Омилия

Рассвет по сиреневому небу лепестками роз рассыпал облака. Легкий свежий ветер осторожно будил еще дремлющую траву. Птицы радостным пением встречали новый день. Редкими заплатами светились окна большого дома.

Мария быстро вышла из подъезда и отправилась на работу. С тех пор, как ее взяли садовником, небольшой сквер, в котором располагалось учреждение, неузнаваемо преобразился. Диковинные деревья, различные кустарники и множество цветов украсили его. Мария спешила напоить землю живительной влагой до наступления жары, и все ее зеленые друзья с благодарностью отзывались на заботу о них. Вокруг здания все цвело и благоухало.

Отрешенному духу легко бытие открывать,
И слова на гончарном кругу расплавляя до глины,
Обжигать их до формы любой и от круга срывать,
Точно время пришло, притяжение времени скинув.

Так рождается древо из семени в плодной земле,
И, расправив одежду листвы, напитается соком,
День играет тенями прозрачными тысячу лет,
Задевая прохожих случайных порой ненароком.

                    И было небо недоступно
                    И высоко, как никогда.
                                               К.Бальмонт

Птенцы упавшего гнезда,
Хромая, разошлись по свету,
С собою взяв по тонкой ветке —
Напоминание родства.

И было небо недоступно
И высоко, как никогда.
Пути дробятся на распутья,
Дороги вьются в никуда.

Половодье. Половодье.
Всюду талая вода.
Мужик смотрит исподлобья —
Нет дороги никуда.

Где же пойма? Вот так Волга
Широка и глубока!
Мужику придется долго
Отлежать свои бока.

Ни под горку, ни по броду
Не гремит пуста бадья.
Там, где пешему нет ходу,
Проплывет одна ладья.

Укротит нас половодье.
Гаснет страсть, слеза найдет.
Под водою все угодье
К покаянью подведет.

Отец Небесный, зная нужды,
Благословляет труд земной.
Отбросив плоть свою однажды,
Мы возвратимся на покой.

Но, вспоминая час последний,
Живём сейчас в заботах дня:
В поту, в забавах безмятежных —
За всё Христа благодаря.

И если вдруг земная радость
Соединится с Неземной,
Её невидимая благость
Преобразит тебя собой.

И юность вечная нагрянет

И обретёшь в душе покой.

Нехорошее дело
Гнать себя самого,
Но и ждать надоело
Неизвестно чего.

Тишина за балконом
Порвалась на куски.
Мой цветок из вазона
Обронил лепестки.

Будто в стареньком клубе,
Дни-ромашки летят.
В точке «любит-не-любит»
Растворяется взгляд.

В первую неделю Великого поста произошло с Ларисой следующее. Вторник, бежит она по улице, спешит, ног под собой не чуя, надо все успеть! Разгар рабочего дня, на остановке толпа людей ожидает автобуса. И неожиданно видит Лариса спящего мужчину лет шестидесяти, полулежащего на снегу, привалившегося к киоску. А рядом с ним, любопытствуя, разгуливает другой мужчина в спортивной одежде с собакой на поводке. «Да, история обычная, алкоголик перепил и средь бела дня заснул на улице. Ну, ничего — ничего, народу на улице много, что-нибудь придумают, подберут», — размышляет Лариса.

Нам оставил Господь
Лишь Одно —
Покаяние...

Через ужасы жизни
И море измен...

Нам оставил Господь
До Любви
Расстояние
Через муку
Креста
В океане подмен...

Кто-то хочет по-легкому
Жизнь разбазаривать,
Кто-то хочет по-крупному
Счастье срубить...

Какие уроки нашему времени дает история четвертого Вселенского Собора?

Читая жития святых, естественно и правильно испытывать некоторый страх. Почему? Открывая Четьи Минеи, мы узнаем о тех, кто будет судить нас. «Разве вы не знаете, — говорит апостол Павел, — что святые будут судить мир?» (1 Кор. 6:2). Странно, скажет кто-то. Ведь из Писания мы знаем также, что Судья мира — Бог (см. Евр. 12:23; Пс. 74:8). Что же имел в виду святой Павел?

Очевидно, праведники будут судить не прямо, но фактом своего жития. Каждый из них родился в том же поколении, что и миллионы других людей, воспитывался и рос в равных с ними условиях, но — его внутренняя жизнь оказалась совершенно иной. «Почему мы с тобой жили на одной улице (или в одном городе), но я полюбил Христа, а ты нет?» — приблизительно так спросят нас эти неведомые обличители. В этом смысле любая страна, в которой вспыхнул огонь христианства и не потух, в каждом поколении имеет таких молчаливых, но грозных судей. И на нашей земле Господь щедро рассыпал семена, давшие праведные всходы во всех столетиях трагичной и до сих пор окончательно не осмысленной истории. Кто же будет судить наш век? Не знаю. Они, несомненно, есть, эти сегодняшние святые, но мир не узнает их, как когда-то не узнал и Самого Христа.

Скучно и одиноко
В тихом раю домашнем.
Мирно свернулись в кокон
Прошлое с настоящим.

Это случилось рано,
Как пассажирский скорый,
Как силуэт тумана
Из-за рассветной шторы.

Матовый луч рассеял
Тени изящный выгиб.
Стали ещё острее
Строки вчерашней книги.

Слово приходит готовым. Оно, словно конь, запряжённый и осёдланный кем-то неведомым. Не мной оно приручено, но бежит ко мне, чтобы потом убежать в жизнь. Я для него — дверь, ворота в мир людей.

Дух захватывает — тайна приоткрывается: тайна общения со словом.

Слова — они живые. ЖИВЫЕ!

Слова и смыслы. Потому поэзия — наша видовая цель, прав Бродский. Поэзия не в смысле рифмоплётства, а в смысле слышания Слова. Поэтом делает человека Слово, а не рифмы. Слово — Пастух всех слов.

А где-то есть и радуга и свет,
И тайна, что томит теплом надежды,
А хватит ли любви на этот век?
А подорожник все такой, как прежде.

Здесь под ногами жухлая трава,
И пастухом записан милый сердцу,
Семь лет идет по городам молва,
А я наощупь прохожу сквозь дверцу.

И плач Рахили громом прозвучит,
Оплакивать любовь привычно миру,
Там женщина о вечности молчит,
Здесь приготовили глухим секиру.

Служил я тогда в Александро-Невском Соборе. Подходит ко мне в храме мужчина и говорит: «Можно с Вами поговорить?» Киваю. Сели мы на лавку, и он начал: «Я в Афгане служил, хочу рассказать, как живым вернулся. Шли мы группой по приказу, далеко зашли, проходили через одну узкую долинку в горах, и нарвались на засаду. Мы назад, а оттуда тоже огонь.

В общем, попали. Мышеловка. Заняли круговую оборону, давай отстреливаться. Само собой, с базой связались, доложили, вертушки к нам полетели. А место узкое, кругом горы. Мы пока отбиваемся, ждем наших. Прилетели вертушки, давай снижаться, а по ним со всех высот такой ураганный огонь открыли, что они еле успели обратно подняться. Понятно стало, снижаться им без шансов. Ну, помогли нам ребята, как могли, а когда боезапас расстреляли, улетели.