Тревожная истина смотрит в упор,
Она не вступает, ни в сговор, ни в спор,
Она просто смотрит глазами — детей,
Убитых во имя бредовых идей.
Встаёт эта истина из-под воды —
В ней скрылись сейчас города и сады,
И смотрит глазами потопленных хат,
Встаёт из пожарищ приютских палат...
Из тех молчаливых, холодных пустынь,
На свет прорастают немые кресты...
Спасёт ли нас, люди, средь мёртвых песков,
Надежда на чудо и вера в любовь?!
Под спудом «эго»
Под спудом «эго» — песенный росток,
божественный, он жаждет Света.
Ты обратись душою на Восток
и песнь начни, которая не спета.
Мотив любви на время заглушит
аккорд разноголосый «эго»,
но диссонанс нестоек, разрешит
его в устойчивую песнь Небо.
Встань и иди
Вечером на одной из площадок этого многоэтажного, густонаселенного дома раздадутся громкие крики, шум падающей мебели, женский плач. А полчаса спустя торопливо протопает сапогами вверх по лестнице участковый инспектор милиции. Соседи выглянут из своих дверей на той же площадке, но вмешиваться не станут. Привыкли. Время, когда они сами обращались в милицию с жалобами на буйное Толино поведение, громкую музыку всю ночь, постоянные визиты его шумных подвыпивших друзей, прошло. Особых результатов те жалобы не дали, а Толе нынче уже не 16 и не 18 лет, а целых 23. И хотя поведение его за прошедшие годы не стало лучше, люди теперь предпочитают не связываться. Может, психология человеческая с тех пор изменилась?
Мне отражают зеркала
Мне отражают зеркала
Чужое, как зараза, время.
Осатаневшая метла
Швыряет добрых злаков семя.
Сбираются поводыри
Для близоруких маргиналов.
Родись и сразу же умри
На паперти близ карнавала.
Живицы чёрная слеза
Упала с дерева сухого.
Кричат в напряге тормоза,
Чтоб удержать машинный молох.
Город
(Одиночество наш рок. Однажды в доме, на верхнем этаже умер старик. Спохватились через неделю!!!)
В комнатке «три метра»
среди старых книг,
тихо, незаметно,
умирал старик.
Умирал спокойно
в полной тишине,
голову на койке
повернув к стене.
Кресты
Поругание святынь —
предпоследний крест,
Господи, последний —
да минует!
Надо поискать святых
окрест —
может быть за них
нас Бог помилует.
Пыльные дороги — не беда,
горе, если распылят святыню.
Отойдёт от нас Господь тогда,
Дух Святой и тот может покинуть.
Горечь здешних мест —
предпоследний крест.
Господи, последний —
да минует!
Дорожу своим счастьем всерьёз...
Нет ни лишнего смеха, ни слёз,
Ни словечка простого в кармане.
Только запах промокших волос
День вчерашний на память оставит.
Прячу счастье от пристальных глаз -
Пусть забудут что было со мною.
Я живу без причуд и прикрас
И, наверно, не стану другою.
Потому ли, что нет лишних слёз -
Мне их выплакать время подскажет.
Дорожу своим счастьем всерьёз,
О другом и не думаю даже.
Низость мира
Низость мира всходит урожаем,
подлость мира строит свой дворец,
и лакейство мира, дорожая,
верит, что и дьявол суть — творец.
Мелкие, ничтожные людишки
продают святыни за пустяк.
Глупостью надменные мартышки,
бойтесь скорбного «Да будет так!».
Коль опустит руки всяк просящий
вашим просьбам положить конец,
вы проснётесь — станет настоящим
тернием колючим ваш венец.
Тринадцать
В длинном коридоре няня моет пол,
А в палате горе смотрит ей в упор,
В узеньких кроватках, несколько сирОт,
Просят шоколадку, булку и компот.
Запах интерната, рано гаснет свет,
Мамочек в палатах и в помине нет,
Здесь в большом почёте чистота, уют,
Только на ночь тёти песен не поют.
Этих вот тринадцать, ростиком с вершок,
Учат одеваться, пИсать лишь в горшок,
Не качаться телом день и ночь подряд,
Заниматься делом - тем, что повелят.
Ушатый
«Беззаконного уловляют собственные
беззакония его».
Притчи, V, 22
Осталась Дарья ни вдова, ни жена. С утра-то всегда работа найдется, а долгие тягостные вечера разрывали сердце мучительной тоской. Чуть больше года пожили они с Федором после звонкой августовской свадьбы, как случилась война. Ребеночка не появилось, и осталась она сама себе хозяйка — по ночам в молитвах забывалась, днем по дому и за скотиной управлялась.
Зябнет утро и просится в хату
Зябнет утро и просится в хату,
Лает пёс с предосенней тоской,
Никогда я не буду женатым –
Породнился с хромою судьбой.
