Тишина расплескалась по капле
На бетонные скобы земли,
На понтоны, болота, где цапли
Клекотали на зыбкой мели.
И, расправив крыла, танцевали,
Укрощенные музыкой трав,
Тихо лопались кольца печали,
Обвенчавшие горечью нрав.
И на хладных каменьях бази́лик,
Что застыли в квадратах домов,
Жили птицы, а люди спешили
В виртуальное облако снов.
Читаю знаки — весточки свободы
в любви Твоей, Господь. Фрагменты
ликов, что хранят сердца простые
и лица. В них судьба взрастает
и расцветает ликами — цветами
родного дальнего.
Туманом даль одета,
и письмена Твои как млечный почерк
сокрыты — не согреты.
Кто согреет?
Я сижу у окна с крепким чаем.
Мне тепло, мне никто не указ.
И летит с неба снег, и не знает,
Что сбежал он всего лишь час.
И спеша от души порезвиться,
Он куда только может, метёт:
На деревья, машины и лица,
Веселя простодушный народ.
Он, конечно, ещё слишком молод,
Норовист, сам себе господин.
И белеет осенний мой город,
Как суровый седой исполин.
Снег с утра всем особенно нужен,
Даже больше, чем солнечным днём,
Потому что дорожные лужи
Ничего не расскажут о нём.
2015
«Молодой — значит берущий на себя ответственность сказать своё слово в Великой литературе». (Ю Селезнёв)
Совсем недавно я прочитала книгу писателя Дмитрия Корсунского «Наша молодёжка», созданную по благословению Санкт-Петербургских православных священников Димитрия Дмитриева, Константина Головатского и Виталия Дементьева. Открыв её, я была приятно поражена. Почему? Да потому что на данный момент аналогичных произведений с подобным содержанием в России не существует. Это первое издание, рассказывающее в художественной форме о православном молодёжном движении в современной жизни.
Всё мечтаешь, скучаешь, тоскуешь,
Поминая Всевышнего всуе.
Размышлений — от края до края,
То ли жизнь, то ли осень такая.
Перемучишься день и полночи,
И, естественно, выспаться хочешь.
Встретишь утро на автопилоте,
И захочется крови и плоти.
Вновь проснувшись, беснуется город,
Здесь повсюду Содом и Гоморра.
Закрываешь старательно двери
И спешишь на безлюдный свой берег.
Министерство культуры РФ объявило конкурс исторической пьесы, приуроченный к 250-летию великого русского писателя и историка Николая Карамзина. Юбилей будет отмечаться 12 декабря 2016 года.
«Историческая пьеса на сценах наших театров практически не ставится, за исключением „Бориса Годунова“ и еще нескольких драматических произведений. Поэтому министерство культуры РФ объявляет конкурс исторической пьесы, приуроченный к 250-летию со дня рождения Николая Михайловича Карамзина», — сказал глава министерства Мединский.
Он также отметил, что его ведомство уделяло недостаточно внимания постановкам традиционной современной пьесы. «Ни для кого не секрет, что современная пьеса не так часто обретает сцену в наших театрах, стараются ставить в основном классику. Минкультуры раньше почему-то не уделяло внимания подобным рода постановкам, больше увлекалось театральными экспериментами, но хочется более взвешенной политики», — сообщил министр.
Если голос есть,
значит, есть и весть:
голос — для говорения.
Кто сумел неска́занное
прочесть,
примет благословение.
Если длится слог —
вслух читает Бог:
в слове ищут прозрения.
Разъедает губы
солоность строк:
правда слова — спасение.
Звезда — как сжатое время,
Заветный светопоток.
Вверх проникшее семя,
И выросший в небе цветок.
Звезда — как жизнь после смерти,
Движение от конца.
— Ах, нет у нее лица, —
В аду рассмеются черти.
Звезду нарисуют на лбу, —
— Чуешь смрад любованья?
Но ангел возьмет трубу,
Спасет твое мирозданье.
