– Слышал я, что в будущем плебе́и
Воздерза́ют глупо говорить,
Что король совсем не разуме́ет,
Как прекрасно всё вокруг дари́ть!
О, потомки мелкого помо́ла!
Да король ведь в том и состоит,
Что любимой и всем близким горы,
Море, сердце и весь мир дари́т!
Дуб за ночь золото всё обменял на медь.
Был благородным, стал комично-рыжим…
Мы в жизни пыжимся, надеждами мы дышим,
А можем просто, за ночь, не успеть…
Что же случилось с этой девочкой? Почему же она умерла? Там точно произошла какая-то трагедия. Ведь, если бы не было трагедии, то разве о ней бы помнили?
Вика с досадой терла свой лоб и глядела сквозь тьму в потолок. Надо спать, хорошо бы спать, но разве… можно? В номере было прохладно и темно. И только на тумбочке рядом с кроватью мигали цифры электронных часов, каждую секунду сменяя друг друга. Шло время.
Должно быть, какая-то катастрофа. Вроде даже, Вика припоминала, самолет разбился… Несчастный случай. Так случается, порой. Правда, очень - очень редко.
Когда б волшебник приоткрыл мне дверцу,
я доброе бы попросила дать мне сердце.
Искристо-солнечно оно играло б скерцо
и от него бы можно было всем согреться!
Еще искусные бы попросила дать мне руки,
чтоб тех соединить, кто здесь в разлуке.
Переплела бы параллели в перекрестки,
забыты были б километры, мили, версты…
И быстрые бы умолила дать мне ноги.
Скитальца каждого встречать в конце дороги
горячим чаем, ароматом тмина,
заботою и местом у камина.
Да напоследок зренье дать такое,
чтоб замечать страдание людское.
Ни делом, словом, взглядом или вздохом
обиды не доставить ненароком.
«Молодец! Молодец! Молодец!» - хлопала в ладоши молодая женщина в мягких шерстяных брюках и таком же мягком приталенном пиджаке. Её платиновые волосы рассыпались по плечам и казались листьями, позолотевшими в октябре. Легкой рукой женщина смахивала разлетевшиеся листья с плеч и заводила за уши. Нет, не кудрявая береза – плакучая ива.
"А она, красивая, эта женщина – думала сидящая на краю песочницы баба Вера. – Красивая. Статная. Породистая. Только вот, лицо у неё странное немного. Вроде радостное, а вроде и нет".
Яблок нет. Они склеваны птицами с удивительно грустными лицами.
Ну а птицы с веселыми лицами направляются в сторону Ниццы…
Сад, как бабочки, в небе порхает. И мой сад на Юг улетает:
Машет крыльями листьев парящих, направляясь в ненастоящее…
Оставляя меня в унывающем бытии серых дней убывающих…
…серых дней остывающих…
Растоплю я камин до треску под бокал терпко-сладкого хересу-
И слетятся прекрасные птицы, превращая быль в небылицы…
Дуб роняет золото листвы
В чистоту божественной лазури…
Журавли тревожно протянули
Клин навстречу будущей весны…
Благородство мудрости сродни.
Красота похожа на бессмертье…
Как вот эти золотые дни-
Просто селфи Божьей круговерти…
- "Эй, крыши, это территория котов" - сквозь зубы процедил рыжий потрёпанный кот сидящему на крыше ангелу".
-"Прости" - произнес ангел и поежился от холода. "Наша территория храм и небо. Но наши храмы отбирают, а небо требует служения и не принимает отступников и малодушных. И вот я тут. Мёрзну и размышляю".
-"Размышляешь?- хмыкнул кот.-Над чем?".
-"Что делать дальше...ангелы не умирают...их миссия в служении".
- "Размышляет он. - Смягчившись, с деланной серьёзностью сказал кот.- Пошли. Я кажется знаю куда тебя определить".
Известно, что нет худа без добра:
В большой семье об этом знает каждый.
Но потечет ли вспять вода Днепра,
Чтоб напоить одних, других оставить в жажде?
Не истопчите, братья, сгоряча,
И впопыхах дыша в оскал звериный,
В полях невинный цвет - Иванов чай,
Хоть русский он, хоть с Украины!
Последователи великой схизмы -
Лжецы, не сильтесь так раскол чинить,
Надменный пыл свой поубавьте!
И для несения святой харизмы
Давным-давно пора всем уяснить
Простой девиз: не в силе Бог, а в правде!
Горсть зерна бросаю в чьё-то небо:
— На, дружочек, может на потребу!?
Может зря, да кто ж теперь поймёт:
жизнь идёт в полёт или в помёт.
Страшен мор, но ныне и похуже
могут выдумать житьё досужие.
— Вот тебе, дружочек, мой глоток —
выпей на пороге, хоть чуток.
Сушат небо, сушат землю — злющие,
против них в упор поют поющие.
— Пой, дружочек, слово на потребу —
пусть дурное обратится в небыль.
10 октября 2018
Вдалеке от суеты и криков,
Где нет места глупости людской,
Я иду вверх по горе великой,
Где мудрец проходит и святой.
