Избранные стихотворения Майи Энджелоу

СТАРИКИ СМЕЮТСЯ

Уже пройдя школу притворства,

когда держать всем нужно губы

то так, то сяк,  между бровей

мысль проложить, старые люди

могут позволить животам

трястись — как медленные бубны —

голос повысить и кричать, бросать слова

куда угодно.

Двоичность растерянного сознания...

Посткоммунистический катаклизм обнажил смертельные язвы русской души: 

1) обожествление власти; 
2) слепое копирование чуждых форм и содержаний; 
3) самоуверенность воинствующего невежества;
4) тщеславие напыщенного фарисейства; 
5) наивную доверчивость великовозрастного инфантилизма

Царская монархия и советская империя кровоточили изнутри своих подданных – рабов «демона великодержавной государственности» (Д. Андреев).

Пока бездушная машина чиновничьего аппарата расчленяла органическую плоть державы на атомы социальных одиночеств в море лжи и отчаяния, Святая Русь как метаисторический светоч возжигалась благодатным пламенем в жертвенных сердцах подвижников и героев.

Дом на Земле

ИЗ КНИГИ  «ЧЕРНОБЫЛЬСКИЙ СЛОВАРЬ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА»

(Фрагмент)

 

ВСЕ. «Волк волка не губит, змея змею не ест, а человек человека погубит».

Из старинного сборника «Наставления отца к сыну»

 

***

Все твари были созданы Творцом прежде сотворения им человека. Бог создал человека, вдохнул в него жизнь, и дал власть над всеми тварями, отдал мир под его ответственность. И было это хорошо. И жили все в саду райском, и радовались. Давно все это было, и потом — другое было, и вслед затем — совсем другое пришло, а теперь…

И приплыли ко мне рыбы.
И прилетели ко мне птицы.
И пришли ко мне звери и разные животные.

И все они спросили у меня:

Гости с Майдана

Я часто думаю о роли мелочей в нашей жизни. Например, чьей-нибудь улыбки. Простой улыбки… 

Ну, вот зачем я это написал? Решил же, писать правду. Ничего я не думаю. Ни о каких мелочах. И ни о каких простых улыбках. Я думаю, почему при одном воспоминании о моём старом друге Жене, о его милом, робком, интеллигентном лице и о его улыбке я чувствую раздражение. И даже ненависть. Вот, что я хочу сегодня понять. Потому что здесь тайна. Причём тайна, касающаяся не только меня, но и многих моих сограждан. Признаюсь, иногда мне кажется, что я разобрался, в чём тут дело. Но потом начинаю сомневаться, и выводы забываются. Кроме того, я сделал одно потрясающее открытие! Но, пожалуй, об открытии я расскажу позднее. Сначала нужно ещё раз всё вспомнить. И тогда, может быть, придёт окончательная ясность. А пока большую часть времени я пребываю в растерянности.

С Женей мы познакомились давно, много лет назад, хотя так и остались на «вы». По вечерам мы часто гуляли вдвоём по старым улицам горячо нами любимого Киева. Помню, как прохладным вечером, где-нибудь в октябре, когда у нас опадают листья каштанов и тополей, мы с моим дорогим Женечкой останавливались на Владимирской или Большой Житомирской, и он, маленький, с восторженными глазами, поглаживая седеющие усы, говорил о Паустовском, о Булгакове и счастливо улыбался. 

А вот теперь эта самая улыбка или даже одна мысль о ней будит во мне ненависть. Почему так? С чего всё началось? Видимо, с наших споров двухлетней давности. И, конечно, с нашей Революции достоинства, которую мой друг не принял, над которой зло подшучивал и которую, что уж тут скрывать, несомненно, презирал.

Старое письмо

Когда-нибудь, надеюсь, будет сброшено
Житейской суетливости ярмо.
И в час, воспоминанием взъерошенный
Само собою сложится письмо.

Спокойное, простое, добродушное,
Отрывок не утраченных надежд,
Где строчки карандашные, воздушные
Пробили одиночества рубеж…

И пусть оно лежит себе ничейное
В настольном словаре который год.
Но было всё же счастье неподдельное,
Хотя об этом вряд ли кто прочтёт…

А чувства, что не ищут оправдания,
Усилят откровение письма,
Как будто сговорились все заранее:
Любовь, надежда, вера и зима.
2016

Что толпа, что трава...

