Омилия

Мука: присвоить все то, что является слухом,
жизнью, письмом и судьбой не твоею, чужою;
повелевать, оставаясь за ширмою буквой,
острою линией, ею пронзая порою;
отзвук копировать, не ощутив края бездны,
ад не изведав, в него не умея поверить,
жертву считая слепой и совсем бесполезной, —
быть судией и ущербною мерою мерять?
Так, берега расходясь, оставляют породу,
ил от ушедшего времени, пламя узора,
лица, которых не знал и не видел ты сроду,
слухи, обман и неправедность тайного взора.
Вздох и смиренный уход означают прощенье,

Тот день, в одночасье изменивший жизнь семейства Кругловых, начался, как самый обыкновенный выходной. Ничто не предвещало приближения чрезвычайных событий. Однако когда семья в полном составе сидела за обеомидом, раздался телефонный звонок. Услышав его, хозяйка, Зоя Ивановна, полная, фигуристая, властная дама лет пятидесяти, недовольно поморщилась и покосилась на сидевшего рядом старшего сына Рубена, дородного тридцатилетнего брюнета с восточными чертами лица и скучающим взглядом. В свою очередь тот выразительно поглядел на младшую сестру, девятнадцатилетнюю Женю, мотнув головой в сторону звонившего телефона. Вскочив с места, Женя подняла трубку:

— Алло! Здравствуйте… Мам, это тебя…

Привокзальной площади

На моей ладони вечер,
Городской и разноцветный,
Танцевал легко, беспечно
Под мелодию из света.

Всё крепчал мороз крещенский.
Фонарей краснели щёки.
И в невидимом вращенье
Лился вечер светлоокий.

Зажигало небо свечи.
Суета стихала мирно…
На моей ладони вечер
Танцевал в объятьях лиры.

Глава 5 НЕБЕСНАЯ

Мир не содрогнется от чьей-то частной боли. Он несет свои равнодушные потоки, не внимая комариному писку кричащей души. Человек, предоставленный в страдании самому себе, неизбежно начинает мельчать в собственных глазах. Упоение успехами, надменность, самоуверенность — всё тает в одночасье, оставляя за несчастным лишь одно безусловное право — право страдать. Обмельчавший человечек пытается подняться, по старой памяти уповая на собственные силы. 

Он всё еще горделиво машет ручонками, не замечая, что безнадежно вязнет в липкой паутине уныния. В конце концов, он теряет последние крохи самостоятельности и покорно сдается отчаянию. Этого может не произойти в том случае, если за отчаявшегося есть, кому помолиться.

Я — наркоман. Наркотик мой — общенье
(С младенчества посажен на иглу).
Меня не ждет трагедия паденья,
Пока спускаюсь я в сообществ мглу.

Сотрудничать, всегда, любой ценою,
Сколачивать союзы и кружки!..
Без них — что я могу, чего я стою? —
Возможности мои невелики.

Я изучу науки, чтоб общаться,
На кафедру взойду, чтоб говорить.
Дискуссии — вот подлинное счастье,
И многословье — Ариадны нить!

Солдати ВВ та спецназу,
Бійці батальйонів і рот!
На вас йде фашистська зараза,
А не український народ.
Народ України за вами,
Для нього ви — рідні, свої.
А мутять далекі «Обами»
І наші обам холуї.
Ні! Служите ви не режиму,
Не слухайте зрадницьких слів,
Отам, серед лайки і диму,
Ви — захист дітей, матерів.
Твій ворог, солдате, синочку,
Лице не покаже в бою,
Та знай, що забрати він хоче
І землю, і душу твою.
Він хитрий, він підлий, він справжній,
Ненавидить нас сотні літ.
За нього «писаки» продажні,
За нього Європа і світ.
Всі «геї» і «сери», і «герри»,

Рассвет стоит на паперти смущённый,
Краснеет, не решается войти.
Сияет, благодатью освещённый,
Лазурный храм для сбившихся с пути.

