Что такое – весна?
Возвышение и возвращенье.
Возвращение дня,
Возвышение света над тенью,
Возвышенье цветов
Над землею, лучами залитой,
Возвращение солнца
Из зимних скитаний к зениту,
Возвращенье скворцов,
Их мятежные, нежные скрипки…
Купаясь в свете и тепле,
вдыхая запах трав,
растёт ромашка в тишине,
вдали от всех забав.
Любуясь чудом, над цветком
жужжит, кружась, пчела,-
целуя золотистый взор,
берёт она нектар.
«Лети со мной!
Ты так мила! – ей шепчет. –
Крылышки свои расправь –
и ввысь!
Пора!»
Распустился нежностью цветок,
Маленький подснежник на проталине,
Тянет к солнцу каждый лепесток
Хрупкое, небесное создание.
Прорасти в холодный мир людей
Силою, дарованною свыше,
Среди зла, обмана и скорбей
Чистотой цветок весенний дышит.
Ветру, непогоде вопреки,
Не страшась быть сорванным напрасно,
Распустил подснежник лепестки,
Понимая, жизнь в любви – прекрасна!
Возьмите в руки акварель –
У Вас получится апрель,
Такой веселый, теплый, быстрый,
Спешащий в лес по тропкам мшистым,
Под снегом тонким и искристым
Хранящий первые цветы!
Вот и март наступил, но зимой еще пахнет весна,
Вот и март наступил, и за солнцем бежит детвора,
Вот и март наступил, и снежок акварелью течет,
Вот и март наступил, и синичка вприпрыжку поет:
«Вот и март наступил!»
Лиловый колокольчик
качнулся в тишине –
и тонкой паутинкой
взметнулся звон ко мне…
Прохладная тропинка
меня манила вдаль:
за листьями резными глубокая печаль.
Лесная незабудка
на дне печали спит
и, тихо улыбаясь,
неведомое зрит…
Внутри лесного царства
Он лежал так одиноко,
Так бесчувственно-устало.
Одеяло, сникши с бока,
Нá пол комнаты упало.
Было больно, было душно,
Пред грядущим было страшно.
Ничего уже не нужно,
Ничего уже не важно.
В лёгком платьице из жёлтых вербочек,
Накинув пролесков синий шарф,
Весна - веснущатая хрупкая девочка,
Вступает в звонкий, прозрачный март,
Несмело шагает лесною тропкою
По прелым листьям ушедших лет…
И вдруг находит из солнца сотканный
Весёлой ветреницы букет!
Такой нежданный, такой загадочный,
Как дар далёких, иных земель…
Она поднимает его, и радостно
Как юный ангел, летит в апрель.
…Багрянец мулеты колышется в воздухе зыбком,
Смельчак-матадор на арену выходит с улыбкой.
И яростный бык, на губах растирающий пену,
Как демон свирепый влетает в объятья арены.
С ним надо сразиться в бою, а не в споре-беседе,
Он непобедим, беспощаден, уверен в победе,
Глядит на тореро, на хрупкую стать человека,
Как будто пред ним не противник, а жалкий калека –
С ничтожным таким даже как-то неловко бороться…
И бык убеждён, что арена за ним остаётся!
И вот он рванулся, помчался вперёд, как комета,
Он, точно, ударит проклятую эту мулету,
И, кажется, торо спасти может только лишь чудо,
И кажется – жить ему, бедному, меньше секунды…
Но он увернулся!
Быка обогнув молодецки,
Он острую шпагу вонзил ему в самое сердце!
И вскрикнули люди, и, словно бы вздрогнуло время,
Поверженный бык опустился безмолвно на землю…
Двадцать восьмое число,
двадцать восьмое...
Ветер стучится в окно,
плачет и воет.
Ветер кричит и поёт,
рвёт с петель ставни.
Время бежит - не идёт -
снег уже тает.
Двадцать восьмое число,
двадцать восьмое...
Что-то бесследно ушло
с этой зимою,
как мандариновый вкус,
запах корицы
в ночь, когда где-то Иисус
только родился....
Сложно представить себе человека в современном мире, которому не хотелось бы перемен. Этого неповторимого ощущения новизны, как глотка свежего воздуха, требует наша душа. И человек, вращающийся в колесе жизни в бесконечном поиске перемен, ищет и ждёт, хватается за малейшую возможность и снова ищет — перемен.
И счастья миг рождает жажду,
И не напиться впрок любви,
В плену страстей, как в клетке вражьей,
ТишИ желанен строгий вид.
