Омилия

1

Смирю гордыню, лад чтоб не иссох,
Добру раскрою искренне объятье.
В домах смиренных почивает Бог,
В дворцах же гордых множится проклятье.

2

Взращу в душе страданий зёрна,
В скорбях ведь истые радетели:
И в них, терпя как розы в тёрне,
Смиренно зреют добродетели.
 

Как просто, верно, мудро как –
Все что со мной происходило –
Узор по жизни выводило,
Узор бесхитростный, простой.
И то, о чем переживала,
О чем жалела и роптала -
Вдруг вышло – было нитью главной,
Самой красивой, золотой.
И где-то гладью, где-то штопкой
Узор-то смелый, а то робкий
Украсил жизни полотно.
Но я сама не вышивала,
Я лишь иголкою бывала
В Руке, что нить в меня вдевала,
Событий нить в мое ушко…
 

В храме прохладно и темно. Перед иконами поблескивают свечи. Три женщины с большими круглыми животами сидят на лавочке напротив иконы Матери Божией. Мимо проходит двое мужчин. Один из них рослый, с бородой, что-то говорит другому. Мужчины заходят в маленькую дверь в стене, неизвестно куда ведущую. Три женщины встают. Шепчутся.

Она из них, в цветастом платке, держась за свой живот, подходит к молодой девочке-церковнице, чистящей подсвечник возле иконы. Две другие женщины становятся с ней рядом.

Женщина с животом в цветастом платке: Скажите, это батюшка был?

Девочка: Да, батюшка.

Все три женщины с животами всплескивают руками.

Женщина в цветастом платке: (огорчено произносит, обращаясь к другим женщинам) Пропустили!

Женщины вздыхают. Девочка продолжает молча чистить подсвечник.

Женщина в платке: Простите, а вы могли бы его позвать?

Девочка: (отрываясь от подсвечника) Кого?

Женщина в платке: Батюшку.

Ветер, плачущий о счастье,
Снег, летящий свысока,
Мы, измученные страстью,
Смотрим снова в облака.

Ищем в них знаменья веры,
Тает снег, слабеет грусть,
Мы, любившие без меры,
Бросим времени: «И пусть!»

Пусть проносятся столетья,
На губах оставив соль,
В их ушедших многолетьях,
Затерялась наша боль.

Позабылись все разлуки,
И, стирая пыль времен,
Мы, как радость, наши муки
В песне счастья пропоем!
 

Каждый нормальный человек мечтает прожить максимально долго. Стремиться к этому — естественно и желать — незазорно. Но, опять же, всякий знает, ясно осознает, что долгая жизнь необходимо сопряжена со старением. В этом — раскол нашего желания: жить хочется долго, но не стареть, или как-нибудь не очень стареть. Старость симпатий не вызывает и, более того, современная культура вообще старается получше укрыться от этой реальности, не видеть её, не замечать. Старым быть стыдно. Потому что старость не может быть красивой по определению, ибо сама есть уродство, безобразие и предвестник смерти. А ещё это — немощи, болезни, беспомощность, иногда — маразм. И наоборот, современный западный мир одержим культом молодости, доходя в этом поклонении до жутких крайностей, когда всерьёз предлагается взрослым людям не учить детей, а самим у них всему учиться, прислушиваться к их мнению и без конца защищать их права и поощрять свободы. Так где же вы хотите отыскать эту красоту старости, когда само это выражение кажется абсурдным и противоречивым?

Какой укор нам ─ трудница пчела!
Нам у неё учиться бы двужилью,
Сбирать нектар, чтоб Божья жизнь цвела,
И за укус расплачиваться жизнью.
 

Мой младший брат в детстве сильно страдал ушами. Уж как его только ни лечили, к каким врачам ни водили — промывали, закапывали, прикладывали — все без толку — мучается ребенок и все тут! Посоветовали обратиться к одной старушке. Шепчет. Заговаривает. Говорят, многим помогла. Пошептала она и над моим братиком: болезнь успокоилась и быстро прошла. И это типичный случай: многие вспомнят подобные истории о безымянных бабушках-шептушках, которые лечили, и довольно часто их помощь была вполне реальной. Однако всем известно, что православная церковь запрещает обращаться к таким людям, называет их колдунами, ведуньями, а некоторые священники прямо говорят, что эти лекари используют в своей практике силу бесовскую. Но бабушка, к которой когда-то обращались мы, ходила в церковь, в доме у нее были иконы и шептала она, как свидетельствуют очевидцы, обычные православные молитвы и, если бы ей сказали, что она лечит нечистой силой, бабушка, наверное, сильно бы удивилась и даже испугалась.

