Пазлы

Речь пойдёт, конечно, не о привычной игре в пазлы, когда картинку, разделённую на множество мелких деталей, собирают воедино. Хочется поговорить о другом — насущном и важном, и при этом напоминающем пазлы.

Многие из нас сумели найти в жизни какие-то островки истины, которые нам дороги, ибо сердце вполне узнало их, как истинные. Мы дорожим такими «осколками» Правды Христовой как сокровищами. Ещё бы не дорожить! Ведь они согревают и питают душу, зовут на путь добродетелей. Но разве не похожи добытые нами фрагменты истины на те же пазлы?

Представьте себе человека, который гордится (пусть даже втайне от себя) тем, что является не то чтобы обладателем, а просто держателем, носителем (в смысле носильщика) пары-тройки фрагментов-идей, а то и вовсе имеет в наличии лишь один. Зато он подлинный, и при этом — мой! Такой человек свой фрагментик пазла возводит чуть ли не в абсолют, забывая, что без видения целой картинки в нём смысла мало. Частичка целого обретает смысл только в соотношении с другими частями, в единстве с другими созидая некий пейзаж или портрет.

Так и с теми или иными нашими умными (воображаемыми) добродетелями. Знание о спасении, подаренное Самим Спасителем, едино и неделимо — оно целостно. Если всё духовное знание и вероучение поделить на фрагменты, на части, картина с Образом спасения распадётся на куски, и каждый возьмёт себе по кусочку целого, потеряется смысл. Именно это мы зачастую совершаем, сражаясь за ту или иную свою правдочку.

Акиманна

У них в доме везде карты — в коридоре висит карта, в спальне, в кабинете мужа.

Леша говорит, любовь к географии — его семейная черта. В детстве маленький Лешка ползал по огромной карте России, которую его папа расстелил для сына на полу. Ползал и смотрел. Маршруты прокладывал. Там и ходить научился, наверное.

Но, глядя на мужа, в задумчивости взирающего на нарисованные реки и долины нашей страны, Нюте казалось, тут дело не только в семейных традициях, а в другом, более древнем, исконном стремлении человека охватить весь мир, стать его хозяином. Стремлении, идущем ещё от Адама. Стремлении деятельном и по-мужски конкретным. Так, Леша, когда смотрел на карту, видел города и села, в которых он уже побывал, или в которые ещё поедет. Цепь населенных пунктов складывалась у него в дорогу, а дорога в план действий.

Свободное падение

Ни горче и не слаще
Дни нынешней зимой,
А ты всё тащишь, тащишь
Вчерашнее с собой.

Живёшь в своей манере,
Не веря никому,
Тебе, по крайней мере,
Спокойней одному.

В раскинувшейся мути
На выпавшем пути,
Пытаешься, по сути,
Себя перерасти…

День рождения

Вдаль ускользающий рассвет
Подарит Вам ключи от утра.
И солнце россыпью монет
Блеснёт из облаков лоскутных.

Рождаясь радугою дня,
И тишину в душе лелея,
Вы, счастье трепетно храня,
Пройдётесь звонкою аллеей.

Коснётся ветер Ваших губ,
Закружит в танце мимолётном,
И Ваши мысли сберегут
Рассвета привкус лёгкий, лёгкий…

Тихий отдых на Волге (окончание)

Как–то Шаляпин сказал своему другу Косте Коровину: «Я куплю имение на Волге, близ Ярославля. Понимаешь ли, гора, а с нее видна раздольная Волга, заворачивает и пропадает в дали. Ты мне сделай проект дома. Когда я отпою, я буду жить там и завещаю похоронить меня там, на холме…

Илья Глазунов. «Россия распятая». (Глава «Волга»).

22 июля. Среда.

Увы, не балует нас июль погожими деньками. Вот и сегодня небо — словно белое матовое стекло, сквозь которое слабо светит солнце.

К обеду уже казалось, что погода, как говорится, «разгуляется», но вдруг, словно внезапно налетевшие воинственные кочевники, появились гряды тяжелых темно-серых туч и безвозвратно отобрали радостную надежду. Вскоре хлынул дождь, который длился часа полтора. Наконец он прекратился, выглянуло солнце, и природа, как бы снизойдя нашим несбывшимся желаниям, послала нам нечаянную радость в виде двойной радуги. Хотя она и не была полной — лишь левая часть ее ярко горела на фоне иссиня-черной тучи, уходящей на восток, — мы долго любовались и получили немалое утешение. Особенно удивительно и радостно было то, что явление изобразилось точно над храмом блаженной Матроны Московской, маленькой деревянной церквушкой, недавно построенной возле главных ворот санатория.

Белый хлеб

«Знаешь, а мы тут с бабой Лександрой разговорились!» — делится со мною мама.

Баба Лександра — это наша соседка. Старушка лет восьмидесяти. У неё как у нас шесть соток земли да небольшой домик с печкой. Огород засеян картошкой, стоит парник с томатами и огурцами. Есть гряды моркови, свеклы, чеснока и лука. А по краю — кусты смородины да малины. «Ой, делов у Вас!» — вздыхает баба Лександра, глядя на наш заросший колокольчиками и васильками участок. И добавляет, между прочим. — «У меня сорняки не водятся».