Многие считают Платона центральной фигурой философии. Так, английский философ ХХ века А. Уайтхед сказал: «Вся история философии есть не что иное, как комментарии к работам Платона».
Платон поставил практически все философские вопросы и дал на них ответы так мудро, что эти ответы остаются современными до сегодняшнего дня — в особенности для христианства.
Блаженный Августин писал о Платоне в своем труде «О граде Божием»: «Никто не приблизился к нам более, чем философы его школы». Он, как и мы, христиане, учил, что идеальное бытие выше, чем материальное. Он показал, что познание разумом выше, чем познание чувствами, — мы же не чувствами Бога познаём — Бога увидеть нельзя.
В области нравственной Платон тоже выше всех философов. И ближе к христианству, потому что он первым сказал, что счастья можно достичь лишь в Боге, то есть в мире идей — по Платону.
Бог пока еще терпит. Но скоро терпеть перестанет
Безмятежное время
любить разучившихся душ.
Много пепла и мусора. Много рассудочной дряни.
И неправда проворнее. И несусветнее чушь.
Надо, чтобы подуло — сильней…
Шторма крепкого надо.
Много пепла и мусора — верхний общественный слой.
Бог пока еще терпит.
Надежду дает на порядок —
По соборным молитвам взмахнёт по-хозяйски метлой.
Чем закончился судебный процесс, который открылся 20 ноября 1945 года во Дворце правосудия Нюрнберга, хорошо известно: 24 обвиняемых (один — Борман — заочно), 12 смертных приговоров (один — Борману — заочно), два самоубийства (Геринг — до приведения приговора в исполнение, Лей — до начала процесса), три приговора оправдательных и тюремные сроки для всех остальных — от пожизненного до 10 лет. Однако главным процессом столетия — а возможно, и всей человеческой истории — Нюрнбергский трибунал стал потому, что вместе с приговором, объявленным 30 сентября и 1 октября 1946 года, он, по сути, не закончился, а начался. Вердикт суда, закрывая отдельные дела, открывал путь лавине судопроизводства. Сразу за основным процессом последовали 12 «малых Нюрнбергских процессов», в которых обвиняемые были собраны по «отраслевому» принципу — отдельно врачи, отдельно промышленники, отдельно эсэсовцы, отдельно юристы. За этим следовали суды локальные, но не менее от этого важные — по концлагерю Дахау было почти 500 процессов, по Освенциму — семь огромных, продолжавшихся до 70-х годов. Нюрнбергский трибунал не закончен и сегодня — не в метафорическом смысле, а в прямом: в 2011 году немецкая прокуратура подтвердила отказ от сроков давности по военным преступлениям и расширила возможность привлекать к суду тех работников концлагерей, которые не принимали непосредственного участия в массовых убийствах. Сразу после этого было открыто 50 новых дел. Разумеется, рассматриваются они в совсем другой стране и внутри совсем другой судебной системы, но всем живущим в Германии понятно: это все еще Нюрнберг.
Ноябрь на исходе
И рощи спят во сне.
Стихает все в природе
В нехитрой новизне,
И в круговороте.
Ноябрь на исходе, —
Прошепчет ветер мне.
Мы оба в непогоде,
В прозябшей простыне,
Оставим шаг под снегом.
На ветке, словно слезы
Прощанья листьев с небом
Задумчивой березы —
Черед метаморфозы
До смерти истощать.
Проститься и прощать.
Премьерный показ фильма «Вдвоём на льдине» состоялся 18 ноября 2015 года в рамках выставки-форума «Радость Слова» в конференц-зале Духовно-административного центра Ташкентской епархии. Фильм снят по одноимённому рассказу православной писательницы Юлии Николаевны Вознесенской.