Отец Андрей медленно шел по безлюдному двору Н-ского женского монастыря и вслушивался в царящую вокруг тишину. Хотя это была отнюдь не полная тишина. Ее нарушали щебетание ранних птиц и шум деревьев, что росли возле храмов и монастырских корпусов. А вот в пруду, который он только что миновал, вдруг плеснула вода… Наверное, это рыба, которой наскучило шумное общество ей подобных, решила хоть миг, да побыть в одиночестве, глотнуть еще по-ночному прохладного воздуха, посмотреть на небо и тоже послушать тишину…

«Смотри, что я тебе покажу! – две девичьи фигурки шли по Лаврской площади. Было начало ноября – золотое солнце скупо дарило свои последние лучи. Холодало. Одна из девиц была коренастая, с веснушчатым грустно-озорным лицом в старой клетчатой юбке и голубом платке. Вторая – высокая и стройная, одетая в монашескую рясу девушка была бледна и немного печальна.Девушки о чем-то тихо разговаривали. При последних словах коренастая сняла ботинок и с гордостью показала подруге свою ступню. На сером шерстяном носке красовалась большая дыра, оголяя смешной круглый палец говорящей. Бледная девушка рассмеялась. «Дырка!» Коренастая забавно пошевелила пальцем в дыре и снова одела ботинок. «Ну вот, ты улыбнулась! Я рада.» А потом добавила серьезно: «Я специально не зашиваю…Матушка говорит, что настоящий монах – это дырка. И я, когда меня ругают, вспоминаю про дыру на носке и думаю – вот и я дырка. И сразу хорошо так становится!»

Бледная девушка улыбалась.

Если долго-долго смотреть на звезды, то их свет покроет лёгким сиянием лицо глядящего. А если смотреть на звёзды ещё и часто-часто, то их свет проникнет внутрь глядящего столь глубоко, что изменится его внешний облик и лицо станет совершенно другим — неузнаваемым, звёздным…

* * *

 Моросил теплый летний дождь. Где-то вдалеке погромыхивал гром. Сережа спешил в храм на Литургию. У церковной ограды сидел высокий худой человек в старом плаще и просил милостыню. Взрослые говорили, что давным-давно он был врачом, но почему-то превратился в бездомного. Также все знали, что собранные милостынею деньги он тратит на дешевое вино, которым торговали в частном доме неподалеку. Поэтому милостыню человеку в старом плаще почти никто не давал. В ту минуту Сережа вдруг подумал, что сейчас он зайдет в храм, а этот несчастный останется здесь, под дождем, и будет собирать свои копейки. Карманные деньги у мальчика всегда были, но давать на вино он не хотел, поэтому не придумал ничего лучшего, как пройти мимо.
В храме начиналась служба. Сережа, взяв благословение у батюшки и облачившись в стихарь, отправился читать часы, а его друг Коля в это время в алтаре разжигал уголек для кадила.
…Служба шла своим ходом, величественно пел хор, а у Сережи все не выходил из головы тот человек в старом плаще. То и дело мальчик выглядывал в окно — дождь на улице расходился, пузырились лужи.

Апостолы, склонив в благоговении головы и покрыв платом руки, подходили к Спасителю, который каждому предлагал Святые Дары. Справа – Чашу с Кровию Христовой, слева – Свое Тело под видом хлеба.

Катя смотрела на сень над Царскими вратами с изображением причащения апостолов, как врата распахнулись. Девушка быстро сложила крестообразно руки на груди и склонила голову.

Катя была в храме совсем недавно. Однажды она, студенка филологического факультета, прочитала отрывок древней рукописи, где говорилось о Христе. И говорилось с такой лаской и любовью, как о живом, очень важном автору и любимом им человеке. Рукопись тронула Катю, и ей, крещенной еще в детстве, но не ведавшей своей веры, захотелось самой узнать Бога и полюбить Его.

Мой дед Иван Степанович был уроженцем Черкасской области, прирожденным крестьянином. После революции он получил наделы земли на себя и жену. И невозможно было найти на этой земле ни клочка неухоженного. Но грянула
коллективизация, а он не спешил вступать в колхоз, все думал. Таких упрямцев власть называла «куркулями» и особенно с ними не церемонилась. Дед пользовался в селе авторитетом. Он был грамотный, окончил церковно -приходскую школу, а главное, характер имел основательный и рассудительный. Наверное, поэтому к нему часто приходили за советом, у него было много друзей, даже среди «идейных противников», сельских активистов. Один из них и спас семью деда от неминуемой высылки, постучав однажды поздним вечером в окно:
- Іван, завтра прийдуть тебе розкуркулювати. І, мабуть, зашлють у Сибір...
Дед долго не раздумывал. Он запряг лошадей, посадил в повозку жену, красавицу Евдокию с двумя детьми, положил узел с самыми необходимыми вещами… Всю ночь они ехали, и еще следующий день. И приехали на Донбасс.