— Она мне такую историю рассказала! — продолжает мама. — Тебе надо её описать.

Давно это было

Легкий утренний ветер весело шевелил шторами, наполняя дом драгоценной прохладой. Громко пели птицы, спешили прохожие, и летний зной, укрывшись в тени деревьев, терпеливо ждал своего часа, когда можно будет выйти из убежища и пленить жарой уставший город.

В этот день службы не было и можно было немного отдохнуть, но отцу Петру дома не сиделось. Он быстро собрался и отправился в больничный храм.

Знакомая тишина обняла за плечи вошедшего внутрь церкви батюшку. Многие годы эта удивительная тишина согревала зимой и дарила прохладу душе отца Петра летом.

Выгодная сделка

Инокиня Монония, сухопарая старуха лет пятидесяти, сидела на своем убогом ложе, покрытом грубой рогожкой. На коленях у нее покоился массивный кипарисовый ларец. Этот ларец мать Монония хранила в изголовье своей постели. Какой же он тяжелый! Да и как иначе! Сколько лет она наполняла этот ларец, подобно трудолюбивой пчеле, наполняющей нектаром медовые соты. Оттого-то ей так отрадно бывает смотреть на то, что находится внутри.

Дрожащими руками старуха подняла крышку. В ларце — монетка к монетке — тускло поблескивали золотые червонцы. Мать Монония залюбовалась ими, как земледелец — собранным урожаем. Что ж в том греховного? Ведь не для себя собирала она это богатство…

Зов

И я, как межсезонье — между солнц и между ливней —
в добрый путь и добрый час
который раз
иду по радуге вприпрыжку.

Бегут за мной дожди, и лучики, как зайцы
скачут впереди, указывая путь —
зовут: Иди скорей сюда, беги!

Гляжу по сторонам, как будто не своя,
и спрашиваю: чья?
Отправил меня кто, собрал в дорогу
зачем и для чего?

Ответа нет. Шуршание травы, листвы, ветров —
какая-то подсказка. Но я не слышу слов.
Один лишь зов гудит внутри
меня и проводов.

Лето Господне

Времена жизни

Когда задохнешься: зима не прейдет вовек, —
Замрешь в метели февральской, едва дыша,
Господь тогда претворяет в ручьи снег,
И вновь обретает свою надежду душа.

И чувства бушуют, и мыслям покоя нет,
Но скоро поймешь: пора становиться другим.
Господь тогда претворяет ручьи в цвет,
Как завязь стиха — в поэму, как песню — в гимн.

Июль и ноябрь

Не скучай, мое солнце, по осени,
Повернуть время вспять вряд ли сможем мы.
И растут твои травы, не скошены,
Колосятся, в снопы не приложены.
Под листочками клена, чуть пьяными,
В старом парке, как пазлами сложенном,
Меж ветвями и между каштанами
Я пройдусь тропою нехоженой.
В той поре увяданья узнала ли
Того странника с проседью холода,
Обнимая корсет твоей талии
Говорил тебе: ты всегда молода?!

Жажда творчества

Самая большая благодарность Богу — радость.
Старец-архимандрит Фаддей (Витовницкий)

Заза, 35-летний отец семейства, тяжело опустился на диван и щелкнул пультом телевизора. Наконец-то наступил вечер, а вместе с ним и заслуженный отдых после трудного дня в нотариальной конторе. День-деньской сиди в костюме при галстуке-удавке и отвечай на вопросы малоадекватных посетителей по поводу завещаний, оформления недвижимости и прочих скучных предметов.

Заза для порядка оглянулся назад. Его жена Тинико, она же сотрудница Дома юстиции, и двое их детей Тамаз и Нино мирно пребывали каждый в своей изолированной виртуальной реальности. Тинико в наушниках смотрела какой-то сериал на Ютубе, Тамаз развлекался с именным планшетом, Нино наряжала белое уродливое существо под названием «кошка Кити» в розовые платья на экране старого отцовского компьютера. В комнате царила тишина.

Отдушина

Лежишь бессильно, глаз не закрывая,
И слушаешь часами напролёт,
Как полночь, словно птица заводная,
Бессонницу неистово клюёт.

И, кажется, с тобой не спит планета.
Неровно сквозь клубящуюся хмарь
Пульсирует багровый кокон света,
Окутывая уличный фонарь.

Дождь

Городу жарко. Ветру здесь не разгуляться — значит, вариться нам всем в асфальте.

Ступаю размеренно, экономлю движенья: иду по важному делу — встретить высоких гостей.

Шаг мой — средней неспешности, но обгоняю Хонды и БМВ. Они крепко застряли на тесной улице, гудят друг другу от злости.

Пешеходов — тьма: Пчелки Офисные, Ухоженные Дамы, Деловые Мужчины, Респектабельные Господа. И школьники попадаются — Разноцветные Рюкзачки.

Страницы