Внутри покой, незыблемый, глубокий.
Святые кротко молятся за нас.
И небо рядом. Ангел синеокий
Встречает каждого в сей ранний час.

Рассвет пришел с палитрой, полной красок,
Коснулся кистью окон Алтаря,
И, словно из старинных русских сказок,
Явилась долгожданная заря.

Люди доверчивы, как овцы, и конформны, как волки. (Карл Ван Дорен)

Вместо смысла — «хлеба и зрелищ»

Однажды моя четырёхлетняя дочь, увидев на экране телевизора перемещающиеся снизу вверх титры, спросила меня:

— Мама, а кто переставляет буквы внутри телевизора?

Меня нисколько не рассмешило недоумение ребёнка: пытливый детский ум искал ответ на многие вопросы. А как часто задаём вопросы мы, взрослые люди? Как известно, часть вопроса уже содержит вектор, направленный на поиск решения. Но вот в чём проблема — мы разучились искать, спрашивать и анализировать.

«Я должна успеть. Только не хороните без меня!». На всём почти четырехтысячекилометровом расстоянии я всем своим нутром цепко держалась за эти слова, мне не плакалось и не вспоминалось ничего из моей жизни, связанное с бабушкой. Просто передо мной было её лицо, любимое до боли!

Когда же в конце пути поднялась на пятый этаж, и мне открыли дверь, услышала тёти Полин голос, внутренний надрыв сразу отступил, будто часть живой бабушки была здесь. Кто-то читал Псалтырь, на кухне готовили обед. Стоя у гроба и всматриваясь в успокоенный, но всё же скорбный лик, я пыталась постигнуть происшедшее. Чтобы побыть наедине с собой, взялась мыть в ванной виноград и фрукты для поминального стола. Погрузила все в большой таз, залила водой...

  Мышонок Шустрик очень любил дождь, вернее то, что дождь  оставлял после себя – огромные лужи. Такие лужи Шустрик называл «океанами». Еще были «моря» - лужи, что поменьше, и совсем маленькие - «просто лужицы».
Шустрик разыскивал длинные веточки и присаживался  рядом с какой-нибудь приглянувшейся лужей. Затем он опускал веточку в воду и принимался старательно елозить по дну. При этом мутные брызги  разлетались во все стороны, оставляя на штанишках и кофточке  маленького мышонка грязные пятна.
Шустрика этот факт никак не огорчал, а даже наоборот – он старался, чтобы брызг становилось как можно больше. Ведь это так весело!

Помоги мне остаться верным,
И от вражьих сетей огради.

Дай мне, Господи, быть не первым,
Сквозь соблазны суметь пройти.

Задыхаюсь от чёрной гари —
Дай мне, Господи, лишь глоток!

От творенья до гнусной твари
Сделать просто один шажок.

Помоги мне остаться верным
В потемневшем от грязи мирý.

И тогда я не стану пленным
Вечной тьмы в час когда умру.

У меня на столе есть одна фотография,
на ней улыбается девочка с рыжими хвостиками,
она держит в руках своего друга -
плюшевого мишку -
она улыбается, а глаза у неё грустные-грустные.

Эта девочка - мой давний друг и порой я пишу ей письма,
я пишу: "Здравствуй! Как поживаешь, родная.
У меня всё в порядке,
ты знаешь, я стала мамой?"

Девочка с фотографии, кажется, мне кивает.

Я пишу: "У меня есть сын, он также как ты улыбается,
у него на щеках ямочки как у тебя, веришь?
И глаза точь-в-точь, так говорят, случается.
Ну а я... я стала такою взрослой,
вряд ли меня узнаешь!"

Птицею с распахнутой душой
Устремляюсь к тебе, святый отче!
Управляют путь долгожданный мой
Твои небесные очи.

В сердце храня удивительный свет
Ясного доброго взгляда,
Несу голубых васильков букет
По улицам теплым Петрова града.

Нежные лазурные цветы
На фоне улиц каменных,
Словно блики Твоей чистоты,
Батюшка наш Иоанне.