Покой искомый - он присниться,
Когда на миг расцветит бурь
Вражду лихую, ну а лица
Всегда похожи на судьбу.
В стальных тисках тоски душа немеет,
молчит и глохнет.
Все внутри ржавеет
и, сжавшись в камень, не воспринимает
ничто извне.
Чертополохом прорастает
в ней боль. На всем, чего коснешься,
следы когтей,
предательством заточенных.
Начинаем мы зарядку,
Все считаем по порядку:
Сколько звездочек в окошке?
Хлопнем столько раз в ладошки!
Наклонитесь столько раз,
Сколько зайчиков у нас.
Посчитаем птичек дружно –
Столько раз присесть нам нужно.
Сколько здесь котят у кошки?
Столько раз мы топнем ножкой,
Сколько бантиков у Ани?
Столько раз махнем руками.
— Все, Михеевна, пора начинать новую жизнь. Порядком вы тут в глуши подотстали от цивилизации-то. Надо догонять!
Гладковыбритый мужичок неопределенного возраста, в голубых потёртых джинсах облокотился на свечной ящик. Это был Григорий Иванов — бывший алтарник. Рядом с ним стоял Егор Игнатьевич — церковный староста: худой старик с косматой седой бородой, но в опрятном заячьем тулупчике поверх шерстяной рубахи. За ящиком сидела Варвара Михеевна: статная бабанька в цветастой шали на округлых плечах. Они втроем составляли приходской совет.
И сейчас, после воскресной службы, староста, ящичная и алтарник завели разговор о нуждах прихода. Гриша только вернулся в село из города, где он пропадал несколько лет, и был полон новых планов.
— Ты это, лист бумаги взяла? — продолжал Григорий, обращаясь к Михеевне. — Пиши крупными буквами ТРЕБЫ, двоеточие, ОПТОМ И В РОЗНИЦУ.
Взгляд в глубину, застывшие слова
В молитве собраны, как в сердце радость.
Пустое всё – и склоки и молва.
Хранит своё богатство старость.
Смиренный путь от Господа прият,
И на челе незримая надмирность.
Святой молитвой за духовных чад
Испросит старец Божью Милость.
Плескалась ночь, скрипел мой дом.
В стекло стучали сны шальные.
Но вдруг пропали. Рассвело…
В моём окне – весна отныне!
Раскрыли клювики свои
набухшие ростки каштанов.
Как птенчики,
кричат они
и пьют нектар из тучек рваных.
Весну свою, тот чудный дар,
взрастить стараюсь.
Словно утро –
пока ещё туманный шар
всего,
что сбудется, как будто.
Я вышла на улицу. Был солнечный денёк. В руках я держала разноцветный шарик, наполненный газом. Лёгкий ветерок играл им, а я радовалась, глядя на него.
Вдруг из-под арки выскочил Василий и с криком налетел на меня:
- Ты что, как малышка с шариком играешь? Брось его! Давай лучше на велике погоняем! Мы ведь уже взрослые, в третьем классе учимся.
- Отстань, не мешай мне играть с шариком.
- Неужели тебе и вправду нравиться этот облезлый шарик? И где ты его только взяла!
- Он не облезлый, а разноцветный. Его мне Паша подарил.
- Дурак твой Пашка. Девчонкам надо дарить не облезлые шарики, а цветы. –
С этими словами Василий развернулся и побежал прочь.
Через несколько минут он снова неожиданно появился. В руках у него была красная роза.
- На вот, держи. Это тебе, а шарик выбрось.
- Иди прочь! – Крикнула я и легонько толкнула его рукой.
- Сама пошла туда же! - Крикнул Василий и своей розой стукнул по шарику.
Но ведь все знают, что у розы есть шипы. Этого, наверное, только Василий не знал. Шипы воткнулись в шарик, и он с шумом лопнул.
Я стала кричать, ругать Василия, хлопать его руками:
Весна, как трепетное имя!
Как пахнет свежестью оно
И музыкой цветов струится
В мое открытое окно!
Статья написана для "Вестника генеалогии", но думаю будет интересна многим своей документальностью.
Строчки из петроградских тетрадей
Петроград. 1920
3-1. В Сергиево за ёлкой. Осмотр места, где наступали белые. Кучи гильз. Рваные шинели. Развалины совета. Расстрелянные дома. Штык у колодца. Кровать. Рассказ товарища Пылаева. Ёлки.
4-1. Призыв на войну 1886, 1887, 1888 и 1901 годов.
13-3. Говорят, что ген. Брусилов получает какое-то большое предложение в Кр. Армии.
