертвенной и чистою –
Меня ты, мамочка, хранила.
И ныне, в эру бессердечности,
Теплом хранишь, не ждёшь покоя.
…В ответ же мiра быстротечности
Молюсь о том я, чтобы в вечности
Нам быть у Господа с тобою.
3.02.2011 г.
Ночь в Кападокии сгустилась,
Волы в хлеву испуганно дрожат,
Судьба невидимо вершилась-
Родился муж, сильнее во сто крат,
Чем трусость мира, вражеский булат;
Так мужество гремит, а силы
Они от Господа всегда. Спешат
Орлы измерить вкруг обитель,
Пришла пора времен - назвать дитя
Георгием, что Победитель
Обозначает. Годы пролетят
И воин славный царской службе рад.
Тревожно в Никомидии -
Все чаще погубить теперь хотят
Сразу после дождя во дворе появлялась Лужа. Она ложилась на привычное место — в небольшую ямку на самой середине дороги — раскидывала свои просторные воды и тут же засыпала, утомившись за время пути. И, хотя сон её длился всего несколько мгновений (ровно столько, сколько двор хранил молчание, проводив своего плачущего небесного друга), она успевала выспаться. С приходом солнца Лужа уже широко смотрела на небо — такое ясное и голубое.
Кто он такой, наш современный человек? О чем с ним можно говорить? Чем он живет и от чего мучается? Если он мучается только от нехватки денег, а живет так блекло, что из впечатлений дня невозможно составить страничку для дневника, то что это и как это назвать?
В неосмысленном мире жить страшно, как страшно оказаться в погруженном во тьму незнакомом доме. Мир осмысливается каждым по-своему в меру накопления житейского опыта и в качественном соответствии этому опыту. А функцию коллективного осознания действительности отчасти выполняет искусство.
Оно, искусство, именно поэтому необходимо. Никто из известных нам живых существ не способен творчески отображать окружающую действительность, тем более – действительность умопостигаемую. Человек же, если поймет что-то, восхитится чем-то, устрашится чего-то, тут же постарается переплавить опыт в песню, притчу, храм и роспись храма.
Искусство – лакмус, индикатор, причем одновременно – как наличного состояния, так и вектора устремленности.
Из цикла "Семь смертных грехов"
Не собирай сокровищ на земле,
Где моль и ржа, грабители и воры.
Подобен будь Божественной скале,
Стоящей твёрдо, как другие горы.
Ведь всем известно: сердце будет там,
Где вы сокровище себе собрали.
И тот помощник в жизни будет вам,
Кого всегда к себе вы призывали.
Спят на зеленых неба руках
Белые облака,
Траурным звоном песня-тоска
Льется издалека.
Медленно тают серые дни,
Сказку несет весна,
Все одевая в краски свои,
Мир пробудит от сна.
Может, и в души, что спят во тьме,
Тихо прольется свет,
Сумрак разрушив, черной зиме
Кроткий свой даст ответ.
И разольется тихий покой
В трепетные сердца,
И прикоснется нежной рукой
К нам благодать Творца.
2012
