Пред вами Кактус, будьте осторожны!
Своей свободы он – большой ревнитель.
Его цветком назвать уж очень сложно,
Скорей, он – фауны безвестный
представитель.
Колюч, как ёж, экзотик царства Флоры
И равнодушен к влаге сантиментов.
Не преминет в пылу борьбы иль ссоры
Иголками поранить оппонентов.
Случайно оказалась Роза
В букете полевых цветов.
От небывалого курьёза
Побагровел ее покров:
- Да как же я, царица флоры,
Могу быть в окруженье тех,
Чьи примитивные узоры
Лишь вызывают жалкий смех?!
В старом чуланчике у Бабушки Сказки много разных вещей: изношенных, истрёпанных временем, выброшенных своими владельцами за ненадобностью. Но она их бережно хранит, потому что старые вещи помнят много красивых историй. А откуда же Сказке черпать вдохновение, если не из таких повестей жизни?
Бабушка Сказка подолгу перебирает вещи вместе с приходящими к ней гостями: поэтами, художниками, всякого рода творческими натурами — кудесниками... И каждая вещь в чуланчике раскрывается перед ними сказкой.
Как-то раз, поздним зимним вечером к Бабушке Сказке пришёл новый посетитель. Он представился Поэтом, и его сразу впустили. Вид его был мрачен, взор — затуманен, так что старая мудрая Сказка сразу поняла: Поэт болен. Заподозрить его в обмане было невозможно — не всякий человек мог отыскать её скромный домик.
Диптих «Полюбили друг друга…». Картина первая
Полюбили друг друга Червяк и Ласточка. Свадьбу сыграли.
Поверить в такое трудно, а ведь было — в жизни и не такое случается.
Нравилась Ласточка Червяку возвышенностью: она так красиво парила в небе, что не залюбоваться было невозможно. У Червяка дух захватывало от головокружительных пируэтов, которые выделывала его любимая в полёте. Сам же он больше любил землю.
Полюбили друг друга Пёс и Кость. Крепко полюбили!
Слова ласковые друг другу говорили — постоянно, глаза боялись отвести — вдруг любимый растворится в воздухе, как привидение, и сказка кончится.
Бывало, часами смотрят друг на друга неотрывно и любуются — не налюбуются, радуются — не нарадуются. Наконец, решились они навеки связать свои жизни в одну. Не мыслили они больше себя один без другого.
Болтливую сороку
Спросить медведь решил
До станции дорогу –
На поезд он спешил.
Сорока отвечала:
«Да тут – подать рукой!
Иди, медведь, сначала
К сосне, что за рекой.
Там белки-шалунишки
В дупле большом живут...»
И слушал бедный мишка
О белках пять минут
– А от сосны – направо,
До Лисьего холма,
Там в норке за дубравой
Живет лиса-кума.
Тут вспомнила сорока
Знакомых и друзей:
Лису, куницу, волка,
Дроздов и журавлей...
– И за холмом за этим
Увидишь ты вокзал...
– Да нет, – медведь ответил, –
Уже я опоздал...
***
Не разбавляй водою
Словесного вина,
Пустому многословью
Невелика цена.
В некой пустые (не без Оазиса) жил страус.
Он был замечателен тем, что носил часто встречающееся имя. Звали его Либерал.
А так как «с кем поведешься, от того и наберешься», то сей страус, поведшись со своим именем, незаметно стал проникаться его сутью.
До последнего наречения страус именовался просто — Страус, и жил соответственно наименованию. Но с момента осуществления новой инициации его Старшим Братом, новонареченный не заметил, как поменялись его привычки и наклонности.
Например, если прежде он не имел обыкновения засовывать голову в песок при малейшей опасности, то теперь ее из песка практически не высовывал. Интересным было то, что увиденное под песком совершенно не резало Либералу глаза. Напротив, грезились ему в песчаной мгле солнечные долины, покрытые свежей зеленью, звездные ночи, пронизанные трелями цикад, лазурные берега тишайших озер.
Так он и жил счастливо, выставив зад в необъятный мир.
Наверное, меня прокляли при рождении. Ведь я королевская дочка, да при том долгожданная. Маленькая принцесса Инид! Сколько было шума когда я родилась – народ со всех окрестных земель собрался поздравить короля и королеву. И всем непременно хотелось посмотреть на меня, а то и поцеловать! Так что злой фее было совсем несложно проникнуть в королевские покои и проклясть меня. Из зависти или еще почему.
Впрочем, так я себя успокаиваю. Ведь это только мои догадки. А что если это не проклятие, а наказание за что-то? Мое бремя, данное мне для того, чтобы я что-то поняла и исправила? Но что?
