Начну с эпизода, который можно считать эпиграфом ко всему, что я собираюсь сказать в дальнейшем.
Однажды мы с Сергеем Сергеевичем были в Риме на конференции. Это был последний год его жизни и наша последняя встреча. Я читала доклад о Пушкине2 и среди прочего заметила, что в отношении веры и безверия борьба сердца Пушкина с его умом с лицейских лет происходила прямо противоположным привычному образом:
Ум ищет Божества, а сердце не находит.
(«Безверие», 1817);
К храму вьются змейки ─
Узки, неисхожены,
Робкие скамейки
С редкими прохожими.
Медленные звоны
Сладко душ касаются…
Белые вороны
В стаи не сбиваются.
Господи, научи правильно, просто, разумно обращаться
со всеми домашними и окружающими меня, старшими и младшими,
чтобы мне никого не огорчить, но всем содействовать ко благу.
Из молитвы Оптинских старцев
В наше время взаимопонимание даже среди близких людей становится большой редкостью. К сожалению, и воцерковленные люди часто не могут договориться друг с другом. Конечно, можно заниматься самооправданием, мол, мы живем в последние времена, когда оскудела любовь. Возможно, это так. Однако и первые христиане считали, что живут в последние времена, но между собой все равно пребывали в единодушии и искренней любви, свидетельствующей о том, что они ученики Христа. Вот что о них сказано в Священном Писании: «И они постоянно пребывали в учении Апостолов, в общении и преломлении хлеба и в молитвах» (Деяния 2:42). Как видим, христиане пребывали в общении, к которому и мы призваны: «Не забывайте также благотворительности и общительности, ибо таковые жертвы благоугодны Богу» (Евреям 13:16). Правда, библейское значение слов «общение», «общительность» (а именно: «участие в жизни ближнего, помощь, забота о других» (см. «Греческо-русский словарь» Вейсмана) сильно отличается от современного. (Например, «общительный» в словаре Ожегова объясняется как «легко вступающий в общение с другими, не замкнутый»).
Стал светлый праздник яблоком раздора.
И втоптан в прах георгиевский знак.
Живет нацизм, воинствующей сворой,
Слюною злобы брызжущих, собак.
Добра и зла перехлестнулись тропы,
И город Льва враждебностью распят.
Победу празднуют Россия и Европа...
А мы воюем на костях солдат.
Начну с античного анекдота. В одном греческом городе надо было поставить статую;
Доклад Андрея Сергеевича Десницкого, посвященный трудам известного филолога и переводчика
Все клёны в ризах золотых,
А солнца жёлтое кадило
На их морщинках молодых
Печали роспись выводило.
Росы живительный елей
Роняла в сердце ностальгия…
И деялась в душе моей
Божественная литургия.
Посеребрилась — в тридцать пять,
Чело пометили морщины,
Глаза отчаялись сиять,
Ушли любимые мужчины.
Она взмолилась: "Боже мой!.."
Теперь поёт в церковном хоре,
В душе — Божественный покой,
Сменивший призрачное горе.
Ей будто снова двадцать пять,
И красота земная с нею,
В очах сиянья не объять...
Благочестивые юнеют...
1
Вы похожа, светлая, на лилию,
Что глядится в зеркало реки...
И душа ваяет мне идиллию,
Словно фея магией руки:
На заре туманы седовласые
Застилают лилии постель,
А в ночи напевы звёздно-ясные
Разливает лунная свирель.
Но бледна, нема, печальна лилия,
Трепетно похожая на вас...
Над рекой грустит моя идиллия
И, расправив крылья, мчит Пегас.
2
Рдеет вдали заря,
Травы пока не скошены.
Может быть, жду я зря?
Где ты, моя хорошая?
Тычется в сердце грусть —
Смутно-тиха, непрошена.
Как горизонт мой пуст!..
Где ты, моя хорошая?
Столько промчалось лет!..
И заметён порошею
Мой одинокий след...
Где ты, моя хорошая?
Дрогнет призывно бровь,
Стать горячит роскошная...
Нет, не моя любовь...
Где ты, моя хорошая?
Вот и нашёл тебя —
Милое встретил прошлое.
— Здравствуйте, это — я...
— Здравствуй, моя хорошая!
Ночью тихой, ночью лунной,
Там, где спит в траве роса,
Где листва на ветках - струнах
Шепчет, словно голоса,
Про девчонку, что украдкой
Все ждала свою мечту,
Как казалась жизнь ей гладкой,
Как смеялась в высоту…
Как однажды здесь стояла
И смотрела в небеса,
Обернулась и узнала,
Как горька любви слеза…
Тот, кто был всего роднее,
Шел с другой, задорный смех
Раздавался все слышнее,
И все ближе - шум утех.
Поравнялись, взгляд он бросил,
И прошел спокойно вдаль,
и теперь как кару носит
мир предательства печаль…
Уж времен прошло не мало,
с той поры, да все летит
птица-дева, да устало
о предательстве кричит..
Большая часть комедий и сцен печаталась на страницах некрасовских журналов «Современник» и «Отечественные записки» («Новейший оракул» 1859. № 10; «Закулисные тайны». 1861. № 3; «Вечеринка у бедной родственницы». 1863. № 9; «Отрезанный ломоть» 1865. № 10; «Рыцари нашего времени». О.З. 1869. № 2; на сцене Александринского театра шла под названием «В мутной воде»; «Вакантное место». О.З. 1869. № 11. Почти все комедии долгие годы не дозволялись к постановке на сцене).
А мы всё песенки поём,
Улыбки дарим и приветы,
Встречаем вёсны и рассветы
И нам не тягостно вдвоём;
И, малым счастливы, большим
Пренебрегаем ежечасно,
И нам не кажется ужасным,
Что несмываем с ликов грим,
Что кто-то там за нас распят,
Что мы должны кому-то вроде…
И рады мы любой погоде,
Ведь в душах мир, и в доме лад.
