Бедолага во плоти гордого человека

- По вечерам меня часто гложет страх. – Начал разговор, закуривая сигарету «Парламент», плосколицый, с кривым носом мужичок.

На вид он был похож на замордованного работой слесаря. Одет был, как и все работники металлургических заводов в мутно-синию спецодежду. Затасканная и обесцвеченная от постоянной стирки роба сильно зауживала его социальный статус и принижала его внутреннюю потребность быть человеком с большой буквы «Я». На груди и спине топорщились потускневшие буквы: ПАО «ТАГМЕТ», ПАО «ТМК». Казалось ещё немного, и они, эти изжёванные стиральными машинками аббревиатуры, выскочат из спецодежды и затеют пляску за ради спасения задёрганного и растоптанного окриками производственных мастеров работяги.

Сделав две подряд судорожных затяжки, мужичок с кривым носом продолжал:

– Когда страх к горлу подступает комком, я иду к женщине и непременно молодой, красивой и чтоб на голове её блистал какой-нибудь тюрбанчик и свисали к ушам завитушечки, чтоб пикантностью от неё веяло.

- И что помогает? – Непонимающе взглянув на плосколицего мужичка, поинтересовался собеседник, в такой же, как и он, робе, пластмассовых защитных очках, в оранжевой залапанной каске на голове и с острым, пронизывающим взглядом голодной собаки.

- Да как тебе сказать, бывает, что не отпускает, держит пятернёй за уши, иной раз придёшь к желанной бабёшке, а тебя разворачивают у порога и за дверь выставляют или подзатыльниками поучают, хуже всего, когда под зад коленом и по лестнице кубарем скатывают оплеухами, а тебе вослед мужской голос ревёт: «ещё раз присунешься к моей жене, ноги попереломаю, костяшки повыдёргиваю и вёсла вставлю, отгребать от порядочных квартир легче будет»…

- Да уж и, наверное, попадала тебе по шеям. Намыкался ты, бедолага…

- Не буду кривить душой, случалась и удача… - продолжал он, не расслышав слов собеседника. - Если, допустим, попадётся красившая , кудлатая мордочкой бабёнка, ну, такая как в порнофильме, то одним росчерком руки страхи и прочии фобии снимаются. Такое чаще всего происходит после того, когда баба открывает перед тобой дверь, а у тебя в руках расслабляющая шампань, задиристая водочка и куча пикантных закусок. Увидев всё это, бабёнка щерится от счастья, углаживает тебя по шёрсточки, как котёночка и нашёптывает: «ах, мужчинка, ты мой золотой, головка у тебя чудно пострижена, а ещё у вас, наверное, кошелёчек славненький, пухленький такой, тяжёленький, так и хочется в него посмотреть…»

- И не жалко?

- Чего не жалко?

- Денег! Чего ж ещё…

- Ааааа… да пустяки, десятью тысячами больше в кошельке, десятью меньше… Тьфу, мелочь! Не в этом суть. Важно, что баба красивая была… С ней хоть на Северный полюс в купальниках, хоть – на Экватор без скафандра, да хоть – в Марианскую впадину в тряпичной кепке – всё любо для души.

- А жена? – спросил собеседник и посмотрел поверх головы плосколицего мужичка и с кем-то поздоровался, кивнув униженно головой, будто перед ним стоял озверевший от тупых совещаний  руководитель среднего звена.

- Что жена?

- Не жалко, говорю, жену-то…

- Ничего с ней не случится… подумаешь жена…, сегодня одна, завтра другая, жены сейчас - это полный отстой, главное, что была баба прозапас. У настоящего мужика всегда должны быть архивы или склады…

- Сколько их у тебя  было, чудовище ты этакое…

- Кого… баб или жён?

- Да жён, мать их итить !

- Да ну сколько… если на пальцах посчитать, то одна… восемнадцать лет уже, как плечом к плечу, смыкаемся по магазинам… кассирам нервы портим, она чуть что не так в ценниках, драться на продавцов кидается. Надоело жуть… И вроде она тоже ничего себе по образу красивости, однако не то, совсем не то… Смотрю на неё как на тапочки домашние и вижу, что ресурс у жён не тот… Нет в ней лоску и принципиальности небесной, а о поэтическом умиротворении вообще говорить не хочется, оно жалко и безобразно… А вот красивая баба, соседская или бригадная – это отдохновение, сердешное. Это торжество бытия и благополучия мужчинского…

- М-да…

- Чего м-да…

- Бит ты сейчас будешь, крепко бит, до красной юшки под носом…

- Как это бит? И кто это может меня побить, если во мне божественность, любвеобильная!

- Жена может побить… Она уже пятнадцать минут за твоей спиной стоит… руки в боки… и затылок твой ошарашено глазами сверлит.

- Да что ж ты сразу не сказал…, - поперхнувшись и отбрасывая в сторону окурок, забормотал мужичок, оборачиваясь назад. – Божечки, мой… Ой, Танюша ! Ласковая моя ! Ненаглядная! Чего ты такая хмурая? Не в настроении что ли, может кто обидел? Ты только скажи мне! И я этого злодея измочалю до соплей!

- А ну быстро встал! – Громко и трепетно гикнула женщина в белой и новенькой каске, прилизанной и ушитой по талии спецодежде, которые свидетельствовали о её статусе начальника смены и внештатного профактивиста. – Сидишь тут под цехом, в тенёчке и дурку гоняешь с бездельником.

Жилистые её руки налились, а ясные, как солнце глаза, подёрнулись поволокой. Плосколицый мужичок зажмурил глаза.

Схватив за шиворот перепуганного мужичка, она встала как подъёмный кран на стройке: одна рука вытянута, другая за спиной. Мужичонка, поднятый над землёй, сучил ножками, пытаясь достать носками до земли.

- Ты чего это, Танюша… - бормотал он. – Опомнись… Пред тобою ни кто-нибудь, а человек, конституционной принадлежности. Больно же… щемит горло и в ушах нервная система звенит… Что ты делаешь?…Мы это… просто с другом разговариваем о работе и прочих мужских вопросах. Попусти немного, горло уже давится !

– Просто, говоришь?! Щас я тебе буду просто показывать, где живут красивые бабы! – Громко сказала женщина, встряхнув за шиворот мужичка.

Тот замычал, затрепыхался, дёрнулся один раз, другой… Крепкая рука женщины держала его дохлое, измочаленное работой тело твёрдо и уверенно. Мужичок затих и обмяк.

- Ну всё, паря, тебе хана… - Покачал головой собеседник мужичка и, опустив к земле глаза, снял оранжевую каску.

…Когда всё стихло, и машина скорой помощи уехала в заводскую больничку, собеседник снова одел на голову каску, поправил съехавшие с переносицы пластмассовые очки, присел на прежнее место и, глянув искоса на брошенный окурок «Парламент», сказал:

- Как минимум три месяца больницы светит этому горемыке… Отбитая башка, свёрнутая на бок скула,- это не шутка… как же она его возюкала по земле, в грязь утаптывала… - это надо только видеть. Будто половой тряпкой по кафельному полу. М-да… Нелегка наша мужская доля… Куда не кинься везде вилы торчат. И во всём этом виноваты они, красивые женщины!