Переход

Кофе утренний «Чёрная карта»,
За окном молодой спаниель.
На краю одиночество марта,
На пороге холодный апрель.

А мне нравится эта погода
С щетиною обветренных стен.
В центре города – море народа,
И по-своему каждый блажен.

И не хочется больше стыдиться
Всех своих телефонных «Прости».
Я спешу сквозь весенние лица,
Даже небу со мной по пути.

Там, за городом, рыжие стре'лки
По стволам: то на землю, то ввысь.
Это белки, простые белки,
Вот она – настоящая жизнь…
2017

Пределы в запределье держат путь...

Пределы в запределье держат путь,
и, видимо, дойдут когда-нибудь:
мы в запределье встретимся однажды,
хоть на пределе побывал не каждый.
Предел пределов — родина и дом,
как вспомню — ощущаю в горле ком.
Нить Ариадны — в горле Слова песнь:
слова к словам — прядётся миру весть.

Птица? Нет, я не птица...

Птица? Нет, я не птица,
но птице во мне не спится.
Баюкать её не стану,
уж лучше крылья достану.
Сгорят, говорите? Знаю,
но всё же птицей порхаю,
хоть перья мои порою
горят небесной росою.
Горю — потому и летаю...
Сгорю, говорите? Знаю.

Красная горка

Помню в детстве на Красную горку

Всей роднёй мы на кладбище шли.

И дорога казалась нам долгой,                         

Уходящей до края земли.

И навстречу нам в день поминанья,                                                                          

На могилках родных погостив,

Люди шли со святого свиданья,

Все обиды друг другу простив.

 

Мрамор могильный, белый костюм

***
Мрамор могильный, белый костюм:
Всякое было.
Крови хватило и кгругленьких сумм,
Дней не хватило…

Снимок с безмолвным вопросом в глазах
Веткой исхлёстан.
Здесь неподвижно стоять в двух шагах
Слишком непросто.

Этот из вечности пристальный взгляд
Смотрит с прищуром.
Так в магазине, наверно, глядят
На клиентуру…
2017

Крестный ход освещается солнцем

Крестный ход освещается солнцем

Слышу свет – это Пасха сама

Распахнула навстречу оконца,

Отворила рассвет и дома!

 

Живут такие люди

Черный джип петлял по узким улочкам Мтацминда. В кабине два друга вели приятный неторопливый разговор.

– Зура, одолжи мне по-братски твой старый жигуль, – говорил хозяин черного великолепия, Бесо, своему бывшему однокласснику.

– Издеваешься, да?

– Тобой клянусь. Ты ж говорил, что он на ходу.

– На ходу. Но такой облезлый вид у драндулета, что даже на базар стыдно ехать. А у меня все руки не доходят его на запчасти продать. Только в гараже зря место занимает.

– В итоге, даешь?

Зура хихикнул:

– Это кому рассказать – не поверят. Бесо Жоржолиани, хозяин магазина, будет разъезжать на моей музейной тачке времен бурной молодости. Пока не скажешь, для чего, – не дам.

Бесо помолчал, потом все же поведал другу причину:

Шел странник, плакали цветы...

Здесь искупительная соль

Рассыпана под серебром фонарным,

И Лель доигрывает роль,

Гудят столбы дорожные попарно.

Но наступает редкий миг,

Под кронами вращается планета,

И нищий , перейдя на крик,

Выпрашивает скудную монету.

 

Так грустный мира пономарь -

Ветрище славный, что стучит по крышам,

Сметает с перекрестков хмарь,

Ударив в колокол церквей неслышно.

Легка и неприметна тень,

И звездные невидимые кроны

Качают в синей высоте

Благовествующие смысла звоны.

 

Вот там, у края Райских Врат,

Пути к которым охраняет правда,

Запрятан, словно Китеж, сад,

Для странников дерев стоит ограда.

И вод зерцало чистоты

Как страшно жить в чужой стране...

Как страшно жить в чужой стране
Воров, убийц и негодяев,
И славословить не по лжи
В агонии игры без правил...

