Эта повесть из сборника «Три блудных сына» (М. «Эксмо», 2014 г.) Ее название — древнеримский юридический термин, означающий формальный отказ от выполнения требований правосудия.
«Non facio!» — так отвечали первые христиане в ответ на требование отречься от Христа. К чему я это? А к тому, что нам, возможно, придется перенимать их опыт...
Хрустит снежок, он белый, чистый, чистый!
Морозный воздух облачком за мной!
Нас провожает колокол речистый,
Когда со Все́нощной идём домой.
Душе легко, а звон гудит так мудро,
Всех приглашая завтра снова в храм.
Трезвонит громко: «Не забудьте утром
На литургию, в воскресенье к нам!!!»
В Государственном литературном музее «Дом Остроухова в Трубниках» к 125-летию со дня рождения Бориса Пастернака открылась выставка «Москва Пастернака в событиях и лицах». Зрители могут увидеть не только материалы из коллекции музея, но и вещи, предоставленные родственниками поэта и писателя.
Экспозиция работает с 9 февраля. Она стала первой полноценной выставкой Литературного музея, посвященной Пастернаку. Многие из представленных экспонатов впервые показаны широкой аудитории.
Верховный суд Канады принял решение, согласно которому врачи имеют право помогать пациентам с тяжелыми и неизлечимыми заболеваниями добровольно расставаться с жизнью. Решение было принято единогласно всеми девятью судьями. Таким образом, суд снял запрет на эвтаназию, введенный в 1993 году.
Отмечается, что пациент, который пожелает добровольно уйти из жизни, должен будет дать письменное согласие. При этом эвтаназия будет применяться только к совершеннолетним, которые «испытывают невыносимые страдания или их заболевание неизлечимо». Особо отмечается, что психически больные люди не имеют право на такую процедуру.
Моя душа кроилась не за раз,
Не в день, не в миг, не в один час,
Не при зачатьи иль в рожденьи —
Она кроится и сейчас.
Пейзажем русским,
Русской думой —
То радостной,
А то — угрюмой.
Словами, встречами, делами —
То прозою, а то — стихами.
Моей семьёй — такой родною,
И смехом детским, и слезою.
Глупой обидой и прощеньем,
Нежданным тихим вдохновеньем.
Быть современником — творить своё время,
а не отражать его.
Марина Цветаева
Россия уходит на небо,
Попробуй её удержи.
Николай Зиновьев
Искусство — форма мышления, позволяющая видеть мир сразу с нескольких сторон. Оно является своего рода контрапунктом к плоскому и однозначному логическому мышлению, ибо «создаёт выброшенную многонаправленную точку зрения на мир» (Юрий Лотман). Искусство свободно как всякая мысль и как всякое творчество — оно дарит возможность реально осуществлять свободный выбор там, где жизнь такой возможности не даёт. Искусство — это не способ подражания или воссоздания жизни, но способ её созидания, если говорить о настоящем искусстве. Оно не имитация жизни, не фрагмент её, но сама жизнь, отличная от обыденности и всегда новая. Потому «литература тайно управляет миром» (Д. Быков).
Читая Блока, о Блоке, поймала себя на мысли, что ему суждено было пережить, осуществить им же предречённое:
Но страшно мне
изменишь облик ты.
Причём это верно не только в отношении печальной истории любви Блока, но и в отношении России, поманившей его светлым романтическим образом революции и обманувшей.
Товарищ, винтовку держи, не трусь!
Пальнём-ка пулей в Святую Русь.
Горят города по пути этих полчищ.
Разрушены села, потоптана рожь.
И всюду, поспешно и жадно, по-волчьи,
Творят эти люди разбой и грабёж.
Но разве ж то люди? Никто не поверит
При встрече с одетым в мундиры зверьём.
Они и едят не как люди — как звери,
Глотают парную свинину сырьём.
У них и повадки совсем не людские,
Скажите, способен ли кто из людей
Пытать старика на верёвке таская,
Насиловать мать на глазах у детей?
У разлуки есть много причин,
Она в сердце без спросу гнездится —
Одинокая дикая птица,
Царство грусти и свежих морщин.
