Из сердца неоплаканного чванства...

Нам не прознать, что поцелованные Богом,
В обход стремнин и кротких воркований,
Льстецы… что толку нам в расписанной дороге,
Что довела до беспросветной рвани.

Не видим зла, не разгребаем обреченность,
Слепцы… узревшие времен заплаты,
Одна цена пустых — впросак нести короны,
От века обреченные на траты.

Пока не треснут кожаные одеяла,
Покрывшие и время и пространство,
Бежать нам в глупости рассветные причалы
Из сердца неоплаканного чванства.

Захотелось снова снега

Захотелось снова снега,
Захотелось мне зимы,
Жеребёнком чтобы пегим
Мчался ветер сквозь холмы.

А ещё пусть ель искрится,
Та — из детства, ярче всех!
Захотелось мне влюбиться
В луга дремлющего мех.

Пусть Луна расскажет сказку
Над уснувшею землёй
И снежинки на салазках
Мчатся шумною гурьбой.

Не опаляет только зной...

Тревожу неба тетиву —
Там ангел спит,
И точно счастье наяву
В ладонь летит.

Лыжня проложена сквозь звезд
Пастель миров,
А рядом юркий серый дрозд
Поет без слов.

Мир раскрывался на глазах,
Взрослея ввысь,
Не торопись, придет и взмах
На рост листвы.

Раушен. Берег моря. Солнечные часы…

Из цикла «Стихи о Балтике-2»

Раушен. Берег моря. Солнечные часы.
Белый песок сочится теплыми струйками.
Вкусен копченый окунь. Прямо с Куршской косы.
На солнце блестит золотыми чешуйками.

Разве такое забудешь? Балтийский рассвет
В окна заглядывал через прохладу парка.
Лучом раздвигал деревья, которым сто лет,
На яблоке желтом рефлекс оставлял яркий

И вернулся назад, туда, где море не спит.
Ритмично стучит метроном. И, в жерле пены
Ты вдруг услышал, как прибой с тобой говорит
О том, что недолговечны башни и стены.

Утешение

Наступила последняя ночь.
Она будет, как миг, коротка.
Поскорее краем платка
Промокни покрасневшие очи.

Нам дано читать между строк.
В них сокрыта тайна страдания.
Мы восприняли неба дыхание —
Воскресения верный залог.

Не очерчен ли смерти предел
Опустевшими пеленами?
Разве ангел тогда не сидел
На отваленном камне?

Свет Твоих страниц

Только бы свет Твоих дивных страниц не погас,
Да сохранил меня, грешную, Твой херувим…
Как терпеливо Ты свет возжигаешь для нас,
Чтобы согрелись сердцами люди над ним.
Как одинока свеча возле царственных врат,
Это пришла я к Тебе, чтобы стать мне иной,
Только б женою Лота не оглянуться назад,
Не замереть от сомненья, как столб соляной.
Будем читать мы молитву за третий час,
— Верую! — храмом полупустым пропоём,
Только бы свет Твоих дивных страниц не погас,
В сердце мятущемся, в сердце усталом моём!
 

Пусть на сонном маршруте...

Пусть на сонном маршруте особых предвестников нет,
Времена парусами уныло повисли на реях —
Я мечтаю доплыть

до черты, за которой рассвет

Вспыхнет новым светилом, и тёмное сердце прозреет.

Там усталый апостол достанет из волн свой улов,
Серебристые рыбы блеснут одесную-ошую;
Но тогда надо мною исполнится истинность слов,
И отверстое небо вовек ни о чём не спрошу я.

Хлебозоры

Ночь. Цикады звенят в травяной кузне.
Облепили столбы фонарей совки.
Чёрной глыбой вдали, горизонт сузив,
Выпирают на юг из земли сопки.

В тёмных пихтах тревожно кричат жёлны.
Разорвав в небесах полотно в клочья,
Загорится просвет молодым жёлтым,
Будто солнце оттуда встаёт ночью.

