Вы здесь

Надежда Смирнова. Произведения

Православный кинофестиваль «Семья России»

Под Первосвятительским покровом с 2004 года проводится Всероссийский кинофестиваль короткометражных фильмов «СЕМЬЯ РОССИИ», который средствами кино рассказывает о семейном благополучии. Россия – многонациональная страна, где под православным омофором многие века мирно живут люди многих культур и конфессий, поэтому герои фильмов – люди различных социальных слоёв, разного материального достатка, вероисповедания, но всех их объединяет одно – они создали добрые семьи, в которых поселились гармония, взаимопонимание и любовь. Картины фестиваля, проникая в сердце каждого зрителя, духовно оздоравливают и пробуждают потребность в добродетельной благопристойности, супружеской добропорядочности, благословенной многочадности.

Письмо Матроне

Всю неделю Татьяна Ивановна ходила разбитая. Жизнь представлялась невыносимой, беспросветной и печальной. А во всем виновата невестка Марина. И уж такая настырная да вредная попалась, не приведи Господи. Что не скажи, все наперекор норовит. Вот вчера, например, Татьяна Ивановна попросила, очень вежливо между прочим, переключить телевизор с какой-то бестолковой познавательной передачи на сериал, который Татьяна Ивановна смотрит с первой серии. На что Мариночка возмущенно фыркнула и презрительно сказала:

– Как можно смотреть такую ерунду? Неужели вы помните, что было вначале? Ведь сегодня четыреста пятидесятая серия. И потом ни сюжета, ни каких-то интересных событий в сериалах, как правило, нет.

– Я все помню, – повысила голос Татьяна Ивановна, – и по мне, так в сериалах очень хорошо показывается наша жизнь. Если бы ты их почаще смотрела, то не вела себя со свекровью таким вот образом.

Куда бежит ручей

Главы из книги "За воротами храма. Исповедь одинокой души"

 1

Я иду по тропинке домой. Она вьется по редкому перелеску, ныряет в овражки, поднимается по косогору и обрывается перед небольшим ручьем. Сейчас осень, и ручей бурлит мутной, покрытой белой пеной, водой, перепрыгивает через запруды из щепок, сухой травы и веток. Я останавливаюсь перед этим препятствием, ступаю на тонкую, хлипкую тесинку. Нога погружается в воду, и я отступаю назад. Страшновато. Потом достаю из сумки бутылку, отхлебываю глоток прямо из горлышка и жду. Жду, когда душная волна какого-то наигранного и пошленького веселья поднимется из глубины моей души, и шагаю к переправе. Мне теперь все равно, что вода заливается в мои сапоги, вмиг делая ноги мокрыми и холодными. Я перебираюсь на другую сторону, делаю еще один глоток и продолжаю свой путь. Полупьяный кураж захлестывает сознание, я смеюсь чему-то, разговариваю сама с собой, не обращая внимания на хлюпающую воду в сапогах и холодок, пробирающийся по моей спине. Вскоре, однако, действие алкоголя заканчивается, и дурнота накатывает на меня. Начинает болеть голова, противно ноет живот, глазам больно смотреть на свет. Возникает тревога, начинает ныть душа. Сразу тысячи мыслей мелькают в моей голове. Разве это я? И как я смогла? Надо, наконец, что-то делать, что-то менять в своей жизни! Потому что…. Но тут темный, смрадный дымок начинает виться над моей головой, я зажмуриваюсь и тяну из бутылки глоток за глотком. Не думать ни о чем, не думать. Мне хорошо. Да, я немного пьяна, ну и пусть…

Дедов завет

Нежданно-негаданно Тимофей увидел во сне деда. И хотя уже много лет как его не стало, и черты дедовы давно стерлись из памяти, привиделся, как живой. Стукнула дверь, и видит Тимофей, будто взошел Василий Терентьевич в хату, перекрестился на красный угол, где вместо иконы висел большой красочный календарь, зачерпнул кружкой студеной воды из ведра, напился, покряхтывая от удовольствия.

У Тимофея сердце от волнения зашлось. Так обрадовался деду. Давно его не видел, а Василий Терентьевич все такой же. Льняная рубаха, вышитая по вороту, темные брюки заправлены в кирзовые сапоги, на плечах пиджак в накидку. Только сегодня дед не улыбается, как обычно ему Тимофею, а глядит сурово, покачивая головой.

– Ты чего, дедуль? – замирая, спрашивает Тимофей.

Дед оглаживает бороду, потом наклоняется низко и, вглядываясь Тимофею в лицо, говорит:

– Забыл ты дедов завет, Тима.

– Какой, дед? – вскинулся Тимофей.

Но Василий Терентьевич только пальцем погрозил и…исчез.

Открыл Тимофей глаза: и впрямь никого нет. Сон это.