Целый день просидишь у окна,
Карандашные строки черкая.
Настроенье, как пена морская,
Пробежит за волною волна.
И в душе декабря перелом —
Пахнет вишней, дождём и весною.
На минуту окно приоткроешь
И надышишься странным теплом.
Безмолвствую, радуюсь, верю.
Сегодня не день — благодать!
А завтра, как дикому зверю,
Быть может, придётся рычать
От раны в боку. На рассвете.
На тихом и ржавом снегу…
Но ветер, сегодня — мой ветер,
Я страх разорвал на бегу.
Забылось, что век слишком краток,
И чаще, чем в сердце стихи,
Прикладами между лопаток
В душе отдавались грехи.
Сегодня мы поговорим о двух основных представителях английского сенсуализма 17 века — Томасе Гоббсе и Джоне Локке. Влияние, которое оказали эти мыслители на последующее развитие философии, чрезвычайно велико. На примере их творчества мы можем проследить дальнейшее развитие картезианской мысли, увидеть, какие выводы сделаны из декартовской философии.
Томас Гоббс (1588–1679) родился в семье сельского священника. Учится в Оксфорде, по окончании университета работает воспитателем в графском семействе, близком к королевскому роду. Во время Английской революции переезжает на 10 лет во Францию, а потом возвращается на родину и занимается философией. Свою первую работу Гоббс написал в возрасте 52 лет («О гражданине»). Вместе со следующими работами — «О теле» и «О человеке» — она составила основное произведение Гоббса — «Начала философии» (1-я часть — «О теле», 2-я — «О человеке» и 3-я — «О гражданине»). После этого он пишет еще одну работу — «Левиафан», где дает общий очерк своей философской системы, но с большей социальной направленностью.
Гудит, плывёт над храмом звон,
Как пеленой окутал он
Людей и землю, и дома,
И стала радужной зима.
Всё в мире изменилось вдруг,
Сиреневой волной вокруг
Очищен воздух и дрожит,
А звон плывёт, а звон гудит!
Волной звучащей бьётся в грудь,
Мою пронизывая суть.
Зовёт людей он в Божий храм,
Благовествует всем сердцам,
Участники передачи: составитель и автор книги С.А. Коппел-Ковтун и прот. Андрей Ткачёв, один из авторов книги. Ведущий: Борис Костенко.
Когда человек сталкивается с трагедией, с таким злом, как случившееся на Украине, он не может оставаться равнодушным. Совесть требует что-то сделать, иначе какой же ты человек? Столько горя, столько крови пролитой, боль, плач людей вопиют к небу об отмщении, вопиют к другим людям о защите, вопрошают о понимании. Как можно жить, не ответив на этот вопль-вопрошание? Каждый, в ком жива душа, отвечает посильным для него образом. Так считает автор и составитель тематического сборника «Трагедия Украины» Светлана Коппел-Ковтун.
Изданная Международным клубом православных литераторов «Омилия» в содружестве с издательствами «Воскресение» и «ЭКСМО», книга собрала под одной обложкой разных авторов, главной движущей силой которых является любовь к терпящему бедствие украинскому народу.
И вот одно из моих психологических свойств: я предпочитаю людей идеям. Может быть, это значит: я предпочитаю бессознательных людей, но пусть и так. Вы должны, если захотите, понять, в какой мере это так, потому что знаете мое отношение к «родственности» и т. п. — Из этого предпочтения вытекает моя боязнь «обидеть человека». Да, я согласен с Вами глубоко: каждый порознь — милый, но десять этих милых — нестерпимая теплая компания. И я отмахиваюсь от этих десяти, производящих «гам», молчу, «попускаю».
Драма моего миросозерцания (до трагедии я не дорос) состоит в том, что я — лирик. Быть лириком — жутко и весело. За жутью и весельем таится бездна, куда можно полететь — и ничего не останется. Веселье и жуть — сонное покрывало. Если бы я не носил на глазах этого сонного покрывала, не был руководим Неведомо Страшным, от которого меня бережет только моя душа, — я не написал бы ни одного стихотворения из тех, которым Вы придавали значение.
