Юрий Алексеенко. Произведения

Как только со вспаханного предполья и ожелтённого песком бережья спала роса, обмочила у корневищ землю, а небо улыбнулось ребристому морю синевой и остылостью осеннего солнца, в побережном поле, где обычно вареновские предприниматели сеяли попеременно семечку и кукурузу, вышли два охотника со спаниелями. Один шлёпал по рыхлому чернозёму в сапогах со стороны моря, другой в армейских ботинках – от железной дороги. Где-то у заброшенного полевого стана, пути их пересеклись.

- Здорова, братуха ! Не ожидал тебя увидеть. И ты тут по-охотницки шастаешь?

Суслик решил накопить в своих подземных хранилищах зерна на три года вперёд.

- Соберу зерно, - говорил он сам себе. - И буду жить припеваючи, не заботясь о завтрашнем дне.

День и ночь он таскал с полей в нору ячмень, пшеницу, просо, горох. Не досыпал, не доедал, мёрз, простуживался на ветрах и не заметил, как потерял здоровье.

И вот, когда последнее зерно легло в подземные закрома, он упал от изнеможения и слабости на кучу с накопленной едой. Он лежал, не имея возможности пошевелить хвостом и лапами. Испытывал страшную боль в теле, от которой не хотелось ни есть, ни пить, ни спать, ни думать о лучшей жизни. Суслик безразлично смотрел на огромное скопище зерна; ему было противно и мерзко. И сказал он тогда:

- Семёныч, ты представляешь какая досада. – Обратился долговязый, нескладного вида мужичок к высокому, подтянутому, спортивного вида человеку средних лет.

Голова мужичка всё время дергалась и напоминала упавшую с дерева большую грушу, воткнутую кустурком в липкую грязь… Тагметовская спецовка, какую обычно носят бригадиры-прокатчики, висела на нём нелепо и мешковато. Из-под прокопчённого козырька оранжевой каски топорщились два сердитых мутных зрачка и напряжённо сверлили гладкое лицо собеседника.

- Чё у тебя? – Лениво полуобернулся Семёныч, даже не сделав усилий поднять веки и взглянуть на говорившего.

Воткнув руки в боки, мужичок  шагнул вперёд и смачно шмыгнул носом, видимо, для самоутверждения и успеха мероприятия.

Суслик решил накопить в своих подземных хранилищах зерна на три года вперёд.

- Соберу зерно, - говорил он сам себе. - И буду жить припеваючи, не заботясь о завтрашнем дне.

День и ночь он таскал с полей в нору ячмень, пшеницу, просо, горох. Не досыпал, не доедал, мёрз, простуживался на ветрах и не заметил, как потерял здоровье.

И вот, когда последнее зерно легло в подземные закрома, он упал от изнеможения и слабости на кучу с накопленной едой. Он лежал, не имея возможности пошевелить хвостом и лапами. Испытывал страшную боль в теле, от которой не хотелось ни есть, ни пить, ни спать, ни думать о лучшей жизни. Суслик безразлично смотрел на огромное скопище зерна; ему было противно и мерзко. И сказал он тогда:

Над окошком месяц, под окошком ветер, а в окошке дядя Вася. Не серебрист и не светел.

Силуэт в окне безлик и расплывчат, и он как бы сам себе идеолог и пропагандист сидячего, ничегонеделающего образа жизни.

В убогой, трёхоконной хате нежится немая пустота. Не звучит тальянка, не страдает голос, одинокий, и всё вокруг не родимое, прокисшее, инородное и по безработному подленькое.

Сидит дядя Вася не по статусу своему – нога за ногу, как директор пивоналивной базы после визита к прокурору и смотрит мутными глазами на пустую бутылку, отставленную им только что на подоконник по причине её быстрого опорожнения.

В пятом классе бюджетной школы идёт урок нравственности. Ведёт его учитель физкультуры Маривана.

- Что самое ценное в жизни ? - Обращается Маривана к двадцати парам искрящихся детских глаз.

Тут же над партами вырос лес рук, и полетели к учителю бабочками приятные сердцу слова:

- Доброта ! Верность ! Любовь ! Дружба ! Надежда !

Кто-то с задних мест, там, где обычно сидят нечёсаные мальчишки, вошёл в раж и, выбрасывая над головой тугие кулаки, внесли в первые ответы некоторые уточнения:

- Вся надежда на физрука !

- Я за дружбу с физ-рой !

- А я за платный бросок в кольцо !

Ученики от восторга бьют легонько ладошками о парты, а нечёсаные мальчишки усердно постукивают каблуками о пол в знак поддержки сотоварищей.

Известный таганрогский мудрец Беня Изральевич Михельсон, автор многотомного труда о счастии-злосчастии, как-то за кружкой пива сказал:

- Счастье - это когда с тобой рядом счастливая жена. И не важно, что в одной спаленке бок о бок с тобой ютятся: её капризная трехлетняя дочь от третьего брака и её первенец - угрюмый двадцатилетний сын с шумливой молодой супружницей и вечно плачущим грудным ребенком; на кухне загадочно обитает теща с гражданским мужем, у которого есть любимый многодетный сынок,коротающий тяжёлые невзгоды в коридорчике, а в прихожей, метр на полтора, скрепят половицами тещина бабушка и какой-то приблудный дедушка.

Не печалься. Главное, что  все вы вместе.