Нас зло не трогает давно,
С тех пор, как стали его частью.
И наше маленькое счастье
Висит пейзажем над трюмо.
Когда хандра найдёт, бегу из дома,
На берег тихий, в лес, куда-нибудь,
В другую жизнь спешу, к себе другому,
От разных дел и просто отдохнуть.
И покидая временные блага
Приевшейся квартиры городской,
Я радуюсь опушкам и оврагам,
И наслаждаюсь небом и рекой.
В таких местах легко раскрепоститься,
Не жалиться, не плакаться судьбе
С упрёками к цыганской ворожбе.
Что не сбылось, тому уже не сбыться.
Слова чужие далеко не каждый
Прочувствует и слышать будет рад…
Я от домов, бегу, многоэтажных
В берёзово-сосновый аромат.
2011
Друг всегда необходим!
Днём чудесным под кусточком
Кто-то маленьким комочком,
Спрятав мордочку в шерсти
Словно бы просил спасти,
Тихо жалобно скулил,
Мило лапкой шевелил.
Он дрожал, смотрел с вопросом
И от страха своим носом
Всё касался моих рук,
В глазках чёрненьких - испуг,
Вдруг уйду домой одна,
Для щенка – ночь холодна.
Не могла пройти я мимо!
Знаю что, недопустимо
Не помочь, уйти, забыть,
От беды не защитить!
И тогда решила я,
Что щенку нужны друзья.
Я взяла его на руки.
Пёсик мой, боясь разлуки,
Хвостиком своим вилял,
Оставаться не желал.
Потому что малыши
Жить в домах своих должны!
Не хотела с мамой спора,
Вдруг у нас с ней выйдет ссора?
Если папа скажет: - Нет!
Чтоб щенка пропал и след!
Аллергия вдруг у брата,
Будешь в этом виновата!
Настроенье бывает – разное,
Но когда уже нечем крыть,
Вспоминаю, как Пасху празднуют,
После смерти - празднуют Жизнь…
Чтоб всем сердцем своим, всей верою
Когда хуже некуда – плохо,
Увидать в черноте последней -
Воскресенье! Конец затмения.
И взаправдашнюю, без подвоха,
Неожиданно прочную землю.
Быть молчальником не берусь я –
Богом дан не к тому мне срок.
…Знаю: веет нередко грустью
От моих покаянных строк.
Как же лучше? В стихах ли вспомнить
Про печальный земной исход –
Иль, ошибками путь наполнив,
Скорбной жизни изведать плод?
Слух ли тешить без меры нужно
Заплутавшим в мiрской глуши
Иль иная ценнее служба –
Исцеленью помочь души?
Быть молчальником не берусь я –
Богом дан не к тому мне срок.
Не спешите судить, коль грустью
От моих вам повеет строк.
31.07.2010 г.
Предисловие к книге Ольги Седаковой
…И вновь требуется более прямое, исчезающее перед своим предметом
слово. Такого слова, собственно, мне всегда и хотелось.
О.С.
Пoэтическому сознанию Ольги Седаковой так свойственно проверять себя по неподвижным звездам, как говорили в докоперниковскую пору, по кормчим звездам, как выразился молодой Вяч. Иванов; по наиболее общим ориентирам европейской поэтической традиции. (Заметим, что в этой: позиции трудно не почувствовать некоего отблеска образа мыслей, в основе своей теократического, — но это так, в сторону.) К числу таковых звезд относится, например, Данте (кстати, теократичнейший автор «De Monarchia»). Но к числу их относится также Рильке, и мы хотели бы, имея в виду известное изречение Малларме о том, что стихи делают не из идей, а из слов, начать именно с уроженца Праги. Не только в силу временной дистанции, но также, например, потому, что итальянская силлабика уж очень несоизмерима с ходами русского стиха, Данте оставляет слишком мало места для сугубо конкретных сопоставлений его самого с его русскими отображениями; Рильке — совсем иное дело.
БАЛЛАДА
Мы уже уезжали множество раз, но этот раз — последний.
Прощайте, кому мы дороги! поезд не ждет, простимся на ходу.
Эту сцену мы повторяли множество раз, но этот раз — последний.
а, вы думали: мне не уйти? Смотрите же: иду.
Мать, прощай! Что ты плачешь, как тот, у кого еще есть надежда или сомненье?
То, что не может быть иначе, слезы не стоит, не стоит слезы из наших глаз.
Или вы забыли, что я — тень и уйду, как тень, вы сами, тени и виденья?
Мы никогда не увидим вас.
* * *
Бывают дни: душа моя пуста,
народ ушел. И в тихом Божьем храме
клубится ангел, возводя кругами
благоуханье, чтобы в фимиаме
взошла сияющая нищета.
* * *
Ты знаешь ли святых твоих, Господь?
И в тесных кельях, где они трудились,
им слышно было, как томится плоть.
Они ушли и в землю возвратились.
И каждый жег свой свет и выдыхал
свой нищий воздух в избранной могиле.
Кончался возраст. Облик исчезал.
Как дом без окон, эти души жили.
Их смерть прошла и обратилась в прах.
Они читали редко: на листах
все было так, словно мороз на книги
дохнул, и, как на их костях вериги,
значения повисли на словах.
Юноша, обдумывай житьё,
Озаряй его небесным светом,
Ведь не за горами и жнивьё ─
Лишь за кажущимся долгим летом.
В небо вознесётся не герой,
Созданный софитами за рампой…
Юность освещается зарёй,
Старость же ─ скупой настольной лампой.