Поставьте вопрос иначе: решаетесь ли Вы верить лирику, каков я, т. е. в худшем случае — слепому, с миросозерцанием неустановившимся, тому, который чаще говорит нет, чем да. Примите во внимание, что речь идет обо мне, никогда не изменявшемся по существу. В таком случае, если и Вы — неизменны, — нет причин не верить теперь, или не было причины верить тогда. Если же Вы изменились, то есть, быть может, причины не верить теперь. Я же полагаю, что тот сильнейший перелом, который Вы переживаете теперь, не изменяет Вас по существу; Вы — все тот же, каким я Вас знал, и теперь, когда я знаю о Вас по журналам и от третьих лиц. Переживаю перелом и я, но меня, уже я наверно знаю, он не меняет по существу. Если же все это так, то признайтесь: надоело Вам считаться с такою зыблемой, лирической душой, как моя. И я допускаю, что Вы правы — перед Вашим делом, что во мне есть то, из-за чего людей «покидают друзья», становящиеся на путь более твердый в идейном смысле.
Воины же, когда распяли Иисуса, взяли одежды Его
и разделили на четыре части, каждому воину по части,
и хитон.
Ин. 19, 23
Земную ось сорвет снаряд фугасный,
И белый стронций упадёт дождём,
И станет океан моторным маслом…
Нам надо оставаться со Христом.
Не замечая края бездны,
Я жил, надеясь на «авось».
Мне всё казалось — я железный,
И вот — прорвало, началось.
Переживаний обветшалость
Переросла в девятый вал.
Мне ничего не оставалось,
Как закатить себе скандал.
И понеслась душа холопья
По новым правилам игры,
Ломая чувственные копья
Об эти скучные миры.
Мы здесь — среди олимпийцев, многочисленных болельщиков из разный стран и волонтеров в вязанных шапочках цвета безоблачного неба! Мы все — из разных стран, любящие друг друга, болеющие ни за конкретную страну, но за торжество здорового образа жизни, правильных и добрых жизненных целей. И судьба наделила золотой олимпийской медалью и Виктора-американца, и Виктора-корейца. И для них — рекордсменов и целеустремленных людей, нацеленных на лидерство, сильных духом и жизненной силой парней, не важно, какая страна их поддержала в их стремлении быть лидерами олимпиады! Они — победители! В их честь — звучит гимн, в их честь — в безоблачное, цвета волонтерских шапочек, небо взвивается стяг. И все — радуются их успеху, вытирают волнительные слезы их жены!
Уральский федеральный университет (УрФУ) выдвинул ямальскую писательницу Анну Неркаги на соискание Нобелевской премии по литературе, сообщает ТАСС.
«У нас было две причины для такого шага: во-первых, герои ее книг — это кочевники Русского Севера, ее устами говорит исчезающий народ, а проблематика, которую она поднимает в своих произведениях, касается каждого в нашем меняющемся, стремящемся к глобализации, все больше унифицирующемся мире, — рассказывает Леонид Быков, профессор УрФУ, завкафедрой русской литературы XX-XXI веков. — А во-вторых, Анна Неркаги — не самый известный, даже в своем Отечестве, литератор, и мы надеемся таким образом привлечь внимание читателей к ее творчеству».
Привокзальной площади Харькова
Едва удержавшись под натиском ветра,
Я в лужу кораблик незримый пустил.
И капли дождя молчаливо и метко
Бомбили его, выбиваясь из сил.
И лужа казалась бескрайнею гладью,
И плыли поодаль высоток хребты.
Скользила мелодия дивною ланью,
На миг оживляя сырые холсты.
Автобус — двойка, единица,
Один единственный маршрут,
Вхожу в него, там те же лица
Меня, с любовью, будто ждут.
Как переполнены салоны,
В начале сумрачного дня!
Но все ко мне так благосклонны,
Хоть я чужая, не родня.
И даже место уступают!
Как, очевидно, я стара.
Но сердце от истомы тает —
Я просто им почти сестра.