Как жутко мерить колею,
В которой кровью стынут лужи,
И ждать невесту не свою,
Которой ты вовек не нужен...

Как тошно веровать судьбе,
Прижав к пустому изголовью
Икону ту, что во хмелю
Ты не порочишь нелюбовью...

Как странно веровать тому,
Кого ты любишь, не жалея,
И ждать понятия от тех,
Кто жить в посмертьи не умеют...

Любить врагов - святая честь,
Друзей в предателях не видеть,
Как трудно мне тебя понять
Любовью той, что ненавидит...

В холодный день апрельский...

– Если хотите, я за Вас всё заполню, а Вы только подпишите, – предложила я пожилой женщине, растерянно глядевшей на меня.

– Да нет, давай я сама.

Бабушка быстро написала свои данные, поставила подпись, вернула мне подписной лист. Потом спросила:

– Миленькая, ты мне только объясни, зачем это? Чтобы я хоть знала, за что подписалась.

Ох, бабушка, бабушка, так можно не глядя и квартиру неизвестно кому отписать. Вслух я этого, конечно, не сказала. А еще раз объяснила женщине, что подписи мы собираем за запрет абортов. Кажется, теперь услышала.

 

***

Дарит рифмы мне дорога

Пробегусь счастливым взглядом
По родимой стороне.
Как же, Господи, наряден
День, сидящий на плетне!

Как светла моя Отчизна!
Дарит утро мне стихи.
Вижу в небе чистом-чистом
След от дедовской сохи.

Дарит рифмы мне дорога.
Дарит образы весна.
Каждый мне прохожий дорог
И судьба его важна.

Зазвенели ясным звоном
Милой церкви купола,
И берёзка рядом с клёном
От любви своей бела!

Золотая Пасхальная звонница

Дрогнул колокол за околицей,
Звон пошел, а за ним звон другой.
Золотая Пасхальная звонница
Всех зовет и зовет за собой!

Как легко же друг друга находят
Эти звоны окрестных церквей,
Величаво по облаку ходит
Тот, что стАрей других, но живей!

Ты смотришь, чтобы не видеть

Глаза твои — плен и тлен,
глаза твои, рассекающая тоска,
но ты не видишь этого.
Вынимая рыбу из воды,
ты думаешь: как странно она дышит.
Нет, она задыхается!
Ты вынимаешь душу из тела
и мнишь, что знаешь жизнь.
Не смотри на меня такими глазами,
я задыхаюсь... Всё равно
ты смотришь, чтобы не видеть.

Вкус жизни

Пахнет гречкой, а хочется, чтобы куличами. Невестка не печёт сама, покупает в магазине. Говорит, какая разница? И правда что...

Горячий чай по утрам заводит дряхлеющую машинку, по праздникам — кофе. Тело давно не знает другой гимнастики, кроме пищеварительной. Съесть что-то вкусненькое всё равно, что пройти километр по лесу. Радость бежит по жилам, журчит жизнью. У неё сладкий вкус, потому хочется куличей. Чувствуешь этот вкус не во рту, а где-то глубже. Может быть, в душе...

Пасха на острове Тубабао

Отрывок из одноименной повести

...Антонио усадил их в лодку, а старик взял в руку весло. Парус — у самого борта…

Океан успокаивался, колыхаясь.

Шли вдоль берега, и, когда потухли сиреневые облака, большая луна осветила им путь, стеля на воде белое полотенце.

В мангровых зарослях зажглись тысячи огоньков. Там, в листве, прятались светлячки.

Дети тихо сидели на корточках между бортов, а старый рыбак правил так ловко, что лодка черной лебедью скользила в волнах.

Но вот зашуршало днище о береговой песок. От дороги бежали навстречу люди.

Старик высадил всех троих по очереди, улыбаясь во всё лицо.

И тут, выйдя на берег, они сразу попали в родные руки. Их обнимали, встряхивали и ощупывали снова и снова.

Страницы