Недавно на ВВС появилась публикация с говорящим названием: «Грузия: православие в школах угрожает европейскому пути?». В материале «европейский путь» ассоциируется с атеизмом и гомосексуализмом, приверженцев которого жестоко обижают нетерпимые грузинские православные.
Впрочем, ссылки на нетерпимость противной стороны и ее страшные «преступления ненависти» — это, в общем-то, риторический стандарт, статьи такого рода пишутся по общему лекалу «темные силы нас злобно гнетут», рассказы, которыми они сопровождаются, обычно анонимны.
Главный же посыл статьи в том, что приверженность Православию мешает грузинам сближаться с Европой и США и напротив, объединяет людей с их единоверцами в России. Как пишет автор, «Грузинские либеральные политики считают, что только сближение с Европой и США позволит стране преодолеть постсоветское прошлое и остаться независимым государством. Однако не взращивает ли в то же время православная церковь поколение религиозных консерваторов, убеждения которых в большей степени совпадают с Россией Владимира Путина?».
Что же, реальная проблема значительно глубже, и дело тут не в Путине и не в России — дело в мировоззренческом конфликте, который никуда не денется даже если на политическом уровне напряженность между Россией и Западом ослабнет. Потому что это не политический и не национальный конфликт, это конфликт идеологический, раздирающий и сам Запад. Конфликт, в котором, скажем, американские католические Епископы (трудно найти кого-нибудь более западного) находятся на той же стороне, что и грузинские православные.
Под «европейским путём» понимается определённая идеологическая ортодоксия, столкновение которой с Православием (собственно, любым христианством и любой традиционной моралью вообще) носит принципиальный характер. Конечно, Православие не требует той или иной политический позиции, а классический либерализм настаивал на своей религиозной нейтральности, и теоретически, классическому, «старому» либерализму и Православию было бы нечего делить. Но то, что в наши дни — в частности, в этой публикации ВВС — обозначается как «либеральный» и «западный» путь, предполагает обязательную идеологию, причем идеологию отчетливо антирелигиозную. Быть либералом в этом смысле и православным невозможно, точно также как невозможно быть православным и марксистом-ленинцем.
Несколько лет назад на «Немецкой волне» мне попался заголовок «Ватикан против Европы». Может показаться странным, каким образом старейшая непрерывная институция Западной Европы, фактически создавшая её культуру — Католическая Церковь — оказалась «против Европы», но для определённой идеологии это так. «Европа» от имени которой говорят эти люди — это не Европа Джотто или Баха, Таллиса или готических соборов — это, напротив, Европа Кончины Вурст и Шарли Эбдо.
Это две разные и очевидно враждебные друг другу Европы — как Россия большевистская была неукротимо враждебна России православной. Не существует единого в идеологическом отношении «Запада» — благотворного или тлетворного, Запад находится в состоянии «культурных войн» (американское выражение) и то, что нам часто пытаются подать под видом «Запада» являет собой только одну из сторон в этих войнах. Да, сторону, в последние годы приобретшую большое влияние, сторону, лучше представленную в европейских и североамериканских политических элитах — но только одну из сторон. Что характерно для этой стороны? Может показаться, что в её центре — гомосексуализм, поскольку именно здесь её конфликт с любой традиционной моралью выглядит наиболее острым. Но это не совсем так; гомосексуализм используется скорее в качества тарана, предназначенного для разрушения обычных человеческих взглядов на то, что такое хорошо и что такое плохо.
