Омилия

Мир унылый
В погоне
За суетным хлебом
Засыпает
В заботах
О завтрашнем дне,

Но встает
На Востоке
Звезда
Вифлеема,
И Рождается
Тот,
Кто Ответит
За всех

Боже мой!
Ну зачем
Для Него
ЭТА
МУКА?!!

Обдумай стезю для ноги твоей, и все пути твои да будут тверды.
Не уклоняйся ни направо, ни налево, удали ногу твою от зла.
Книга Притчей Соломоновых, гл.4, ст.26, 27

Легко разорять, труднее строить, когда нет основания. Огрубели сердца, куют злые помыслы и коварство, уловляют беззащитных в неправды. Поколения людей выросли лицемерами, наушниками и рабами беззакония. Отлученные от Бога и Его Церкви, Иваны, не помнящие родства, снова стали жертвами жестокого социального эксперимента. Не наученные ничему, кроме ненависти, ведомые своими злыми вождями, проклиная и раболепствуя в грехе человекоугодия, стада без пастырей добрых, полагающих жизнь свою за овец, движутся к погибели.
И не участвуйте в бесплодных делах тьмы, но и обличайте – призывает Апостол языков Павел, а следом ныне покойный митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский отец Иоанн.

Наверное, меня прокляли при рождении. Ведь я королевская дочка, да при том долгожданная. Маленькая принцесса Инид! Сколько было шума когда я родилась – народ со всех окрестных земель собрался поздравить короля и королеву. И всем непременно хотелось посмотреть на меня, а то и поцеловать! Так что злой фее было совсем несложно проникнуть в королевские покои и проклясть меня. Из зависти или еще почему.
Впрочем, так я себя успокаиваю. Ведь это только мои догадки. А что если это не проклятие, а наказание за что-то? Мое бремя, данное мне для того, чтобы я что-то поняла и исправила? Но что?
Лет до семи я росла обычной принцессой – очень красивой, доброй и ласковой. И хотя я была немного избалованной, все меня любили. Да и как же не любить королевскую дочь? И меня, конечно, баловал и лелеял весь королевский двор…Пока не настало время моего обучения. Как принцесса я должна была изучать изысканные манеры, языки, рукоделие и художество.

Д. В. Иванову

В ту ночь, под самое утро, приснилось старой Марфе, будто стоит она на зеленом лугу перед Ильинской церковью. А вокруг весна благоухает, солнце в небе играет, прямо как на Пасху — аж сердце радуется! А возле самой церкви стоят ее покойный муж Семен да сынок Митенька, и улыбаются Марфе, словно зовут ее к себе. Бросилась к ним старуха…откуда только силы взялись!… и тут вдруг исчезло все. Смотрит Марфа — а на том месте, где была церковь, лишь заснеженный пустырь виднеется, и торчат из-под снега не то обгоревшие головни, не то чьи-то кости. Вскрикнула она от страха — и проснулась. Смотрит — никого вокруг. Только в красном углу, перед иконой Казанской Божией Матери, которой благословили их с Семеном, когда венчались они в Ильинской церкви, красная лампадка мерцает. И с той иконы смотрит на старуху Царица Небесная, ласково так смотрит, словно хочет сказать: полно по мертвым скорбеть, Марфа, нет у Господа мертвых, все у Него живы, и Семен твой, и Митенька, и ты сама жива… Тут и отлегло у старухи от сердца…вот только к чему бы это ей такой сон приснился? Видно, просят Семен с Митенькой, чтобы в Дмитриевскую субботу помянула она их в церкви. Не за здравие — за упокой.

Всё происходит постепенно,
Ум очищается не вдруг.
И вопль духа сокровенный
Не слышит самый лучший друг.

Слова, греховные привычки,
Которым имя – легион.
Ночей болезненные стычки,
Где нападает фараон…

Всё происходит постепенно,
Не сразу зеленеет луг,
Но наступают перемены –
Покой в душе и мир вокруг!

- Ах, сердце! Или ты не радо,
Венец увидеть золотой?
- Спешу я вдаль не за наградой, – 
Любовь зовёт меня домой!
2009-11
 

Эта история произошла несколько лет назад.
Тогда, летом, в нашем доме сменился дворник, и это заметили все. Двор нашей маленькой «хрущевки» заметно преобразился. Не стало вечного мусора возле скамеек, тротуар был очищен от обломков раскрошившегося асфальта, пустые пивные банки и пластиковые бутылки, будучи брошенными на детской площадке, исчезали очень быстро, а не валялись неделями, как это было раньше. И, наконец, ветви разросшегося кустарника у первого подъезда были аккуратно подрезаны, а на другой день настала очередь кустов на углу дома.
Пенсионерка Василиса, завидев молодого человека в ядовито-зеленом дворницком жилете с садовыми ножницами в руках, энергично похвалила его работу и поинтересовалась его именем.
- Шурали, - ответил он.
Начитанная Василиса сказала, что Шурали (или Шурале?) – это какой-то злой лесной дух, вроде лешего. Странное имя.
- Нет, я не злой дух, это другое. – скромно ответил дворник.