Дорогой Михаил Афанасьевич Булгаков, пишу вам, дорогой мой писатель, из будущего 2018 года. Вы знаете, ровным счетом ничего не изменилось. Можно сказать, время застыло, словно старый кисель, липкий, приторный и не полезный.Потомки всех ваших героев на своих местах. Шариковы в основной массе. Все те же заправляют культурой, языковой политикой, уплотнениями и пением песен про суровые годы, вместо починки труб и отхожего места. Только названия сменились. Тогда были управдомы-теперь начальники ОСББ и прочая и прочая. Швондеры в администрациях, бесталанные посредственности в министерстве культуры, инспектора по идеологии и "патриоты" вместо или на месте вчерашних коммунистов. Кругом разруха и сплошной абырвалг.
Суслик решил накопить в своих подземных хранилищах зерна на три года вперёд.
- Соберу зерно, - говорил он сам себе. - И буду жить припеваючи, не заботясь о завтрашнем дне.
День и ночь он таскал с полей в нору ячмень, пшеницу, просо, горох. Не досыпал, не доедал, мёрз, простуживался на ветрах и не заметил, как потерял здоровье.
И вот, когда последнее зерно легло в подземные закрома, он упал от изнеможения и слабости на кучу с накопленной едой. Он лежал, не имея возможности пошевелить хвостом и лапами. Испытывал страшную боль в теле, от которой не хотелось ни есть, ни пить, ни спать, ни думать о лучшей жизни. Суслик безразлично смотрел на огромное скопище зерна; ему было противно и мерзко. И сказал он тогда:
Хочу живой пищи
Или под дождь проливной.
Туда, где никто не сыщет,
Не чтобы побыть одной.
Рукой из душной сферы
Прохладу уловить,
И домик из фанеры,
Покинув, не забыть.
А дождь совсем не ливень,
Синичка на кусте,
Никто мне не противен…
Но правда на Кресте!
Я, как тот умирающий, радуюсь каждой травинке,
мне нескучно вдвоём с малым цветиком: в малом горшке
он живёт свою жизнь, бесконечному друг по-старинке,
и хранит, как пароль, бесконечную песнь в корешке.
Я, как тот умирающий, всё, что есть, понимаю иначе —
мне неведом покой тех, кто верит в себя без причин.
Вознесением в плач я отныне навеки означена,
и на па́ру с цветком мы о главном протяжно молчим.
8 октября 2018
Роняет солнышко лучи
На дивный вечер.
Тепло струится и журчит
Сквозь бесконечность.
С глазами шепчутся глаза,
Напротив глядя,
И откровений бирюза
Скользит по глади.
Душа венчается с душой,
Сплетаясь в долю,
И, начиная путь земной,
Летят ладони.
Снова ты одинок.
Голоса за стеною,
Будто выстрел в висок.
Осень – дело такое.
Ветер тоже хорош,
Скучно воет и воет.
Ничего не поймёшь.
Осень – дело такое.
Каждый день, словно тень:
Промелькнул, промаячил.
Даже кофе пить лень
В этот холод собачий.
Знать бы всё наперёд:
Все надрывы, обломы.
Или память – в расход,
Ну, а как по-другому?
Только зря не грузись,
Придави таракана
В голове. Эта жизнь –
Не фонарик карманный.
Раздубасит в момент
Ко всеобщей забаве
Под аккомпанемент
Существующих правил.
И как тот пешеход,
Что в душе себя крестит,
Совершит переход
Для всех он - батюшка, а для неё - супруг,
с ним рядышком она идёт по жизни.
Когда-то он был её лучший друг,
теперь стал самый ближний ближний.
Она его видала без прикрас
и помнит юношей без бороды,
она латает полы его ряс
и чистит воска жирные следы.
Она порою может наворчать
и дома лишь по имени зовёт,
но вечерами греет ему чай
и у окна его со службы ждёт.
И ничего особенного нет,
ведь крест её - обычный крест всех жен,
он возвращается: "Привет!
Как хорошо, что ты уже пришел!"
Лишь поздно ночью, когда он уж спит,
она, проснувшись, поглядит в лицо.
Душа её заноет, заболит:
снова поймет она, что он - Христов.
Мужчины были хорошо пенсионного возраста, а вспоминали они молодость. Когда тебе далеко за шестьдесят, молодость – это не только двадцать лет, это и тридцать, и сорок, и даже пятьдесят. Так что многое могли вспомнить эти два стародавних приятеля. Виктор Александрович Сёмин и Владимир Евгеньевич Карташов жили в соседних домах, столкнулись в магазине, Сёмин пригасил к себе:
– Посидим, Володя, поговорим, бутылочку разопьём, моя уехала к внукам на неделю, один я, так что никто мешать не будет.
Теленовости скороговоркой сообщили о теракте в Израиле. Промелькнуло лицо пострадавшего охранника кафе, его транспортировали на каталке, и я узнал Ивана. Левая бровь с характерным изломом.
Письмо от сестры пришло на адрес головного офиса. Генеральный директор компании, Виктор Андреевич Сёмин, весь день провёл в разъездах, в офис заскочил на полчаса поздно вечером, посмотрел бумаги, накопившиеся за день, не обнаружив ничего срочного и интересного, отложил их на утро, письмо, не читая, бросил в портфель.
