Сергей Худиев

Некоторое время я воздерживался от того, чтобы комментировать ситуацию с конфликтом между «Дождем» и приходом о. Димитрия Смирнова. Дело в том, что я тут явно предвзят. Я вообще большой грешник. Я не имею в своем сердце любви к людям, использующим звукоусилительную аппаратуру на очень большой громкости. Я даже недолюбливаю евроремонтников и мощные их электродрели. К мотоциклистам, проносящимся под окнами принципиально без глушителей, я тоже не испытываю душевной теплоты. К компании молодежи на скамеечке, поющей что-то под пиво, я отношусь с чуть большим пониманием, но без одобрения. Любительские группы поющие по английски вызывают у меня острое (и, несомненно, греховное) желание натравить на них все силы свободы и демократии — я сам говорю по английски с душераздирающим акцентом, но я же не пытаюсь на нем петь, да еще публично, в уши гражданам, которые не сделали мне ничего худого!

Но я искренне попытаюсь отложить мою предвзятость и эмоциональную реакцию, которую вызывают во мне несущиеся с потолка (или с улицы) мелодии и ритмы современной эстрады, и изложить мой взгляд на проблему спокойно.

Когда я читаю о том, что о. Дмитрий с прихожанами «ворвались на чужой праздник», я нахожу такую трактовку происшедшего односторонней. Я боюсь, что это сначала праздник ворвался в храм к отцу Дмитрию. Возможно, Вам не нравится, что посторонние люди, которых Вы не звали, являются на тусовку, где Вы веселитесь с друзьями, и выдвигают какие-то требования. Это понятно. Но другие люди тоже имеют права — и мне хотелось бы о них напомнить.

Парадоксальным образом большинство граждан, которые исходят из своих интересов, гораздо большие западники, чем их либеральные обличители, исходящие из романтических фантазий. Люди хотят достатка и безопасности.

В своей колонке «Свирепость высшей пробы» Денис Драгунский обрушивается на те три четверти населения, которые поддерживают действия власти, и приписывает этим людям ненависть к геям, Америке и другие ужасные пороки.

Автор надеется, что подобные ему носители «жаркого света разума» смогут путем просвещения и воспитания сократить число этих несчастных злобных людей, хотя и не выражает особого оптимизма.

Что же, я боюсь, тут мы имеем дело с общим для нашей западнической субкультуры пренебрежением бритвой Оккама — методологическим принципом, согласно которому не следует искать сложных объяснений там, где есть простые.

Те 80–86% процентов, которые поддерживают Путина (и тем так огорчают автора), действуют отнюдь не как сумасшедшие фанатики, объевшиеся пропаганды, а как люди, рационально преследующие свои интересы. Люди предпочитают мир и достаток хаосу и нищете. Они хотят строить планы на будущее, учиться, работать, кормить свои семьи, жить нормальной человеческой жизнью.

Недавно на ВВС появилась публикация с говорящим названием: «Грузия: православие в школах угрожает европейскому пути?». В материале «европейский путь» ассоциируется с атеизмом и гомосексуализмом, приверженцев которого жестоко обижают нетерпимые грузинские православные.

Впрочем, ссылки на нетерпимость противной стороны и ее страшные «преступления ненависти» — это, в общем-то, риторический стандарт, статьи такого рода пишутся по общему лекалу «темные силы нас злобно гнетут», рассказы, которыми они сопровождаются, обычно анонимны.

Главный же посыл статьи в том, что приверженность Православию мешает грузинам сближаться с Европой и США и напротив, объединяет людей с их единоверцами в России. Как пишет автор, «Грузинские либеральные политики считают, что только сближение с Европой и США позволит стране преодолеть постсоветское прошлое и остаться независимым государством. Однако не взращивает ли в то же время православная церковь поколение религиозных консерваторов, убеждения которых в большей степени совпадают с Россией Владимира Путина?».

Воскрешение Лазаря — это чудо, от которого невозможно спрятаться. Но отозваться на него можно по-разному.