Для ваших праздников рождён,
Играю музыкой и словом.
Себя гороховым вождём
Я чувствую сегодня снова.
Не крылья – крылышки мои,
Не взмахи – куцые движенья.
Но с ваших душ сниму слои
От «ныне» и до дня рожденья.
И захохочет, как дитя,
Мужчина, женщина заплачет…
Как будто не было дождя,
Как будто солнце что-то значит.
О, смех и слёзы, вечны ль вы?
Глаза и губы, вечны ль тоже?
О, где вы, Вечности следы
На тонкой, беззащитной коже?
Куда плывём, как миражи,
В пустыни чьих истлевших истин,
Над чьими трупами кружим,
От чьих останков мы зависим?
И я, как молнией сожжён,
Пустыню озарив остовом,
Играю музыкой и словом,
Для ваших праздников рождён.

       Грандиозная картина сотворения мира предстает нашему взору с первых строк Священного Писания. Бытие обретают небо и земля, свет озаряет вселенную. Появляются первые растения и животные, рыбы и пресмыкающиеся. И, взирая на всю эту красоту, Святая Троица совершает совет о сотворении венца мироздания: «Сотворим человека по образу Нашему, по подобию Нашему» (Быт., 1, 26). И в мир приходит первый человек, получивший от Бога множество дарований, среди которых важнейшее место принадлежит способности к творчеству. С первых же мгновений жизни она проявляется в возможности понимать глубинную сущность созданных элементов творения, давая им имена, включая живые организмы: «И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым» (Быт., 2, 21). Но человек недолго пользовался своей первозданной творческой способностью. Он не устоял и нарушил единственную заповедь Божью: вкусил плод от запретного древа познания добра и зла. И тут же лишился, не только телесного бессмертия, получив «одежды кожаные» (Быт. 3, 21), но и первозданной чистоты Богоподобного творчества.

Лето военное. Керчь. Оккупанты.
В ветхом домишке – враги - «квартиранты».
Там три голодных сестрички глазами
Жадными смотрят, как зубы вонзает

В сало фашист окаянный. До дрожи,
Невыносимо детей голод гложет…
Старшая, вдруг увидав шоколадку,
Фрицем забытую, тихо, украдкой

Ловко схватила и - к сестрам опять.
Было ей лет тогда шесть или пять…
Вышли на улицу, спрятались где-то,
Чтобы отведать диковину эту.

Открылось мне, что горше не бывает,
Чем встретить взгляд ребёнка-сироты.
Он, не боясь, к любому подбегает,
Глаза его печальны и чисты…

Гуляем по детдомовскому парку.
Чем виноват мальчишка лет пяти?
Его ручонки тянутся к подарку,
А ты под вечер вынужден уйти…

Безумный мир. Обиженные дети,
Как голуби беззлобны и просты…
Я убеждён – всё золото на свете
Не стоит и слезинки сироты.
2011

 Я тебе благодарна за время,
За секунды, часы, и за дни,
Было ранено сердце, но бремя
Стало легким, как эти огни,

Что горели под сводами храма,
И слетали, как блестки небес,
Если веришь - не будет обмана,
Тихо плачет и шепчется лес.

Я тебе благодарна за счастье,
Это женское имя теперь,
Так бывает, порою ненастье
Затуманит желанную дверь.

И поплачет душа, и откроет,
Что прекраснее нет на земле,
Чем любовь, и, наверно, не скроешь,
Этот свет не запрячешь во мгле.

Я тебе благодарна, любимый,
За простую и емкую суть,
Все влюбленные Богом хранимы,
Нам от света уже не свернуть.

Нам от счастья подарена тайна,
Что покажется горем другим,
Но мы знаем, что верою данной,
Мы от горя ее сохраним.

Как легка и отрадна свобода
От того, что зовется мирским,
Там, под храмовым куполом-сводом
Две голубки, внизу – пилигрим

Он на страже пути и отрады,
Тихо здесь – красота и покой,
А пока, мы как дети, так рады
Новой встрече - земной и простой.

Беседа со священником Виталием Шатохиным, преподавателем Калужской духовной семинарии, выпускником Московской Духовной академии

— Психологи утверждают: часто взаимопонимания нет в тех семьях, где супруги себя не любят. Как правильно, по-христиански, любить себя?