Стонет слива, как старая дева,
Вижу тучи нахмуренный взгляд,
Постою я у тёплого хлева,
Чтоб Отчизны впитать аромат.
Не мечтаю о странах богатых,
Не купаюсь в хмельных волосах,
Что мигаешь мне, месяц помятый,
Растворяясь в чужих небесах.
Снег сотворен...
...вьётся снег, как небесных обителей прах.
И. Бродский
Снег сотворён, такая рань,
от неба до земли
прозрачная упала ткань —
дрожащие штрихи;
весь мир в паденье вовлечен:
белейший листопад
окрасил все в чистейший тон
от головы до пят.
Есть очистительный покой
в тиши небесных нот,
колышется весь шар земной
у самых твоих ног:
не «прах» касается тебя, —
серебряный поток,
сияют вот уже полдня
и запад, и восток.
Про капитана
Текст песни.
Когда-нибудь я вырасту
И стану капитаном,
И буду путешествовать
По дальним-дальним странам.
Я старый компас в путь возьму
И он, как верный друг,
Укажет мне, куда идти:
На север или юг.
Иногда…
Лирический герой не равен автору...
Иногда мне снятся бесчисленные переезды. Цветастой мозаикой – ощущение спешки, грусти, дома, какой-то надежды. Чемодан, две кастрюли, ребёнок сопит на руках, за окном темно. Муж приходит – в кармане куртки два билета на поезд. Почти как тогда, давно – приглашенье в кино.
Эсэмэска родителям: «Поезд в 6:30, доедем – я позвоню».
Письмо от мамы: «Ничего не забудь». От папы: «Счастливо. Люблю».
Зимний вечер
Она дремлет на диване, завернувшись в свой любимый пушистый плед. А я, как обычно, смотрю в окно. Я могу часами неподвижно сидеть, глядя на танцующие в воздухе снежинки. Когда смотришь вверх, то на фоне светлого неба хлопья снега похожи на пепел, взметнувшийся над большим костром... Когда она подтрунивает надо мной, называя слишком задумчивой для блондинки, я лишь чуть жмурюсь, пряча улыбку.
Мы хорошо понимаем друг друга - недаром уже давно обитаем вдвоем. Да, живем в одной квартире, спим в одной постели и совсем друг друга не стесняемся. Но не подумайте дурного - мы просто хорошие подруги. Возможно, лучшие - именно потому, что каждая самодостаточна и не учит другую, как следует жить.
Тихое сердце
В доме светло и тихо. Я занимаюсь своим любимым делом — перебираю вещи в бабушкином сундучке. Бабушка и тётя Поля сидят у круглого стола, что стоит в углу под иконами. Они негромко переговариваются, иногда замолкая и вздыхая. Я не вслушиваюсь в их беседу, но по долетающим до моего слуха словам знаю, речь свою, как всегда, ведут они о детях.
По своим мамам бабушка с тётей Полей двоюродные сёстры, а замуж в молодости вышли за родных братьев, и дети у них как общие. Вся жизнь прожита рядышком в переживаньях и молитвах друг за друга. И войну перебывали вместе, выхаживая ребятишек; мужья воевали.
Заветная мечта
-А они дорогие? – спросил я.
Я всегда интересуюсь «дорого» или « нет», ведь не все, что хочется, можно купить сразу.
Папа улыбнулся и ответил, что, если я буду кататься, то он обязательно купит. Я ответил, что буду.
На следующий день мы поехали в магазин исполнять мое заветное желание. Когда я увидел на полке ролики черные с силиконовыми колесами, то сразу сказал:
-Эти!
Жизнь
Мы плакали денно, и плакали нощно
О той непорочной и дивной красе,
Что вглубь проливалась от выси так мощно,
Как утром по землям спускался рассвет.
Мы плакали молча, лишь сердцем уставшим,
Устами ловили молитвы исток,
Ловцы-неудачники, не было краше
Мгновений прозренья на времени срок.
Горожанин
Рассвет, сигареты и кофе,
Маршрутка внизу «без пяти».
Ты стал горожанином профи
В огромной бетонной сети.
Программой для поиска блага,
Добычи его алгоритм...
Смертельно уставший трудяга,
Что скоро совсем догорит.
Очищение
Разберу я себя по камушкам,
Разберу по кирпичикам,
Разрисую довольное личико
Сознанием.
Очищу молитвами камушки,
Постом разобью кирпичики
И омою грешное личико
Покаянием
Соберу себя вновь мозаикой
Детскою, разноцветною,
Чтоб сиять, словно радугой, -
Признанием.
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 371
- 372
- 373
- 374
- 375
- 376
- 377
- 378
- 379
- …
- следующая ›
- последняя »