В XIX–XX веках, когда либеральные богословы начали страшно стесняться сверхъестественных элементов в Евангелии, появились различные теории, которые должны были объяснить чудеса так, чтобы «современный человек», скептически относящийся к «библейскому миру духов и чудес», мог принять этическое учение Иисуса, не спотыкаясь на каждом шагу об «нарушение законов природы». Исцеления можно было объяснить тем, что многие болезни носят психосоматический характер, и религиозный Учитель, окруженный почтением и страхом, действительно мог повлиять на состояние больных. Умножение хлебов — тем, что яркий лидер побудил людей разделить те запасы, которые они принесли с собой (и до того скрывали друг от друга), так что на всех хватило. Эти объяснения крайне натянуты, но в евангельской истории наступает момент, когда они становятся полностью невозможны.

Воскрешение Лазаря. Лазарь не страдал психосоматическим расстройством, при котором мог бы помочь хороший психотерапевт. Он был за той гранью, где помощь уже не нужна и невозможна, — он был мертв. Когда человек еще жив и только приближается к вратам смерти, его близкие на что-то надеются — на чудеса, которые может сотворить израильская, немецкая или еще какая-нибудь медицина, на какую-нибудь суперсовременную клинику, на лечение в которой еще можно успеть собрать деньги, на медицинское светило, которое может помочь, — и иногда их надежды оправдываются. Но когда человек уже мертв — он мертв. Время надежды истекло; врата смерти затворились навсегда, еще раз напомнив, что они ожидают всех нас.

Люди плачут над покойником — плачут над умершим, над своей потерей, над смертью, которая неизбежно ожидает их всех. Марфа и Мария плачут над гробом Лазаря — и Иисус плачет вместе с ними.

Скандал с «Тангейзером» завершился увольнением директора театра, что вызвало предсказуемую бурю негодования в нашей либеральной среде, и мне хочется отметить это не с осуждением, а с печалью — эти же люди могли бы привнести в наше общество что-то другое. Например, уважение к людям.

В сети было несколько публикаций о том, может ли либерал быть патриотом; это, конечно, интересный вопрос. Но еще интереснее другой — может ли либерал быть либералом? Нам говорят (и исторически это так) что либерализм — это политическая доктрина, провозглашающая ценность личного достоинства и свободы. Нравственный пафос либерализма исторически связан с провозглашением уважения к человеку, его личности, его выбору, его правам, которые надлежит защищать от попрания со стороны различных злых сил — чаще всего, государства.

В этом нет ничего аморального, ничего противного нравственному закону или христианской вере — более того, мы легко можем проследить корни этого пафоса в христианской традиции начиная с Евангелия. Проблема в том, что наши либералы, как субкультура, неспособны быть либералами в этом смысле.

Недавнее участие лютеранского епископа Хельсинки, женщины по имени Ирья Аскола, в воскресном богослужении в кафедральном Успенском соборе вызывало немалое смущение в Православной Церкви Финляндии. Аскола была приглашена правящим православным архиереем Хельсинки Митрополитом Амвросием, находилась в алтаре, а диакон возносил прошения о «Епископе Ирья».

Отметим, что Ирья — первая женщина-епископ Евангелическо-лютеранской церкви Финляндии. Она известна своей крайне либеральной позицией в отношении гомосексуализма. Выступает за право однополых пар получить благословение церкви после регистрации отношений, и сама впервые в истории евангелическо-лютеранской церкви Финляндии благословила однополую пару для миссионерской поездки в район реки Меконг в Юго-Восточной Азии.

Заголовки «Церковь требует запретить оперу „Тангейзер“» вызывают ожидаемую реакцию: ну до чего дошли попы! Уже и немецкий композитор XIX века Рихард Вагнер сделался им кощунником! Никогда такого не было — и вот опять! Что они завтра запретят?

Однако, как это обычно бывает с кричащими заголовками, вас просто вводят в заблуждение. Церковь ничего не имеет против Вагнера — и уж точно ничего не имеет против классической музыки. Речь идет о постановке, в которой знаменитая опера немецкого композитора подвергается непристойной переделке — примерно в стиле похабных пародий на «Евгения Онегина». Хуже того, в постановке появляется актер, изображающий Христа, в видах и позах, о которых мы не будем говорить подробно. Цель всего этого примерно понятна: люди, не способные создавать эстетические ценности, стремятся привлечь к себе внимание скандалом. Ничего нового в этом нет. Как нет ничего нового и в сопутствующем негодовании на любые попытки протестовать: мракобесы, мол, средневековые фанатики выступают против культуры! Но кто тут выступает против культуры? Давайте попробуем разобраться.