Яркую, пронзительную ленту на острую, болезненную тему ее создатели — режиссёр-постановщик Валерий Игнатьев, продюсеры Игорь Букреев и Павел Поляков и др. — посвятили Юлии Николаевне. Так и было написано в титрах: «Юлии Вознесенской посвящается» — ей, живой, а не ее «памяти». Потому что смерти нет там, где царит Любовь, — об этом всегда говорила писательница в своих книгах, и эта же мысль стала лейтмотивом кинокартины.
Святых победителей лжи,
Посеявших доброе семя
В мою перелётную жизнь,
В моё драгоценное время
Прошу в продолжении дня
Из шумной моей преисподней:
«Я знаю, Вы лучше меня,
Светлее, красивей, свободней.
Я вроде, привык ко всему
Хотя и не всеми доволен.
Но кто объяснит, почему
Так хочется именно боли!
Серо, сыро,
пахнет сыром
или кофе с молоком.
За столом сижу
унылым,
согреваюсь кипятком.
Тени лени проплывают,
как тюлени за окном,
и сонливые олени
ум окутывают сном.
Лени лень пошевелиться,
значит, «КО» пора случиться.
Я вижу, ты вольная птица,
Которой плевать на грехи.
Тебе по приколу влюбиться,
А я выбираю стихи.
Ты смотришь такими глазами,
Что за душу взгляд твой берёт.
Но я научился с годами
Угадывать всё наперёд.
Стоишь, как весна молодая,
Красивая – кровь с молоком.
И, словно застыла у края,
Не зная, что будет потом.
В борьбе с ИГИЛ не хватает правильных слов. Я не про крепкие словца говорю, хотя и они здесь были бы уместны. Не хватает правильных слов, которые могли бы точно описать явление. А если вы не знаете правильных слов, говаривал Конфуций, как вы совершите правильные действия?
Путин в соболезновании Олланду сказал все верно, но я бы все же его поправил. Во-первых, это никакое не варварство. Напомню, что бомбу в лондонское метро, начиненную иголками (чтобы больнее было), бросил не дикарь с гор, никакой не необразованный варвар из афганского кишлака, а молодой нейрохирург, доктор, так сказать. Так и представляю этого изысканного образованного мальчика с тонкими хирургическими пальчиками. Во-вторых, вызов брошен не человеческой цивилизации, а человечности. Это важные слова, выводящие проблему в религиозную сферу. Цивилизационными, политическими инструментами эту проблему не решишь. От террористов также невозможно откупиться. Им хоть весь «Ашан» подари, высоси из немцев и англичан всю социалку на их родню, где каждая семья больше нормандской деревни — они не поперхнутся и не поблагодарят. Вызов брошен человечности.
Частенько вспоминаю старый советский фильм-сказку о Василисе Премудрой. Когда Кащей похитил её, за мамой в кащеево царство пришёл не жених какой-то, а подросток-сын. Условием отпуска Василисы Кащей поставил простое задание узнать свою маму: если узнаешь, отпущу.
Сложность задачи заключалась в том, что колдовством Кащей размножил Василису. Когда сын вошёл в комнату, где происходило испытание, там оказалось много совершенно одинаковых Василис-двойников. А мальчик должен был выбрать одну — настоящую. Внешне все Василисы ничем не отличались одна от другой, но внутри только одной из них скрывалась подлинная жизнь. Ванечка, кажется так звали отрока, со своей задачей справился. А вот справится ли с аналогичной задачей русский народ — вопрос. Мы все вместе, россияне, белорусы, украинцы, как и другие народы мира, проходим сейчас аналогичный тест на умение различить подлинное и мнимое. Кто примет пустышку за подлинник, потеряется в лабиринтах псевдореальностей, созданных политтехнологами-кащеями.
Русские всегда самоотверженно дрались за правду, и потому были непобедимыми. Но стоило поселить нас в новый мир, где «правд» слишком много, как и Василис в сказке, оказалось, что нет более беспомощного народа, чем русские. Сила обратилась в слабость: именно потому, что мы не индифферентны к правде, мы более уязвимы сегодня.