Лет до семи я росла обычной принцессой – очень красивой, доброй и ласковой. И хотя я была немного избалованной, все меня любили. Да и как же не любить королевскую дочь? И меня, конечно, баловал и лелеял весь королевский двор…Пока не настало время моего обучения. Как принцесса я должна была изучать изысканные манеры, языки, рукоделие и художество.
- Ты на луг спешишь опять? -
Муха у пчелы спросила.
- Только не могу понять,
Чем цветы тебе так милы?
Знаю место я сытней,
От него все – в восхищенье,
Там занятней и теплей,
Днем и ночью – гам, веселье!
Ты лети за мною вслед,
Вон – вдали жужжат и пляшут,
Собран там весь высший свет,
На помойной яме нашей.
- Но привыкла я к цветам,
Чтобы все благоухало…
Нет, не по дороге нам, -
Пчелка кротко отвечала.
***
Размышляю неспеша:
Муха иль пчела душа?
(Первоисточник притчи: проповеди протоиерея Валериана Кречетова)
Студент у городских ворот
Спросил, который час.
«Любовницу, наверно, ждет», -
Подумал ловелас.
А вор иначе рассуждал:
«Разбойник, жулик, тать!
Ишь, не стыдится здесь, нахал,
Всю шайку ожидать!»
«Спешит, видать, на службу в храм
Благочестивый брат», -
Решил монах и по делам
Пошел, потупив взгляд.
(Первоисточник притчи: проповеди протоиерея Валериана Кречетова)
Однажды парикмахер
клиента подстригал,
Как водится, от скуки
о том, о сем болтал:
- Ох, сколько безобразий
творится у людей,
Вражда, убийства, войны,
растление детей!
Я думаю, что Бога
совсем не может быть,
Иначе, как все это,
Он мог бы допустить!
Клиент прервал молчанье
и произнес в ответ:
- Цирюльников, однако,
давно на свете нет!
- Как нет? А я-то кто же,
по-вашему, такой? -
Опешил парикмахер
и лоб потер рукой…
- Коль был ты парикмахер,
подстриг бы тех бродяг
Обросших и небритых,
что у ларька сидят.
Жил-был мусорный бак. Он был некрасивый и неухоженный. Краска с него давно облезла, бока проржавели, а местами даже образовались дырки с рваными краями, похожими на острые зубы. Кроме того от мусорного бака ужасно пахло и многочисленные прохожие, проходя мимо, отворачивались, зажимая носы, и старались, как можно быстрее пройти мимо уродливого и дурно пахнущего бака.
Но на этом перечень неприятных особенностей нашего героя не заканчивается. «Что было у него внутри?» – спросите вы. А внутри был никчемный хлам и пищевые отходы. Они были никому не нужны, и даже ободранные черные кошки, несмотря на сильный голод, обходили бак стороной.
Интересно, как сам бак относился к своему, мягко говоря, незавидному состоянию? А никак. Он привык. И даже находил какое-то удовольствие в том, что все его не любили и презирали. Когда мимо проходила группа людей, и все они дружно отворачивались, зажимая носы, бак особенно злорадствовал, думая: «Ну, как я вас?.. Испугались! Попробуйте еще раз здесь появиться, я на вас так дыхну!»
Акватеология,
или
Незаконченный Спор о Боге
(ненаучно-фантастическая притча)
Марианна сдержанно зевнула, чуть прикрыв изящно очерченный ротик, и покосилась на застывшую в призрачном сиянии зарождающегося рассвета живописную группу своих воздыхателей.
Характеристику Ослу
Писал Медведь-сосед:
«Он тугодум, упрям и глуп,
Совсем достоинств нет».
Идет навстречу им Лиса:
«Что начеркал ты тут?!
С бумажкою такой осла
Куда теперь возьмут?
Давай, все напишу сама,
Мне лгать резона нет:
Изящно выражаться я
Привыкла с малых лет.»
И начала писать: «Осел
В решеньях осторожен,
А в убежденьях – очень тверд,
В мировоззренье – тоже.
Характер у Осла – кремень!
Уж если цель поставит,
Настойчиво стремится к ней,
Всех в дураках оставит.»
- Гордись, Медведь, своим Ослом, -
Смеясь, Лиса сказала
И, заметая след хвостом,
Поспешно убежала.
***
Бывает, недостатки мы
Свои не замечаем,
Иль, самолюбия полны,
В достоинства вменяем.
Стик с интересом поглядывал по сторонам. Он совсем уже не боялся высоты: пару дней назад он научился летать и теперь, расположившись на краю широкого уступа, беспечно болтал лапками над пропастью. Кряхтя и охая, уселся рядом со Стиком большой старый аист. Спустив, наконец, непослушные голенастые конечности с камня, он повернул клюв к восходящему солнцу и прикрыл глаза.
