Омилия

Светит луна лампадкой в окошко,
Ночь к нам заходит ласковой кошкой.
Тишь укрывает своим одеялом,
Дрёма окутает нежным дурманом.

Дверь приоткроем в царство Морфея,
В сказочный мир окунёмся немея.
Тихо погрузимся в сладостный омут.
 Ангелы крыльями нас нежно тронут. 

Во имя красоты

Алинке исполнилось четыре годика, и она стала выше подоконника. Взяла девочка однажды ножницы и, насколько хватило роста, надрезала края оконной занавески. Мама увидела такое рукоделие и горестно спросила:
— Зачем ты это сделала?
— Чтобы красиво было! — ответила довольная собой Алинка.

Птицы-невидимки

Как-то в детском саду воспитательница дала детям задание рисовать птиц — кто каких может. У Алинки птицы ну никак не получаются! И нарисовала она... скворечник.
— А где же твои птицы? — спросила воспитательница.
— Они — в скворечнике, — ответила Алинка.

Читатель и писатель

Идёт Олежка — учится читать:
"Ап-те-ка", "Пи-во", "Х-леб", "Про-дук-ты", "Ба-ня"...
А вот на ящике: "Не кан-то-вать!"
И на заборе мелом: "Тут был Ва-ня", —
Наверно, кто-то учится писать.

Бережливость

Мама спрашивает Свету:
— Почему не ешь рагу?
Что, невкусно? Ждёшь котлету?
— Нет, я зубы берегу!

УЗИНКААК-СЕЛО УЗКОЕ.
+ В село Узкое мы собирались уже давно. Но то непогода, то нежданные гости, а то просто ход нашей жизни - все откладывали нашу поездку. А когда, мы, наконец, собрались и договорились с монахами Михайловского Скита, матушки наши приболели. Поэтому визиты решили снова перенести, но нас с сестрой Юлией благословили ехать - работать за компьютером в местной библиотеке.
Меня снарядили компьютером м. Нины, предупредив не снимать рюкзак с плеч в лодке, с. Юлии дали список поручений ,и мы отправились в путь.
Залезая в лодку, я упала и сильно ушиблась, но осталось вроде цела. Мы посмеялись, и лодка заворчала мотором.
Красота! Какая же красота кругом! От холода воздух прозрачный ,а вода -как зеркало.
Вот и причал виднеется, а за ним дома. Я жадно вглядываюсь - я узнаю. Коричневый дом - пустующий магазин, справа голубой куполок – церковь. Только, когда я была здесь пять лет назад, на берегу играли дети сейчас же - никого. Мы высаживаемся, крестимся на церковь и идем к Николаю Петрякову и его жене Лили. Визит к ним по приезде в с. Узкое для монахов традиция, даже нет - правило.

Служил в одном московском храме священник. Красиво служил. Благолепно. «Певуче», - как говорили прихожанки.
А еще он непостижимым образом сочетал в себе два противоположных качества – исповедовал быстро, намного быстрее, чем другие священники этого храма, но при этом никогда не прерывал и не торопил исповедующегося. Выслушивал все, что тот имел сказать, а потом, вздохнув, задавал совершенно неожиданный вопрос. Например: «А рыбу жареную любишь?» «Люблю», - растерянно отвечал исповедник, который только что скрупулезно вскрывал в себе помыслы честолюбия или сочетание с блудными прилогами. «И я люблю, - задумчиво говорил батюшка. И, уже накрывая голову исповедника епитрахилью, тихонько прибавлял, - Особенно с вареной картошкой».