Приведем пример. На одном из американских католических сайтов была опубликована фотография с гей-парада в Торонто. Какой-то неспортивного сложения совершенно голый мужик парадирует по улице, белокурая девочка лет десяти, очевидно, приведенная на сие зрелище толерантными родителями, закрывает глаза рукой, чтобы не видеть, как он трясёт гениталиями. Нормальная реакция нормального ребёнка, который понимает, что происходит что-то недолжное. И ещё недавно реакция практически всех взрослых на мужика, трясущего гениталиями перед детьми, была бы совершенно однозначной — он был бы задержан и передан полиции, которая имела бы к нему серьёзные вопросы о его поведении. Но теперь это объявлено нормальным, и всякий, кто станет выражать свой протест против этого, столкнется с обвинениями в ненависти и нетерпимости, а то и с проблемами в карьере. Речь идёт даже не о людях, страдающих расстройством полового влечения — в конце концов, уголовной статьи давно нет, никто никому не мешает частным порядком страдать чем угодно — а о желании навязать всему обществу очевидно дикие и аморальные вещи под флагом борьбы за права угнетенных меньшинств. Для чего? За этим стоит определённая картина мира, в которой традиционная мораль рассматривается как источник угнетения, с которым следует бороться силам разума и прогресса.
А если мы заглянем ещё глубже — принципиально иное представление о человеке и его месте в мире. До недавних пор любое человеческое общество — христиане и мусульмане, китайцы и индусы, кто угодно — жили в мире, предполагающем объективный нравственный порядок, то, что ещё античный оратор и философ Цицерон называл «естественным законом». Задача человека состояла в том, чтобы, опираясь на разум и традицию, понять, что от него требует закон, и исполнять свои обязательства. Закон требовал обуздывать свои страсти (включая, разумеется, сексуальные, но не только их), заботиться о ближних и обществе в целом, уважать стыдливость и целомудрие. Где-то начиная с эпохи Просвещения в Европе появляются мыслители, постулирующие принципиально иную картину мироздания. В этой картине Бога нет, нет и какого-либо объективного морального закона, (за отсутствием законодателя), не существует ни обетований, которые человек мог бы унаследовать, ни заповедей, которым он должен был бы повиноваться, ни цели, которой он должен был бы достигнуть. Если для других обществ разум служил истине, то, например, для шотландского мыслителя эпохи просвещения Дэвида Юма он мог служить только страстям. Если раньше люди ставили вопросы, которые формулирует другой мыслитель эпохи Просвещения, Иммануил Кант, " что я могу знать? На что я могу надеяться? Как мне следует поступать?«, то для скептической традиции, восходящей к Юму, вопросы о надежде и долге просто бессмысленны. На них нет ответа в обезбоженном мироздании, и все, о чем стоит думать — как удовлетворить наши страсти и обеспечить себе наибольший комфорт. Мораль, сообразная естественному закону (христианская в частности) воспринимается в этом случае как угрожающая личному удовлетворению и комфорту. Человек получает удовольствие, расхаживая голым перед детьми, тут являются разные тёмные и отсталые личности, от христиан до конфуцианцев, и говорят ему, что так нельзя. Он обиженно спрашивает — а в чем проблема-то? Кому я наношу физический вред? Почему я должен повиноваться вашим дурацким запретам? Существует, конечно, обширная статистика, согласно которой люди, регулярно посещающие богослужения — то есть воцеркволенные христиане, более склонные повиноваться запретам, в целом психически здоровее, счастливее, менее склонны к злоупотреблению алкоголем и другими веществами и даже живут в среднем больше. Но увы, люди, ищущие удовольствия и комфорта, как писали в какой-то рекламе, «по-быстрому, без обязательств» не обращают внимания на такие доводы. Статистика по алкоголю ещё более очевидна — кого она когда-нибудь побудила отказаться от выпивки? Цель жизни удовольствие и комфорт немедленно, и все, кто этому мешает, хотя бы тем, что внушает сомнения и и тягостные раздумья — враги и угнетатели.
Однако люди во все прошедшие века настаивали на этике, требующей обуздывать свои страсти, не потому, что они были суеверными глупцами — а потому, что знали, что такое самообуздание необходимо для личного и общественного блага.
Путь который нам предлагают в качестве «европейского» есть путь деградации. Он отражает вовсе не апогей великой западной цивилизации — а ее упадок. Ни грузинам, ни нам, совершенно незачем ходить этим путем. Но главное — надо отдавать себе отчет, что он несовместим с Православием и враждебен ему, о чем его сторонники говорят вполне открыто. Впрочем, он враждебен христианству вообще и той Европе, которая была христианством создана.
