Колокол звучит

Колокол звучит,
    В небе кутерьма!
Льётся звон, гляди,
    С неба на дома,
Звук волной крутой
    С колокольни вниз
И сиреневóй
    Над рекой повис.
Воздух зазвенел
    И дрожит слегка,
Сердце отогрел,
    Потекла слеза.
Небо колпаком
    Над землёй парит,
Божьим языком
    с нами говорит.

Ответ друзьям

Я не пропал, по-прежнему пишу,
Бросая всё без жалости в корзину.
Не обвиняйте, что не дорожу:
Мои стихи — пустая писанина.

Друзья же просят строчки о войне…
Да что о ней… забыть бы о проклятой…
Но память сердце режет всё сильней,
И в тишине всё слышатся раскаты…

Нет, не забыть лицо девчонки той,
Уснувшей навсегда у перехода…
Зачем ты, смерть, кровавою пятой
Прошлась по душам мирного народа…

В настоящей трагедии гибнет хор

Встреча со злом, с настоящим, дьявольски изощрённым в садистских приёмах, пытках, издевательствах над невинными жертвами, повергает в оцепенение. Сегодня не время для сантиментов, сегодня — война, но когда стреляют по мирным жителям Донбасса, по детям, женщинам, старикам, даже по кошкам и собакам — я чувствую, что по мне стреляют. Когда утратившая целомудрие и человечность «лапа» изверга хватает за горло другого человека (таким был весь майдан), я не могу с этим согласиться, не могу принять это — никакая идея не может оправдать преступление. Как писал Ф.М. Достоевский: «Да будут прокляты эти интересы цивилизации, и даже самая цивилизация, если для сохранения её необходимо сдирать с людей кожу» (Дневник писателя, 1877).

Да, во время войны приходится убивать, но только в целях защиты. Если ты человек, если остаёшься человеком. Как можно стрелять запрещённым оружием по мирным городам, по беззащитным людям? Фотографии жертв из новороссийских городов и посёлков — безголовые женщины, иссечённые старики, старухи, дети… Нет, это не война, это изуверство. А глава страны говорит: так и должно быть, их дети должны сидеть в подвалах!

Маленькие сказки про больших детей. История с сачком

Как-то раз отправились Юка с Антом на прогулку в широкую долину, где так привольно бегать. И взяли с собой сачок. Знаешь, зачем? Думаешь, бабочек ловить? Не-ет, бабочки для великанов слишком малы — хоть в микроскоп разглядывай. Все равно что для нас микробы: знаем о них, а увидеть не можем.

Сачком великаны ловят... облака. Выберут самое красивые облачко, прицелятся, взмахнут сачком — и поймают! Конечно, поймать облако по-настоящему не получается — ведь оно похоже на туман. Это почти то же самое, что ловить солнечный зайчик. Но все равно очень весело.

— Я поймал барашка! — радуется Ант. — На, бери сачок, теперь твоя очередь.

Придёт январь сквозь обнищалость дней

Придёт январь сквозь обнищалость дней.
Уставшим псом уляжется у ели.
Зажжётся небо вечностью огней,
И запоют притихшие метели.

Развесит старый ветер конфетти,
Украсит верх упавшею звездою.
И птичий щебет, брошенный в пути,
Я отогрею раненной душою.

Сомкнёт ладони мой уставший край,
Ища молитвою тропинку к Богу.
Ты на меня, январь, в сердцах не лай,
Давай разделим поровну тревогу.

Пилигрим

Рисуешь звёзды на стекле –
И дышится свободнее.
В них гильзы чувств и, в том числе,
Есть что-то новогоднее.

Любовь затрёт любую ложь,
А счастье – эфемерное:
Перепоёшь, переживёшь
Наверное, наверное.

И пусть себя не превозмочь
Со всеми несогласными…
Глядит Младенец снова в  ночь
Глазами нежно-ясными.

А ты идёшь, как пилигрим,
За солнечными пятнами
В небесный Иерусалим
Путями невозвратными…
2014

Размышления о настоящем...

Тот, кто смотрит в настоящее будущее, смотрит не на себя. Он видит там отражения сотен судеб, связанных сиюминутностью. Кто-то скажет, что сиюминутность можно скинуть как ветхий плед, но она накатывает множеством голосов, принявших ветхость за обновление. Превращения мира подобны калейдоскопу, но только для стороннего наблюдателя. Понимающий суть видит, что время выносит свой приговор ошибкам так же последовательно, как калейдоскоп изменяет рисунок видимого. Это случайная игра, за которой неизменно вырисовывается закон тщетности. Песчинки, собранные в ладонь, могут стать чем угодно, брошенные по ветру. Так и мысль, не скрепленная истинной верой, становится бурей, рассеивающей истину.

Замирает душа от предчувствий

Замирает душа от предчувствий.
Что готовит лукавая власть?
И поэтому столько в нас грусти,
И её никому не украсть.

Как крадут наши земли и воды,
Разрушают любой идеал
И торгуют той самой свободой,
Что Господь изначально нам дал.

Сети вяжутся ложью обильно,
Дайте неба и ветра глоток!
Время сжалось уже непосильно,
Сокращая назначенный срок.

И я пошла и покаялась…

Тиша вернулся.

— Явился? Ну и вид у тебя...Что, на свадьбе был? Ну и как? Нет, вы только посмотрите на него! Нос в крови, один глаз не видит. Погулял!

Тиша, понурив голову, сидел около пустой миски.

— Хватит ругаться. Покорми его, видишь голодный, — муж попытался приласкать кота, погладить по спине, но Тиша побежал за мною к холодильнику.

Зимние наряды

Есть у зимы невестины наряды,
Белее белого в них тайна чистоты.
Свисают вниз, как нити шелкопряда,
Берёзовые в инее хвосты.

Застыли ветки белою махрою,
Недвижимы, как спящий водопад,
А рядом ели снежною резьбою
Не могут скрыть колючий свой наряд.

Над белым голубое нежно плещет,
Ни облака, ни точки в небесах.
Каким возможно петь глаголом вещим
О красоте зимующей в лесах?

Кракамбар

У одного царедворца родился долгожданный сын, а он возьми да и назови мальчика Кракамбаром.

— Что тебе в голову-то взбрело? — спрашивают его. — Что за имя такое?

—Уж не хуже других имён, — отвечал молодой отец,— в самый раз для покоев царских. Станет сынок мой чужеземцев каких иль гостей встречать, выступит важно вперёд и представится: «Кракамбар!» И воскликнут они: «Ух ты!» или «Вот это да!». И станут его уважать.

Заслышав это, родные только махнули рукой: что слова даром тратить?

— Поглядим, — решили,— к чему приведут  эдакие-то глупости.

Поехали в наш старый дом

Поехали в наш старый дом,
Там замело дорожки снегом,
Там тишиной, покоем, негой
С тобой насытимся вдвоём.

Полечит души тишина,
Снежок, лопатою гонимый,
пушистый, чистый и ранимый —
Растёт вдоль тропки, как стена.

Покоя Божьего здесь храм,
хранимый теплотою взгляда.
С тобою 40 лет мы рядом,
Душа и сердце пополам.

О, милый мой поэт

Бойся судить обидчика, укорять его, ведь он — твой благодетель, допущен Богом для очищения твоих грехов, для твоего смирения и терпения.
Схиигумен Савва (Остапенко)

Страницы