— Желать себе спасения. Это правильное понимание любви к себе. Необходимо осознавать: всякое благо, которое только возможно в этом мире, всё, что является высшей ценностью в человеческом сознании — это всё сокрыто в Боге. Любовь, верность, нежность, теплота общения, красота, милосердие — это всё дары Божии. Это Он Сам, это Его имена. Святой Дионисий Ареопагит говорил, что все человеческие ценности — это имена Божии. Скажешь: «Красота», — ты о Боге говоришь, скажешь: «Любовь», — и опять о Господе твои слова. Всё это в Боге сокрыто. И если хочешь это иметь, если желаешь себе блага, — восстанови в своей жизни связь с Богом: только от Него ты можешь получить эти дары. В этом смысле любовь к себе — это желание прийти к Богу, желание спастись. А для этого необходимо удаляться от греховной жизни, постоянно изменять себя к лучшему.

Протоиерей Михаил, настоятель одного из многочисленных Никольских храмов столицы, отслужив-таки субботнюю Литургию, медленно, но верно продвигался к выходу из церкви, мимоходом благословляя прихожан и прихожанок и на ходу беседуя с ними. Вернее, вполуха слушая вопросы, которые они ему задавали, и вполголоса изрекая в ответ: «терпи», «молись», «смиряйся». На основании своего многолетнего духовного опыта отец протоиерей давно уже сделал вывод, что пресловутые «словесные овцы» не намного умнее овец бессловесных. Ведь вопросы, которыми они с завидным постоянством донимают священников, до крайности однотипны. Проще говоря, их всего два. А именно: «как правильно?» и «что делать, если?» Как правильно поститься, как правильно молиться, как правильно повесить дома иконы, как правильно вкушать просфору и святую воду? Что делать, если муж пьет, если дети от рук отбились, если на работе начальство притесняет, если соседка — скандалистка, а может, даже колдунья, если, если, если… Как же он устал от всех этих бесконечных жалоб и сетований, в которых, по большей части, виноваты сами жалобщики, дотошно высматривающие сучок в чужом глазу, однако в упор не замечающие бревна в собственном оке!

Любовь - она за жизнь.
                  И в самоотреченье,
забыв себя, она бросается в огонь,
сквозь мрак, и страх, и боль,
                       собою жизнь спасая...
Любимый мой, моя
                         душа жива тобой.

Она, как купина,
                     горит, но не сгорает.
Её, как ураган, не укротить никак.
Как негасимый свет,
                          она во мне сияет,
преображая мир, мгновенья и века.

Я не верю басням о драконе,
В сказочное это божество.
И средь шума в праздничном сезоне,
Мне гораздо ближе Рождество,

Где незримо с дальними мирами
Чувствуешь себя одной семьёй.
Что-то есть родное между нами,
Вечное — меж небом и землёй.

2011
 

«Жизнь развивается по спирали» — подобное утверждение можно услышать нередко. И трудно его оспорить, вне зависимости от того, перечитываешь ли ты Экклезиаста с его «нет ничего нового под солнцем» (Еккл. 1:9) или же внимательно всматриваешься в собственное бытие, пытаясь выявить те закономерности, которым оно явно не чуждо. Но особенно верно это утверждение в отношении Церкви, и прежде всего — в том, что касается противостояния ее и мира вокруг, которое то понемногу сходит на нет, то крепнет, растет и переходит в конце концов в очередные — более или менее драматичные и кровопролитные — гонения.

Очередной виток

Святитель Игнатий Брянчанинов как-то особенно указывал в своих писаниях на необходимость «понять дух времени», в которое судил тебе жить Господь. И трудно не согласиться с мыслью богомудрого угодника Божия: не понимая, что происходит вокруг тебя, каким духом наполнены окружающие тебя люди, что творится с тобой самим — как поступать верно, непогрешительно, как не соскользнуть со стези жизни праведной на распутия греха? Риск слишком велик!

В полночный час, когда стихают звуки,
И лишь лампады свет горит во тьме,
Я воздеваю вновь в молитве руки:
- Услышь мя, Господи! Ты нужен мне!

Ты нужен мне, когда теряю силы,
Когда готов обрушиться весь свет,
Отчаяние парализует жилы,
И на людей надежды больше нет.

Ты нужен мне, как мамина улыбка
И рук ее заботливых тепло,
Что в час, когда тревожно мне и зыбко,
К душе так прикасаются легко!

Ты нужен мне, как узнику надежда
На то, что вновь увидит белый свет.
Ты нужен мне, как нищему одежда
И хлеба ломоть, что вкуснее нет.

Ты нужен мне, как жизни оправданье,
Как упованье крепкое на то,
Что, несмотря на боли и страданья,
Восторжествуют радость и добро!

Ты нужен мне, как крылья для полета,
Как высота, что манит за собой,
Зовет, зовет, отбросив все заботы,
Свечою взмыть под купол голубой!

Ты нужен мне, как путнику дорога,
Как посох твердый, цель в конце пути.
Мне нужно знать - Ты встретишь у порога,
Дашь силы к дому Отчему дойти!