Ве и бабочка

Что за чудо, что за зверь
прилетел и сел на дверь?

Крылья бабочка раскрыла,
Вене голову вскружила

неизвестной красотой:
Ве за ней, как за мечтой

носится, летит сквозь травы —
нет на Венечку управы.

Ах, чудесная нептица,
дай тобою насладиться!

Веня бабочкой бы стал,
если б завтрак не настал.

Ве играет

Дай чуть-чуть укушу —
понарошку,
я собака-кусака немножко.

И собака-играка: как кошка,
я катаю по полу картошку,
мяч гоняю, как мышку
и фишку;
размотаю клубочка излишки.

Синий гусь сильный кусь
не стерпел:
разорвался и прочь улетел.
Мышь порвалась, разорван и лось.
Зашивать все игрушки пришлось.

Будка треснула, словно бокал,
хоть её я совсем не кусал,
лишь охотился в будке своей
на игрушечных разных зверей.

На ладони мира упала роса...

На ладони мира упала роса,
Словно выплеснув море
в не-вечность,
И как детские птиц звучат голоса,
Капли волн разлетелись
картечью.

Невозвратность для юности —
шаг вперед,
Боль — привычка в чужой квартире,
И спасает от пошлости огород,
Мир в прицеле лежит
теле тира.

Суеверно я «чур» говорю опять,
Ветер сегодня силен и плачет,
Подоконник гремит и мешает спать
В доме на уличе вечных стачек.

У жестокости мира изъят предел,
У толпы одинокой всё дружно:
И кусают и кушают между дел,
Точно так на земле
жить и нужно

ДомМой

Нельзя быть прежним, если тебя убили

Никак не хочет петь моя гитара. Я говорю ей: спой ну хоть что-нибудь, хоть про небеса, хоть про чудеса, хоть про мир, хоть про войну, хоть про юность, про седину... Нет. Н е п о ё т. Молчит. А по ночам слышу иногда — нотка какая-то так тихо-тихо вдруг упадёт и закатится куда-то безнадёжно... Слезинка музыкальная... Стоит моя красавица в углу, сияньем лаковым — ласковым переливается и притронуться к себе не велит...

А Тишина, подружка моя старинная, наоборот, покоя не даёт, шуршит у меня со всех сторон.

Сколько раз я её просил: ну, хоть одну ночь — побудь собой, хоть на одно ухо помолчи! Что ты меня всё печалью своей изводишь! А она мне в ответ: «Это не моя печаль, ты же знаешь... НЕБО плачет... Измокла я вся... Холодно мне...»

И ведь не поспоришь с ней! Тишина теперь другая стала и мир стал другим. Что произошло, почему так случилось? Что изменилось в трёх измерениях? Их же не стало меньше! Музыка тоже не осиротела — семь ноток при ней всегда неутомительно рядом. И радуга — всегда о семи цветах, ни одного не утеряла. Но мир стал другим...

А Тишина тут как тут и сразу мне — в оба уха: «Мир не стал другим, это ты был другим. И потому не всё видел. Хотя смотрел на всё. Даже пытался во ВСЕЛЕННУЮ заглянуть... Но мир, тот, который и вправду другой, ты видеть не мог. Мир, который — ВОЙНА...»

Я теперь совсем потерялся — это что же получается — я стал видеть то, чего не видел раньше? То есть стал видеть больше? Но тогда почему я не могу обнаружить тех привычных и ранее видимых координат? В какую сторону смотреть мне теперь, чтобы найти свой дом... Мне кажется даже, что я уже перестаю понимать — что́ это такое. Это место или состояние? На память вдруг пришла поговорка: Покажи мне свой дом и я скажу тебе кто́ ты... Да! Именно! Очень это мне теперь нужно! Хоть кто-нибудь — покажите мне мой дом! Чтобы я понял кто́ я теперь.

Страницы