Парламент Финляндии на днях уровнял «однополые браки» в правах с обычными, включая возможность усыновления детей. Архиепископ Кари Мякинен, Примас Евангелическо-лютеранской церкви Финляндии, выразил свои сердечные поздравления всем заинтересованным лицам, сказав, что «сегодня общество проповедует моральные ценности, защищающие не учреждения или принципы, а народ. Именно в такой проповеди и нуждается церковь». Именно так: общество проповедует, а церковь нуждается в этих проповедях.

В ровненской области несколько иерархов — православных, греко-католических и раскольнических — подписали так называемый «Меморандум о единой Поместной Церкви Украины».

С экклезиологической точки зрения документ выглядит так, как будто его авторы — не только не иерархи, но люди мало знакомые с церковной жизнью вообще. Каким образом, например, можно включить в состав «Единой Поместной Церкви Украины» УГКЦ? Епископы УКГЦ пойдут на разрыв с Римом или, напротив, православные должны будут Риму подчиниться? Это немедленно возникающий, но, конечно, не единственный вопрос. Как авторы меморандума думают с наскока уврачевать тысячелетний раскол между Православием и Римом? В рамках какого богословия и каких представлений о Церкви они собираются это делать?

Скандальный параграф о «приветствии гомосексуалистов» в итоге не вошел в отчет синода Епископов Римо-Католической Церкви — сопротивление Епископов, приверженных традиционному учению Церкви, оказалось достаточно сильным, а негодование, выраженное многими верными католиками, заставило либеральных реформаторов (пока) отступить.

Но пока западная Церковь отбила штурм, а не осаду — осада продолжается, будут и другие штурмы, давление с целью принудить католиков к пересмотру их взглядов на этот грех, будет только возрастать. Нас, православных, это касается самым непосредственным образом — те же силы требуют ровно того же и от нас, и для нас ситуация не приобрела такой же остроты только из-за того, что Православие менее заметно на Западе.

Почему либералам очень важно изменить взгляды христиан именно на этот вопрос? Изменение учения Церкви в отношении гомосексуального поведения означает не просто пересмотр одного из аспектов церковного учения, а полный отказ Церкви от притязаний на учительство вообще.

Предварительный отчет синода Римо-Католической Церкви по вопросам семьи и брака медиа называют «прорывным» или даже «землетрясением», из-за содержащихся в нем высказываний относительно гомосексуализма и внебрачного сожительства. В отчете, в частности, говорится: «Гомосексуалисты обладают дарами и качествами, которые они могут предложить христианской общине... Способны ли мы приветствовать этих людей, гарантировать им место и братское отношение в наших общинах?»

Можно сказать «геи», можно сказать «люди, сталкивающиеся с гомосексуальными искушениями». Это огромная разница, и употребляя тот или иной оборот, мы принимаем ту или иную картину мира. Согласно первой, «геи» биологически детерминированы к гомосексуальному поведению, требовать от них оставить его — также бессмысленно, как требовать от чернокожего человека стать белым. Любое неодобрение гомосексуального поведения в этой картине мира рассматривается как такое же проявление бессмысленной враждебности, как расизм. Любой отказ в признании гомосексуальных отношений равночестными традиционной семье — как преступная дискриминация.

Греческое слово «грех», «хамартия» буквально значит «промах мимо цели». Если человек направлялся в деревню, где его ожидал ужин и ночлег, а вместо этого заблудился («заблудил» как говорили раньше) в лесу, он промахнулся мимо цели. Если он плыл в порт, а оказался непонятно где посреди бурного моря, с ним случилась та же беда.

Так или иначе, он сбился с пути.

Но сбиться можно только в том случае, если существует истинный путь, и истинное место назначения — место, куда мы должны прийти, наш подлинный, вечный Дом. Многие современные люди не верят в реальность греха именно потому, что они не верят в реальность Дома — никакого предназначения у нас нет, жизнь — это путь в полное небытие, а на дороге в никуда заблудиться невозможно.

Здесь лежит различие между христианской и светской этикой — светская этика требует только воздержания от причинения явного вреда другим; христианская этика не противоречит ей, но она значительно объемнее — согласно ей, человек может нанести себе вред, который намного хуже смерти, или наоборот обрести благо, которое неизмеримо больше любой, самой долгой и счастливой земной жизни.