Арестовали солнце...

Арестовали солнце и посадили в тюрьму.
Зачем это нужно, убей, не пойму.
Ужели оно в чём-нибудь виновато?
Ведут уголовное дело ребята,

Пытаясь всерьёз создавать обвиненье.
Мол, яркое очень у солнца свеченье,
С ним множество раз крайне жарко бывает,
И это несчастных людей утомляет.

Когда стоишь...

Когда стоишь и некогда упасть

во грех, в успех —

то падаешь в любовь,

лишь потому, что нет пути иного.

В любви всё ново:

судьба, враги, клыки —

чужое.

Стояние — падению под стать,

когда упав, стремишься встать.

Когда пришёл — стоишь,

дороги — позади,

лишь путь

снегами блещет впереди.

 

На краю мира

Голубь на колокольне

Крещенский сочельник. Падает снег, замело и завьюжило всю землю. Мороз, на свет фонаря струятся с неба снежинки серебром. Я лежу дома с гриппом, с температурой 38 и понимаю, что до храма мне уже не дойти. И вспоминаю паломничество на Святую Землю, и самый отрадный момент его — погружение в священные воды Иордана… Июнь, жара за 40 градусов, пустыня, едем мы на экскурсию к Иордану, к месту подлинного крещения Господа нашего Иисуса Христа. Вдоль дороги колючая проволока и загранпосты, люди с автоматами. Экскурсовод был уверен, что этот объект займет минут 30, потому что место малоосвоенное, полдень, усталость, достопримечательностей почти нет. Но у батюшки нашего, архимандрита Никандра, планы были совсем другие.

Часы ее жизни

Часы жизни остановились
(В.И. Фигнер).

Старухе не спалось. Но заснуть ей мешал не телевизор, включенный на полную громкость. Она давно уже привыкла к несущимся с экрана песням, воплям, хохоту и выстрелам, и засыпала под них, как дитя — под материнскую колыбельную. Нет, дело было не в телевизоре. И даже не в том, что у нее опять разболелись суставы — к этим болям она тоже давно привыкла, как к докучливым, но неизбежным спутникам старости. Нет, не потому ей не спалось… Впрочем, не все ли равно, отчего не спится по ночам одиноким старикам?

Кряхтя и охая, старуха (а звали ее Зинаидой Ивановной) тяжело поднялась со скрипучего дивана, покрытого вытертым и засаленным персидским ковром, и засунула под диван свою клюку со стершейся резинкой на конце и крючковатой рукоятью. Вот клюка ударилась обо что-то твердое…

Закатное

Солнца луч по обоям скользит,
Создавая уют желтизною.
Вечереет, закат уж кровит,
И рождает строку за строкою.

Добрым следом на сердце осел
День ещё одним жизненным мигом.
Среди множества суетных дел
Что Тебе оставляю, Владыко?

Не творила добра на бегу,
И не плавилось сердце любовью,
Только небо в закатном соку 
Принимаю подарком и новью.

Полюбить

Бог людям противится гордым,
Забывшим про Новый Завет.
А ты, если дали по морде,
Люби тех, что дали, в ответ.

Старайся, радей понемногу,
Осмысливай с чувством вины,
Что все полюбить нас не могут,
А мы полюбить их должны.

Вы летели безудержно вдаль

Вы летели безудержно вдаль,
От земной оторвавшись ладони,
Позади оставляя печаль
И свой мир из сомнений бездонных.

Мягким шёлком улыбка и взгляд
Оставались на звёздном сиянье,
И тускнели виденья преград,
Наполняясь неведомой явью.

Вы летели в разливах Луны,
Так беспечны, легки и прекрасны,
Разгоняя снующие сны,
Собирая небесные краски.

Просыпаются души...

Просыпаются души
От дурной летаргии,
Исцеляются старые,
Злые, глухие...

Приближается время
Одиноких распятий,
Гномы чувствуют бремя
Подземельных объятий...

Люди к Богу взывают
Из разрушенных склепов,
Жизнь как будто немая,
И бунтует нелепо...

Люди и цветы

Из цикла «Прогулки по Кисловодскому парку»

Люблю я цветы луговые,
Их бархатный горный ковер.
Похожи на судьбы людские
Поклонники неба и гор.

Бутоны их тянутся к солнцу,
Как к Богу стремится душа.
Скромны, первозданно красивы
Себя показать не спешат.

Запомни мелочи и дни

Запомни мелочи и дни,
Как памяти нехитрый ребус.
И ненароком не спугни,
Они — твои земля и небо.

Пусть не понятно отчего
Вскипит природа бунтовская,
Когда втроём на одного
И ненавистна эта стая…

Безымянный крест

Поисковые размышления.

Перед «радонским воскресеньем», как называют его в наших краях, по традиции идем на маленькое деревенское кладбище с высокими березами прибирать могилки родных, ушедших в мир иной. Набирается около тринадцати. Выносим мусор.  Моя заботливая тётя пробирается вглубь со словами: «Фененка еще осталась».  Она не родственница нам. Я помню, в детстве старшие вспоминали, жила в деревне особенная одинокая старушка, всегда молилась, и весь ее дом в два окна на краю деревни был в иконах.

Германия — Россия: пусть говорят поэты!

Обращение к участникам Х ежегодного, юбилейного, Германо-Российского Фестиваля

Берлин, ратуша района Лихтенберг
9 июня 2016 года

По сердцу, мне хочется сказать вам просто: «Братья и сестры, здравствуйте». Но в современном мире принято по уму иметь дело с другим человеком, и я говорю: «Дамы и господа». Однако в сердце моём вы братья и сестры мои, потому что по-другому русский человек жить не может и не хочет. И уж коли я заговорил о русских, то вкраплю маленькое пояснение: русский, давно сказано и благодатно пошло по свету, — это не национальность, а это состояние души. Как недавно пояснил глава Чеченской республики Рамзан Ахматович Кадыров: «Я — русский. Чеченской национальности», так и многие из вас, собравшихся на наш ежегодный, уже 10-й, Форум германо-российской дружбы, думается, могут сказать: «Я — русский», а про себя или деликатно-тихонечко прискажет: такой-то национальности.

Страницы