День памяти Сергия и Германа Валаамских
11 июля в день памяти святых Сергия и Германа Валаамских - мы ездили в Монашескую Бухту на Литургию.
Главный храм в Монашеской Бухте, постороенный над могилкой преподобного Германа Аляскинского, освящён в честь этих святых.
В 6 утра за нами должна была приплыть лодка, мы проснулись в 4, а на дворе - туман. Да какой-молоко! Не видно даже ближайших скал, не то что Еловый остров. Что делать? Мы с сестрой Юлией молимся, перебираем четки, смотрим в окно. У нас в Скиту священника нет, и монахи наши только монахи - не рукоположены. Поэтому Литургия для нас - Пасха. Долгожданная возможность исповедоваться, приобщиться, стать едиными с Телом Христовым и со всею Церковью, собраться с духом. А тут - за окном густой туман. Да будет воля Твоя, Господи! Мы с сестрой Юлией перебираем четки и молчим.В 5.30 пришла из своей лесной кельи м.Нина. Тоже тихая, сосредоточенная.
В 5.45 по морскому радио слышим голос о. Андрея:
-Ниловский остров! Ниловский остров! Буду через 15минут.

Здесь, в Москве, под влиянием Островского созрело решение попробовать себя в драматическом роде. Обращение Потехина к жанру драмы не случайно. При бедности тогдашней литературы и при отсутствии общественной жизни, огромное значение для всех образованных людей имел театр: это было единственное место, где еще можно было отвести душу, в особенности благодаря превосходному составу московской труппы, которая своим исполнением заставляла забывать о бедности, а подчас и нелепости тогдашнего драматического репертуара.

("Дела давно минувших дней...")

Свет от лампы тихо льётся,
Наступает «благодать».
Совершенство не даётся…
На иконе – Божья Мать.
На столе – бутылка, рюмка…
Что же делать? Подскажи!
Не хватает мне поступка,
Но вполне хватает лжи.
Лжи внутри себя, снаружи,
В каждой клеточке во мне.
Не оплёван, не простужен,
Деньги водятся в казне…
Что Ты смотришь, Матерь Божья,
Странно, мимо, в глубину?
Я, поверхностен и ложен,
Пальцем дёргаю струну.
Я глубин Твоих не знаю,
Хоть тоскую по воде.
Ты прости меня, родная,
Нет родней Тебя нигде!
Много блёсток перевидел,
Много фальши разглядел,
Многих глупостью обидел,
Не доделал много дел…
Весь мой опыт – прах и пепел,
А Твоё незнанье – Жизнь.
Родила Христа в вертепе!..
Сердце бедное, страшись,
Содрогнись нутром и кожей,
Вникни, вдумайся, вглядись –
На иконе Матерь Божья,
А над нею Бог и Высь!

Я от возраста великого
Не летаю, не чирикаю.
Жизни стройное течение
Исключает приключения.
Все промчалось, как мгновение…
Здравствуй, эра просветления!
Пусть душа на солнце греется… - Только что-то не мудреется.
И растут под солнцем зрелости
Мысли глупые и дерзкие,
Мысли красные, зеленые,
А не бело-просветленные.

Как котенок, мир ласкается.
Мудрость мне не полагается?
 

Гуляла с собаками - дождичек и солнце...Откуда-то вдруг "накапали" строчки.

Она сияет шёлком честности,
Пылает пурпуром стыдливости;
Над ней венец душевной вечности
И столь желанной Божьей милости!
Она безропотно невестилась,
И вот плывёт уж в сане матушки:
Бог милосерден — с милым встретилась,
Теперь пойдут, пойдут ребятушки!..
 

Горе луковое

С буквой "эр" Полина в ссоре
Все свои пять лет подряд.
"Ах ты, луковое горе!" —
Мама с папой говорят.
"Вы — чесноковое ГОЛЕ,
Вы НЕПЛАВИЛЬНО слова
ГОВОЛИТЕ, а не Поля...
ЛАЗВЕ Поля не ПЛАВА?"...
Бабушка на именины
Подарила ей... иглу —
По желанию Полины,
А она ревёт в углу:
"Я ПЛОСИЛА не иголку,
А ИГЛ-Л-ЛУ, ИГЛ-Л-ЛУ, ИГЛ-Л-ЛУ!
Нет, от вас не будет толку,
Если я не помогу"...
Поле, плакавшейся слёзно,
Удивилась вся семья,
Изрекла она серьёзно:
— Гор-р-ре луковое я!

