Омилия

Шаг — или к жизни, или к смерти.
Шагая, думай, не спеши.
Неторопливый шаг, поверьте,
Есть путь от тела до души.
Шаг торопливый — путь обратный
Сколь безрассудный, столь приятный.
Входите узкими вратами,
И мир последует за вами.

Не нажи́л я достатка особого,
Груз богатства не жмёт и не давит.
Из недвижимости – лишь надгробие
(Если в будущем внуки поставят…)

А движи́мая моя собственность –
- Кот-гуляка да пёс-непоседа.
Нет пока лимузина с удобствами
(Впрочем, нет даже велосипеда…)

-Чем отличается жизнь от езды на автобусе?!

Лика вздрогнула от неожиданности и повернулась.

- Простите, Вы что-то сказали? – обратилась она к пожилой даме с пышной копной седеющих волос и с крючковатым носом. Они занимали соседние места в автобусе «Грейхаунд» - что колесит через все штаты - и вместе ехали уже несколько часов. Кажется, дама спала всю дорогу. По крайней мере, это первые слова, которые Лика услышала от своей соседки.

- Простите? – повторила Лика.

Женщина подняла глаза. В её остром взгляде читалась досада.

Юлии Энгельгардт

Божественная музыка небес
Венчала альт с волшебной девой — флейтой.
Помолодел старик — Арденнский лес.
Стал королём каретный страж — форейтор.

И сказки детства возвратились вновь,
Они ведь далеко не уходили.
Крылом взмахнула юная любовь
И улетела, позабыв мантилью.

Идеи некоторых афоризмов, приведенных ниже, принадлежат не мне, а относятся к "продуктам народного творчества" или к известным истинам. Я их всего лишь зарифмовал, кое-что попытавшись переосмыслить по своему...

***
Весьма такая истина стара,
Но всё же малому доступна кругу:
Неторопливость – мудрости сестра,
Поспешность – это глупости подруга.

Шахты Алапаевской глазница.
Восемнадцатый мятежный год.
Коршуны  прекрасной белой птице
Оборвали ангельский полёт.

И не ведала голубка Божья,
Что за кроткий, незлобивый нрав
Жизнь её так рано уничтожат,
Песню милосердия прервав!

Шахты Алапаевской глазнице
Не забыть расправу в той ночи.
До сих пор, наверное, ей снится,
Как, прощаясь, горлица кричит…

Из прошлого себя не возвращай,
Умой глаза водою родниковой.
Нам на земле не обещали рай,
Не миновать в миру тропы суровой.

От ближнего не ожидай чудес -
Бумажный голубь не летит далече.
Живём в плену бессмысленных словес,
И без креста всё ниже наши плечи.

Своё лицо в пути не закрывай,
Не прячь в душе тайник, меняя маски.
Пока не поздно – сердце открывай.
Там, за чертой – всё предано огласке.

Есть семь смертных грехов – всем грехам подоснова,
Как для музыки – азбука нотная.
И любому из них в мире ду́хов греховных
Соответствует норов животного.

Грех гордыни – дракон с огнедышащей пастью.
Гонор жгуч в нём – но сердце холодное…
Сколь угодно корми его славой и властью –
- Не насы́тится это животное…

Смысл, как кролик
между букв и  слогов
прошмыгнул
в открытое окно

слóва.

И опять,

и снова...

Блеск в глаза,
и пелена упала:

я всегда,
всегда
про это знала.

Облаком
распушена печаль:

ничего не жаль.

Песней или птицей
вознесусь...

Господи,
я слишком многим снюсь!

Я, наверное,
когда-нибудь вернусь

громом...

Капают с ивы
             зелёные длинные листья,
сыплются грустным дождём.
Туча лохматая
                  в них заплуталась:
тихо ворчит
да жалеет о том и о сём.

Ивушку ветер окутал,
                 дождём шелестящий,
хочет её укачать.
Вылечить хочет
                     от грусти, печали...
Ну, что же,
вылечить можно…
лишь, если себе их забрать.

