Избранные стихотворения Майи Энджелоу

СТАРИКИ СМЕЮТСЯ

Уже пройдя школу притворства,

когда держать всем нужно губы

то так, то сяк,  между бровей

мысль проложить, старые люди

могут позволить животам

трястись — как медленные бубны —

голос повысить и кричать, бросать слова

куда угодно.

Когда смеются старики,

они весь мир освобождают.

Неспешно память развернут,

что ценно в ней они уж знают,

и знают то, что — мишура,

сказать о том уж могут прямо.

Слюна сверкает в уголках

Их губ. Качаются упрямо

Их головы. Шеи тонки,

но памятью полны колени.

Когда смеются старики,

они лишь обещанью верят,

что безболезненно придет

за ними смерть, подругой милой,

прощают жизнь они свою,

за то, что приключилась с ними.

Я ЗНАЮ, ОТЧЕГО ПОЕТ ПТИЦА В КЛЕТКЕ

Свободная вольная птица

На спину ветру садится

Плывет по течению, стихнет —

Опустит крыло в лучей цвет

Оранжевый. Не боится —

Небо присвоить себе.

Но птица, сидящая в клетке,

За прутья посмотрит редко,

Подрезаны её крылья

и лапы завязаны — так

Она, заточенная в клеть, 

Свой рот открывает, чтоб петь.

Поет птица в клетке, выводит

Со страхом безумную трель

О том, что неведомо ей,

Но что эта птица жаждет.

И песнь её слышится даже

На дальнем бескрайнем поле.

В клети поет птица о воле.

Свободная птица мыслит

о новом и легком ветре,

О шепоте меж деревьев,

О жирных червях — на рассвете.

Она зовет небо своим.

Но птица в клети —

у мечты на могиле,

Подвязаны лапы и срезаны крылья,

И тень кричит, словно во сне —

Свой рот открывает, чтоб петь.

Поет птица в клетке, выводит

Со страхом безумную трель

О том, что неведомо ей,

Но что эта птица жаждет

И песнь её слышится даже

На дальнем бескрайнем поле,

В клети поет птица о воле.

Я ВСЕ ЖЕ ВОССТАЮ

Вершить историю ты можешь,

Меня, опутав горькой ложью,

И с грязью черною смешать,

Но я, как пыль, смогу восстать.

Моё величие пугает?

Тебя, скажи, что помрачает?

Что я хожу прямая словно,

На голове моей  — корона?

Как луна чередуется с солнцем,

Как прилив несомненен и точен,

Как надежды летящая манна,

Я однажды — восстану.

Хочешь видеть меня смиренной?

С головой поникшей и взором,

Чтобы плечи мои сжимались

Как от слез — от душевной боли.

 Моя дерзость тебя коробит?

Тяжела тебе моя радость?

Я смеюсь так легко, с усладой,

Я как будто владею кладом.

Расстреляй меня ты словами,

Насмерть высверли жестким взглядом,

Ненавидя, убей — можешь!

Я — восстану, всё же, как воздух.

Осуждаешь, что я — прекрасна,

Удивлен, что ещё танцую,

Будто в бедрах мои — алмазы,

Я их в танце себе взыскую.

Из хибар стыда, униженья —

Восстаю,

И из прошлого, болью проросшего, —

Восстаю.

Океаном широким и черным —

Рвусь вперед,

Возвышаюсь, пенюсь, вздымаюсь

Я — волной.

Позади себя оставляю страх —

Восстаю.

В день чудесный и ясный я —

Восстаю.

У меня в руках, в сердце  

-  предков дар,

Я мечта, я надежда

— раба.

Восстаю.

Восстаю.

Восстаю.

УРОК

Я продолжаю

умирать. Слабеют вены,

раскрываясь как пальчики детей во сне.

Но память

чужих гробов,

гниющей плоти и пожирающих червей

не убеждает

меня так просто сдаться.

Годы и холод

побеждают

над жизнью

в острых складках

на лице.

Я продолжаю умирать,

лишь потому,

что жить — люблю.

OLD FOLKS LAUGH

They have spent their
content of simpering,
holding their lips this
and that way, winding
the lines between
their brows. Old folks
allow their bellies to jiggle like slow
tambourines.
The hollers
rise up and spill
over any way they want.
When old folks laugh, they free the world.
They turn slowly, slyly knowing
the best and the worst
of remembering.
Saliva glistens in
the corners of their mouths,
their heads wobble
on brittle necks, but
their laps
are filled with memories.
When old folks laugh, they consider the promise
of dear painless death, and generously
forgive life for happening
to them.

I KNOW WHY THE CAGED BIRD SINGS

A free bird leaps on the back
Of the wind and floats downstream
Till the current ends and dips his wing
In the orange suns rays
And dares to claim the sky.

But a BIRD that stalks down his narrow cage
Can seldom see through his bars of rage
His wings are clipped and his feet are tied
So he opens his throat to sing.

The caged bird sings with a fearful trill
Of things unknown but longed for still
And his tune is heard on the distant hill for
The caged bird sings of freedom.

The free bird thinks of another breeze
And the trade winds soft through
The sighing trees
And the fat worms waiting on a dawn-bright
Lawn and he names the sky his own.

But a caged BIRD stands on the grave of dreams
His shadow shouts on a nightmare scream
His wings are clipped and his feet are tied
So he opens his throat to sing.

The caged bird sings with
A fearful trill of things unknown
But longed for still and his
Tune is heard on the distant hill
For the caged bird sings of freedom.

STILL I RISE

You may write me down in history
With your bitter, twisted lies,
You may trod me in the very dirt
But still, like dust, I’ll rise.

Does my sassiness upset you?
Why are you beset with gloom?
‘Cause I walk like I’ve got oil wells
Pumping in my living room.

Just like moons and like suns,
With the certainty of tides,
Just like hopes springing high,
Still I’ll rise.

Did you want to see me broken?
Bowed head and lowered eyes?
Shoulders falling down like teardrops,
Weakened by my soulful cries?

Does my haughtiness offend you?
Don’t you take it awful hard
‘Cause I laugh like I’ve got gold mines
Diggin’ in my own backyard.

You may shoot me with your words,
You may cut me with your eyes,
You may kill me with your hatefulness,
But still, like air, I’ll rise.

Does my sexiness upset you?
Does it come as a surprise
That I dance like I’ve got diamonds
At the meeting of my thighs?

Out of the huts of history’s shame
I rise
Up from a past that’s rooted in pain
I rise
I’m a black ocean, leaping and wide,
Welling and swelling I bear in the tide.

Leaving behind nights of terror and fear
I rise
Into a daybreak that’s wondrously clear
I rise
Bringing the gifts that my ancestors gave,
I am the dream and the hope of the slave.
I rise
I rise
I rise.

THE LESSON

I keep on dying again.
Veins collapse, opening like the
Small fists of sleeping
Children.
Memory of old tombs,
Rotting flesh and worms do
Not convince me against
The challenge. The years
And cold defeat live deep in
Lines along my face.
They dull my eyes, yet
I keep on dying,
Because I love to live.

Перевод с английского Инны Андреевой (Сапега)