Книги - это целый мир

Один из героев популярного кинофильма 80-х годов «Москва слезам не верит» утверждал, что через двадцать лет не будет ни театра, ни кино, ни книг. Останется одно телевидение. Действительно, телевидение решительно вторглось в нашу жизнь, но, несмотря на его огромную популярность, книги по-прежнему остаются самыми главными духовными учителями в жизни человека. С самых первых лет нас сопровождают любимые герои, живущие на страницах популярных книжек. Мы вместе с Машенькой спасали неразумного братца от Бабы Яги, вдвоем с озорным Буратино водили за нос грозного Карабаса-Барабаса, хохотали над проделками Незнайки и зачитывались Денискиными рассказами. Наверное, нет ни одного человека, который бы не знает знаменитых четверостиший: «Наша Таня громко плачет...», «Уронили Зайку на пол...», «Нет, напрасно мы решили...»

Легко ли быть молодым....

Фильм с таким названием был показан на телеэкранах страны в 90-е годы. Он тогда бурно обсуждался в обществе, вызывая много споров и противоречий. Прошло почти два десятилетия, но вопросы, которые поднимались тогда в фильме, волнуют нашу молодежь до сих пор. Кто я? Зачем я? Как выжить в этом жестоком мире? И как противостоять натиску злобы и насилия? А может и не надо ничего делать, а самому стать рассадником этого зла?
С этими вопросами молодые люди, которые учатся в нашем лицее все чаще приходят к психологу. Да и не только с этими. Им хочется изучить себя, узнать что-нибудь про других, да и просто поболтать после уроков.

Храм и человек

Каждую весну Мосальск буквально утопает в садах. Плывёт над городом сладковатый дурманящий запах, колыхается под лёгким ветерком бело-розовое цветущее марево. Почти под каждым окном посажены одно -два фруктовых дерева, ну а садов не счесть. Не случайно даже императрица Екатерина 11 была изумлена такой красотой и, по преданию проезжая мимо, остановилась на денёк в этом маленьком уездном городке. Говорят, что, отведав вкусных яблок, она не переставала восхищаться прозрачными родниками, вековым сосновым бором и гостеприимством местных жителей.
Императрицу приветствовал звон церковных колоколов, звучали молитвы о здравии и долгоденствии.
Мосальск – город намоленный. Храмов по всей округе насчитывалось в начале ХХ века более пятидесяти. В самом городке было построено четыре великолепные церкви. Из них поражает своей красотой и величественностью собор, освящённый во имя святителя Николая Мирликийского, и который зовётся в народе – Никольский.

Дед

Сегодня дед с утра почувствовал себя плохо. Щемило сердце, ныло раненое плечо, в правом виске постоянно пульсировала боль. Он долго лежал, потом с натугой встал и, шаркая ногами, пошел на кухню. Налил воды, но пальцы, онемев, разжались, и стакан упал на пол, рассыпался звонкими осколками. Из комнаты тут же выглянула невестка, пламенея ярко-красной головой (выкрасилась позавчера, дед тогда аж плюнул в сердцах: уже 50 лет — а все туда же). Невестка зло скривила губы, и ничего не сказав, громко хлопнула дверью. Дед, неловко нагнувшись, собирал остатки стакана. Он вдруг остро ощутил свое одиночество, подумал, что, наверное, зажился на этом свете, и уж пора ему ложиться в землицу, которую когда-то так щедро полил своей кровью.

Суперотдых

Сегодня Костик сообщил мне, что наконец-то у него есть возможность взять десять дней отдыха и поехать в отпуск.
Я взвизгнула от радости. Здорово. За хорошую новость Костик был расцелован в обе щеки, а на ужин получил дополнительную котлету.
А я даже ужинать не стала, так клюнула пару раз овощной салатик, да выпила чашку чая с конфеткой. Да и не до еды мне вовсе. Я уже вовсю мечтала о далеких странах и островах, о классном купальнике (видела вчера в магазине – ярко-красный бикини со стразами), о ярких звездах и ночных купаниях. Только отель надо выбрать обязательно пятизвездочный, и чтоб бассейн, и шведский стол, и номер с видом на море.
- В этот раз едем к моей тетке в деревню. Я у нее уже лет десять не был. Она на днях письмо прислала, зовет погостить. Решил все бросить и съездить туда, там рыбалка классная. Да и ты деревенским воздухом подышишь.

Я вчера не вернулся из боя

Как ярко светит солнце! А небо – такое пронзительно-синее! И облака – невесомые, как пух, и ажурные, как белый одуванчик на лугу.
Так бы и лежал, глядя в бездонное небо, ощущая себя маленькой пылинкой в этом безграничном мире.
Только что закончился бой, и тишина стоит такая, что слышится шорох каждого листочка, каждой травинки. Боже, как хорошо! Как будто не было, и нет войны. И только небо, раскинувшееся до самого горизонта, только ветер, приносящий духмяный запах луговых трав, только прозрачный, настоянный на парном молоке воздух.
Мне 20 лет. Я такой молодой. И я очень хочу жить! Хочу любить тоненькую девушку, похожую на ту белоствольную березку, что выросла на краю леса. Хочу пахать землю и сеять хлеб. Хочу встречать рассветы, бегать босиком по росистому лугу, пить родниковую воду и загадывать желания, глядя в звездное небо. Я только на войне понял, как это здорово ЖИТЬ!