…Строчку за строчкой –
их в длинную песню вплетает!
               В светлую песню дождя…
Вот она, слышишь,
над ивой взлетает,
летает
        грустная песня –
                    осенняя радость моя!

«Теперь, когда конец уже близок, я рад, что мужской журнал заплатил мне за мою историю. Её написание помогло мне во всём разобраться. Они платили мне по пять центов за слово, поэтому извините, если что-то я описал слишком подробно»
Coen brothers, «The Man Who Wasn’t There»

ПРО NOS

Любимая икона Бога

Но страшно мне: изменишь облик Ты
(Блок)

Невыносимо. Быть газонокосильщиком невыносимо. Единственное утешение — запах, остальное — жуткий шум и постепенное самоозеленение до полного сходства с крокодилами. Никакого творчества, наоборот. Была лужайка, на первый взгляд такая же, как все другие лужайки, на самом деле неповторимая, и — бац! — она газон. Стандартный, правильный, бритый и некрасивый. Бесполезный: ноги в росе не умоешь, в гриву ближнего тайком не сдуешь одуванчик. Валяться колюче.

Я не прячу под марлю судьбу.
Помолюсь и нырну в электричку.
Под землёю помчится табун,
Следом время – на старенькой бричке.

Бьётся в окна помятая ночь,
Жить в тоннеле – не в нашенском поле!
Пусть микробы опасней, чем нож,
О траве отжужжавшей я вспомню.

Вспомню вспаханный наш огород:
Юный лук и чеснок величавый.
Вместо чая
                 росу
                        солнце пьёт,
И канава без уток скучает.

Глажу крестик под кожею дня…
Полет мама бурак и морковку…
И, с улыбкою веру храня,
Выйду я на своей остановке.

От сердца к сердцу – переправа
Несёт то весточку, то боль.
Земная жизнь сложна, лукава,
И счастье, если друг – с тобой.

Сердца томятся в ожиданьи -
В пути паромщик задремал,
И одинокость в мирозданье
Художник вдруг нарисовал.

От сердца к сердцу – переправа,
Стучат и дышат в унисон.
Прольётся светлой песней слава:
От сердца к сердцу – перезвон.

Св. Пророк ИЛИЯ

Быть гонимым — пророка жребий.
Весть неся о духовном хлебе,
Он прославил Единого Бога.
След его колесницы — в Небе.

Св. Пророк ИОВ

Шёл по жизни, премного страдая,
С чашей бед и болезней без края...
Он взрастил себе долготерпеньем
Сад цветущий в обители Рая.

А ты не смейся, шумная толпа.
В тебе как в море утонула радость,
Одна лишь злоба старая осталась,
А правда стонет у позорного столба.

Кидают камни — всё как было прежде,
Дают взаймы, а требуют взамен:
Распять Христа в эпоху перемен,
Предать любовь и путь забыть к надежде.

Кричит толпа, до одури кричит.
А Небо — выше, вне безумных правил.
Кто взял суму и путь земной оставил,
Тот вместе с Небом в Истине молчит.

Я ради веселья потешного,
Пил ведрами зелье дурманное…
Прости меня, Господи, грешного!
Помилуй меня, окаянного!

Бродил я средь блуда кромешного,
Ища наслажденья желанного…
Прости меня, Господи, грешного!
Помилуй меня, окаянного!

Жизнь вечную – радость безбрежную
Уныньем губил постоянно я…
Прости меня, Господи, грешного!
Помилуй меня, окаянного!

Жизнь то танком,
то пёрышком
давит-гладит-топорщится.

Неужели с мороженым
я не стану счастливей?

Эй, прохожий, послушайте,
счастье в доме напротив,
запрокинув всегдашнее,
собирается лечь

в гроб. И заживо

закопается счастье,
если я не одумаюсь.

Но одуматься кем?

Я чужой полуночнице
открываюсь как ужин.

Жизнь, ты мне обещала!

На десерт ем траву...

И, землею присыпавшись,
сторожу новый день.