Сворачивается небо.
Ангел безутешно
По нас рыдает и лепечет
Огненным глаголом.
Как неизмеримо
Время умирает.
 

Как печально без покрова.
А это умиранье
Без часа и без формы,
И без грядущего числа
Под скрежет сфер.
Любовь возобновится,
Когда не будет нас.
Ангел безутешно…
 

О, если бы произносить слова
Душа умела!
Она б не стала тосковать,
Она бы пела.

О, если б в слабом голосе нашлась
Пружинка чуда!
Она бы музыкой взвилась
Из ниоткуда.

О, если бы немое сердце вдруг
Заговорило.
Оно б не тратилось на звук,
Оно б любило.
 

Хладный кленовый лист
НА душу пал мою —
Крепок, багрян и чист...
"Господи! — я молю, —
Это Твой зов, Твой глас?
Или ответ держать
Близишь Ты судный час,
Ибо обрыдло ждать?
Каюсь, тяжки грехи —
Не пожелать врагу...
Вот допишу стихи —
Ну хоть одну строку..."
 

Врач-невролог Нина Сергеевна Н. предвкушала скорый отпуск. И раздумывала, где бы его провести. Надо сказать, что большинство ее коллег ездили отдыхать за границу: кто в Египет, кто в Турцию, а кто и в Европу: в Италию, Испанию или Грецию. После чего возвращались оттуда с ворохом впечатлений и обновок, которыми потом наперебой хвастались друг перед другом. Конечно, Нине Сергеевне очень хотелось выглядеть не хуже других, и, хоть недолго, да побыть в центре людского внимания. С другой стороны, она, как верующий человек, считала себя не вправе заниматься шоппингом и разъездами «по заграницам» в ущерб «единому на потребу». Куда полезнее для души было бы отправиться в паломничество по святым местам. Однако куда именно? Опять же: не прослывет ли она тогда среди коллег белой вороной? А может, поступить проще? И купить путевку в Израиль? Разумеется, она не будет с утра до вечера жариться на пляже, как прочие туристы, а посетит Вифлеем, Храм Гроба Господня, Горний Успенский монастырь и другие святые места, о которых до этого лишь читала в книжках… Иначе говоря, разумно совместит приятное с душеполезным.

1

Когда ты была маленькой, добрый Боженька великодушно обсыпал твое белое лицо мелкими-мелкими золотыми монетками.
Ты выросла, а золотинки остались прежними…
И вот наступила твоя весна. Однажды взошло твое солнце, и на лице твоем засияли веселые звездочки, и глаза твои заискрились радостью, и смешинки в них стали резвиться…
И сладостно сердце замерло, и душа зашелестела надеждами, надеждами, надеждами…
Надежды иногда наивны, но всегда светлы, если у Бога вымолены, ─ как вода родниковая. Иногда они не сбываются, но ведь и родниковая вода, случается, мутнеет. Проходит время, муть оседает ─ и вновь вода чиста и первозданна…
А в молельне твое лицо грустно белеет ─ словно печальная одинокая луна…

Памяти священника Петра Никулина, утопленного большевиками в камской проруби… (Место гибели священника находится между бывшей Куликовской дачей и храмом святого князя Владимира). 

Осыпаются сережки у березы
На весенний камский плес.
Родниковые струятся слезы.
И не видно солнца из-за слез.

Может, на какое-то мгновенье
Я отмерю девяносто лет назад.
И увижу сокровенным зреньем
Власть советскую у Царских врат.

Как большевики схватили
В алтаре священника Петра.
Привязали. Отпустили
Лошадь - по морозу со двора.

Лошадь била немощное тело.
Прокатила его вдоль Курьинских Дач.
И крестились бабы чуть несмело,
Над Курьей замерз их горький плач.

Стихло все. Метель пустила
Белых голубей на красное зерно.
Нет, не дали выкопать могилу -
Хоть в душе у палачей черно.

Лошадь встала и прядет ушами,
Церковь видно из оврага у моста.
Не вернут Петра – утопят в Каме
В проруби морозной за Христа.