Что толпа, что трава, что бревно —
всё равно;
человека ищу с Диогеном давно,
с Ницше Бога ищу, со святыми — Христа,
вновь и вновь ухожу в дальний путь
неспроста.

Человек человеку — волк, брат, ангел или бревно?

Философы говорят, что мы живём во времени, для которого уже нет времени, т.е. когда история закончилась. В таком случае у нас весьма удобное положение на стреле времени — мы можем охватить взглядом некое культурно-историческое целое. Достаточно сформулировать ключевой вопрос, а затем в его фокусе оглядеть уже пройденный путь, чтобы понять важное для нас сегодня.

Антропологический кризис — одно из ключевых определений времени,  то есть его центральная проблема — кризис человека. И межчеловеческие отношения здесь, пожалуй, играют решающую роль.

«Люби ближнего, как самого себя» — это человеческий идеал и вторая часть единой заповеди о любви к Богу1. Всякий, кто стремится быть человеком и действовать по-человечески, намеревается приблизиться к этому евангельскому образцу. Почему же  человек сегодня может сотворить любую гнусность, не переставая мыслить себя хорошим? Качество человеческого материала таково, что ради того, чтобы выглядеть в своих (и чужих) глазах смиренными и праведными (правильными), многие с готовностью убьют Христа, не переставая при этом мнить себя христианами.

Как известно, отношение к другому — это результат отношения к себе, ибо человек становится тем, чем стремится стать. Следовательно причина антропологического кризиса — неправильный выбор себя, своих целей и ориентиров. Как  заметил  в своё время учёный-физик Сергей Капица, «софт» человечества не соответствует его «железу».

Вчера

Вчера убит Христос,
а клён за лето вырос,
пишу стихи на вырост,
жена скорбит до слёз,
сосед завёз кота,
и тот в лесу мяучит,
повсюду красота
страдать безумных учит,
обрушился сарай,
и Бог убит, как прежде,
толпа вломилась в рай,
но грезится надежда.

 

«Сбереги»

                         Памяти Марии Трофимовны Степаненко,
                         в 1930 году в 18-тилетнем возрасте приговорённой как кулак
                         к высылке на спецпереселение в сибирскую таёжную глушь

Какое заветное слово!
Доверить его не спешим.
В нём что-то от брега морского
или от родного порога,
откуда мы снова и снова
идём к покоренью вершин.

Пожелтел мой орех за окном

Пожелтел мой орех за окном.
Светлой грустью наполнилась осень.
И прозрачным, душистым вином
Вновь манят золотые покосы.

Чуть прохладней с утра ветерок
И алмазы росы чуть крупнее.
Лишь всё так же беспечно далёк
Юный месяц, плывя по аллее.

Не испытаний ищу, любви...

Рай — далеко, а, может, и близко,
Близко от сердца, а утром — вплавь
По закоулкам, что строят низко
От оснований, а там — сто глав,
Сто сочинений, и все о пошлом,
Прошлом, конечно, но нам — хурма,
Сладкая, яркая — прям в лукошко,
Точно по платьицу вкривь тесьма.

Высоко над землей одинокая птица

                    Какое счастье, боль и мука
                    Жить между небом и землей!
                                       Герман Крупин

Высоко над землей одинокая птица –
В небо брошенный якорек.
Я сойду на лазурной пристани,
Оттолкну, не жалея, челнок.

Наше оружие - слово!

Наше оружие - слово!

Стоит ли бить нас и сечь.

В нем столько Духа Святого -

Меткая  русская речь.

 

Выйдем на житное поле,

Взоры стократ горячи.

Волюшка, русская воля –

К сотам небесным ключи.

Воскресение сына

«Раньше большинство родителей оставляли детей с синдромом Дауна в роддоме. Те, кто не оставлял, часто скрывали их, стыдились. Мы знаем много случаев, когда дети вырастали так, что их просто не было видно, — они не выходили на улицу и т.д. Возможно, где-то так и продолжают жить. Однако у меня есть подозрение, что многие умерли в интернатах. В 1990-х тысячи людей с ограниченными возможностями скончались там. Это были голодные годы, о медицинском обслуживании даже речи не шло. Тогда диагноз зачастую не указывался, поэтому сейчас выяснить, сколько там было людей с синдромом Дауна, просто невозможно», — основательница грузинского социального движения «Бабале» Лия Табатадзе.

***

— …Выпей водички!

— Не-ет, — слабый стон.

— Может, сока?

Страницы