Оптом и в розницу

— Все, Михеевна, пора начинать новую жизнь. Порядком вы тут в глуши подотстали от цивилизации-то. Надо догонять!

Гладковыбритый мужичок неопределенного возраста, в голубых потёртых джинсах облокотился на свечной ящик. Это был Григорий Иванов — бывший алтарник. Рядом с ним стоял Егор Игнатьевич — церковный староста: худой старик с косматой седой бородой, но в опрятном заячьем тулупчике поверх шерстяной рубахи. За ящиком сидела Варвара Михеевна: статная бабанька в цветастой шали на округлых плечах. Они втроем составляли приходской совет.

И сейчас, после воскресной службы, староста, ящичная и алтарник завели разговор о нуждах прихода. Гриша только вернулся в село из города, где он пропадал несколько лет, и был полон новых планов.

— Ты это, лист бумаги взяла? — продолжал Григорий, обращаясь к Михеевне. — Пиши крупными буквами ТРЕБЫ, двоеточие, ОПТОМ И В РОЗНИЦУ.

— Чего? — Михеевна подняла голову от листа и покосилась на Егор Игнатьича.

Старик нахмурился. — Как это оптом и в розницу?

— Эх, деревня! — вздохнул мужичок. — Переходим мы на рыночные отношения, вот чего. А то ишь, разбаловались. Дома освящать — так каждому, крестить, так с погружением, венчать — по полной программе. А батя-то у нас один! Какого ему справится с нашими запросами? Да и время сейчас не то. Теперь главное - быстрота и удобство. Сервис!

Михеевна перевела взгяд с Игнатьича на Григория, а потом обратно. И недоумение отразилось на её широком лице — кажется, она не поняла ни слова из речи алтарника. Егор Игнатьич тоже разволновался. Лоб его разрезала косая морщина, а скулы заходили ходуном. Гриша же, не обращая ни на что внимание, вещал:

— Вот мы и сделаем, что требы были в розницу и оптом. Оптом, естественно со скидкой. Одного покойника отпевать какой толк, а несколько соберутся — уже хорошо.

Варвара Михеевна судорожно перекрестилась.
— Господи Иисусе!

— Можно также ввести заочные требы. — алтарник растопырил пальцы. — Эти ещё дешевле чем опт. Вот подумай, Игнатьич, — Гриша толкнул старика в плечо. — допустим, крестить теперь будем раз в год. Все собираются. Мал и велик. Батя читает молитвы, все что надо. Кто очно — того в купель погружает. А заочники к концу подходят, в очередь становятся — им батя только крестики надевает. И священнику — хорошо, и народу — удобно. Каково, а?

Егор Игнатьевич неодобрительно покачал головой:
— Совсем ты, Григорий, сбрендил со своей экономикой. Где это видано, чтоб крестили заочно! Побойся Бога!
Варвара Михеевна как женщина деликатная, вставила своё слово:
— Да, Гришенька, что-то ты больно умно говоришь, а выходит — глупость.
— Это ты, Михеевна, отсталый человек. — рявкнул Гриша. — А я вот в столице жил да опыта перенимался, так там еще не то делают...

Варвара Михеевна сморщила нос, непривычная к грубостям, и решительно отодвинула от себя лист бумаги.

— В городах-то пускай что хотят, то и творят. А у нас храм. И я ничего писать не буду. — категорично заявила она и отвернулась от алтарника.

Егор Игнатьевич затряс бородой:
— Ты хоть с батюшкой разговаривал? Благословение у него брал на свои нововведения?

— Благословение! Благословение. Мы же цивилизованная страна. А устои патриархальные... — вздохнул Григорий и отодвинулся от старосты.

Тот угрожающе выпрямил плечи.

— Ладно! — сдался алтарник. — поговорю с батей...по-мужски поговорю. С вами, фарисеями, что толку болтать.

Гриша махнул рукой и отошёл от свечного ящика.

— Эх, деревня-деревня! — с досадой проговорил он. — Кругом прогресс, цивилизация, спрос и предложение. Всё для современного человека! А у вас — тьфу —тут он на минуту задумался, вспоминая нужное слово. — Стагнация. Да, да — засмаковал Гриша. — сплошная стагнация!

Он быстро взглянул на обескураженную Варвару Михеевну, нахлобучил шапку и вышел из храма, громко хлопнув дверью.

В храме стало привычно тихо и спокойно.
— Чего он сказал-то? — почему-то шепотом спросила Михеевна.
Егор Игнатевич почесал бороду:
— Да шут его знает... Что-то про ассигнации. Видать, заело его сребролюбие совсем в ентом городе. Ох, грех какой...

Варвара Михеевна снова широко перекрестилась. И занялась своими обычными делами.

А Егор Игнатьевич еще долго бродил по храму и приговаривал:
— Сервис...Удобства...Вот грех-то какой...какой грех...