Сказка, рассказанная на ночь

          - Дедуль, расскажи сказку, - попросил Митя, потирая сонные глазки. За окном ярко поблёскивали звёзды, тёплый ветерок тихонько шевелил занавески, кошка Лапка уютно свернулась клубочком на коврике.

Уже было выпито вечернее молоко с печеньем, убраны и аккуратно расставлены по местам игрушки, и маленькая сестрёнка Анюта тихонько посапывала в своей кроватке.

Дед отложил газету и направился к полке с книгами.

- Не-е-ет, - протянул Митя, - ты мне расскажи самую настоящую сказку, а не из книжки.

- Настоящую?! – задумался дед, - ну что ж, слушай.

Митя быстро нырнул под одеяло, подложил ладошку под щёку, прикрыл глаза и приготовился слушать.

- Было это в то время, когда на полях почти вызрел хлеб…

- Хлеб? – Митя даже приподнялся, - да ты что, дедуля, разве не знаешь, что хлеб продаётся в магазине. Там есть пшеничный, бородинский, заварной. А ещё я люблю рогалики. Такие хрустящие. А ты говоришь на полях. – Митя засмеялся.

Ты моя родная

Мила гнала машину по безлюдному дождливому шоссе на предельной скорости. Гнала, будто хотела побыстрей уехать из этого незнакомого маленького города, с кривыми некрасивыми улочками, пыльными, уродливо обстриженными деревьями, старыми кирпичными зданиями. Дождь упруго хлестал в стекла машин, заставляя «дворники» работать непрестанно. Мила подумала, что, наверное, улицы в том городе превратились в непроходимые от огромных луж и грязи.
Когда поток машин на шоссе стал плотным и нескончаемым, а значит, приближалась столица, Мила внезапно остановила машину на обочине. Она положила голову на сомкнутые руки и задумалась.

Надежда моя, Богородица

Любка с трудом доковыляла до телефона. Всё тело болело, голова раскалывалась, в глаза будто впились тысячи острых иголок.
- Слышь, Димон, - прохрипела она в трубку, - привези дозу, а то сейчас сдохну.
- Пошла ты… - грубо ответили на том конце провода, - ты ещё за прошлый раз не рассчиталась.
Короткие гудки били в ухо набатом. Люба застонала и, скрючившись, легла прямо на стол. В голове крутились огненные шары и только одна мысль сверлила мозг: «Где достать деньги?». В какой-то лихорадочной пляске мыслей Любке вдруг показалось, что можно найти деньги в шкафу, среди книг, куда она иногда кладёт заначку от случайных заработков. Надежда дала силы.

Жили-были старик со старухой…

Дождь лил не переставая. Туча опустилась низко над землей, и крупные дождевые капли, щедро поливали кусты, низко опустившие свои ветви к самой земле, пригорки с пожухлой травой на вершинках, пыльную дорогу, в один миг ставшую грязной и непроходимой. Дождь упруго хлестал по плечам сидевшего на корточках старого человека, стекая за шиворот холодными каплями.

Старик, казалось, не замечал ничего вокруг: ни дождя, ни порывистого ветра, ни ледяных струек, текущих по его спине.
Он, не отрываясь, смотрел на свеженасыпанный холмик земли, на одинокую ветку сирени, у подножия могилы, вбитую хлесткими струями в глину, и по его щекам, смешиваясь с дождем, текли слезы.

Старый фотоальбом

Всё что осталось ценного теперь у Галины Кузьминичны – это старый альбом с фотографиями. В чёрном потертом от времени кожаном переплёте, с оборванными углами, раздутый от вложенных как попало фотографий.
Галина Кузьминична всё время держала его при себе: ночью, когда укладывалась спать, засовывала его под подушку, а утром, после того, как нянечка умывала её и кормила завтраком, Галина Кузьминична клала альбом себе на колени, крепко придерживая рукой.
И ждала. Ждала, когда, наконец-то, в палате районного дома престарелых наступит долгожданная тишина, когда перестанут нянечки прикрикивать на старух, если те невзначай прольют суп на постель или обронят несколько крошек хлеба мимо подноса прямо на пол. Когда прекратят те же нянечки скрябать деревянными швабрами по полу, оставляя мокрые разводы на полу. И когда, наконец, включат в коридоре телевизор и ходячие старые люди выползут из палат смотреть новости, а потом и всё без разбора, чтобы хоть как-то убить медленно текущее время.