- Ой… Дед… Что это там, а? Справа? Такое большое, переливается?
Прикрытые веки дрогнули, но старик ответил не сразу. Повернул голову к Стику и сидел так некоторое время с закрытыми глазами. Малышу стало не по себе. Дедовы глаза внезапно открылись и, не мигая, уставились на внука. Стик уже пожалел, что задал вопрос, но отступать было некуда, и он ждал, когда Дед заговорит.
Кроты судачили о птицах:
- Что за нелепые созданья!
Ну разве может пригодиться
Летать уменье, щебетанье?
Норы не выроешь крылом,
И песней не наполнишь брюхо!
Для жизни нужен стол и дом,
Где сытно и тепло и сухо.
А говорят, еще глаза,
Чтоб видеть свет, у них бывают.
Вранье все! Дед мне рассказал,
Что света нет. Дед точно знает.
Отличный нюх у нас, кротов,
Но мы же ведь не чуем света!
Кто видит свет – безумец тот,
Иль просто лжец! Ведь света нету...
***
Кто от рождения слепец,
Тому судить о Свете сложно,
А то и вовсе невозможно,
Когда еще он и глупец.
В зоопарке две Мартышки,
Сидя на зеленой ветке
Обсуждали: «Эх, людишки,
Всё сидите в вашей клетке!
Как смешны вы, - вот умора!
Что за жалкие созданья!»
В разговор вмешался Ворон
И сказал им в назиданье:
"Вы нести лишь вздор способны,
В клетке сами, ведь, глупышки:
Люди входят к вам свободно,
Вы же – взаперти, мартышки!»
***
Клетки разные бывают,
Очень, иногда, большие,
Только вот не покидают
Тюрьмы эти золотые,
Те, кто в них сидят, и вроде
Думают, что на свободе.
Прообразом басни стала следующая реальная история, которую я узнала из проповедей протоиерея о.Валериана (Кречетова):
Улитки-подружки ползли вдоль реки,
Вверх выставив длинные рожки,
Да вдруг захотели наперегонки
Побегать вдвоем по дорожке.
Они состязались почти целый день,
Страдая от зноя и ветра,
Пусть съехали домики их набекрень –
Зато одолели полметра.
Улитка, что к финишу первой пришла,
Гордясь, над подружкой смеялась.
Вторая же, видя такие дела,
Обиделась и разрыдалась.
Но горю и счастью какой-то предел
Всегда, несомненно, положен:
На шум прибежал и улиток тех съел
Сопящий от голода ежик.
Однажды зародилась в Организме Онкология.
Пока она была маленькой девочкой, ей и в голову не приходило переписывать Историю Организма – много ли надо детям.
Но время шло, и однажды отроковица Онкология вдруг обнаружила, что и у неё, и у Организма есть История.
Когда Онкология стала зрелой девицей уже имеющей определенные виды на здоровые устои Организма (на содержании которого девушка находилась с рождения), она уже отдавала себе отчет, что История Организма начинает ее тревожить, а порой и страшить. Ужас заключался в том, что реальная История напрочь отрицала целесообразность существования Онкологии. А ведь если бы Организм восстал на Онкологию, во что могла бы превратиться ее благополучная жизнь? По малолетству Онкологии Организм еще не догадывался о ее существовании, посему все зачаточные метастазы сходили баловнице с рук.
Но как-то в одночасье все переменилось. Набирающая силы женщина-Онкология была-таки обнаружена Организмом.
По горной каменистой дороге, радостно присвистывая, бежал мальчик. Вдруг споткнулся о камень. Еле удержался на ногах. "Ух, ты! Чуть не упал!" - воскликнул. И помчался дальше.
По горной каменистой дороге стремительно шел юноша. Во взгляде - решительность, в походке - самоуверенность. Больно ударился о камень. "Вот гадость какая! Ах, чтоб тебе, каменюка злорадная!" - пихнул камень ногой.
По горной каменистой дороге торопливо шел мужчина, потупив взгляд и думая о чем-то своем. Наткнулся на камень. "Так можно и убиться, - подумал. - Уберу-ка в сторону." Сделал, о чем помыслил, и удалился.
По горной каменистой дороге медленно шел старец, внимательно осматривая все, что попадалось на пути. Искал камень, чтобы успеть сказать ему: "Прости, добрый камень, мальчика, который тебя не заметил. Прости, дорогой камень, юношу, который пнул тебя ногой. Прости, драгоценный камень, мужчину, который отнес тебя на обочину дороги. Прости и меня, незабвенный, за то, что нарушил твой покой."
