Кормилице небесным молоком
О.С.
Сердце моё разрывается
от горя и счастья,
но побеждается нежностью.
Ты говоришь мне:
«Тише, тише...»
И крик становится тишиной,
а тишина — птицей,
чтобы подпевать тебе:
«Тише, тише...»
Громко, очень громко
звучит твоя тишина —
громче страха.
Я прорастаю в тебя,
как в небо:
тихо-тихо.
* * *
Господи,
он — слишком взрослый,
а я — слишком ребёнок.
Наше общение —
сплошное недоразумение.
А вдруг он тот самый Инквизитор?
* * *
Я боюсь прокрустовых кроватей,
мягко застеленных и не очень.
Я боюсь нимбов, царапающих
Твои Небеса и моё небко.
Я боюсь тех, кто знает, но не думает,
кто верит, но не чувствует.
Я боюсь друзей, которые не отличаются от врагов,
и рабов, которые не свободны.
Я боюсь говорящих краденными словами,
особенно правильными.
Но в любви нет страха...
Прости мне, Господи!
* * *
Мы все похожи
чем-то
на кого-то…
И на себя похожи —
чуточку
совсем.
На самой вершине высокой-превысокой горы, выше которой и в воображении нельзя ничего представить, цветет сад. От его благоухания закружилась бы голова у любого человека, он даже умер бы, если б только мог попасть в этот сад прежде времени. Постоянно живут в нём только райские птицы, которые хранят здесь свои райские песни. Потому что это — Сад Песен.
Если услышит человек в сердце своём чарующую песню из дивного сада, то уже не может жить по-прежнему. Наоборот, он забывает обо всём на свете ради нескольких строк, зацепившихся за край одежды его воспоминания, и потом пытается вспомнить всю песню во чтобы-то ни стало — так она прекрасна. Но вспомнить ее можно лишь побывав в Саду Песен. А чтобы в него попасть, надо очень сильно захотеть спеть свою песню — другого пути нет.
Заглянуть бы за горизонт. Что там? Давно не видела я завораживающую линию, связывающую небо и землю. Или всё-таки разделяющую?
Хочется тишины. Но вместо нее повсюду только шум: грязный, бессмысленный, наглый. Я заглушаю его музыкой. Все же шум гармоничный предпочтительнее для жизни. Порой он даже лечит...
А еще есть шум внутри. Он тоже лишает покоя, но как же я дорожу им. Да и не шум это вовсе, а мно-го-го-ло-сье. Десятки, сотни голосов, представляющих ту или иную еще не спетую мной песню, но которую, верю, предстоит спеть. И не галдят они - просто высказывают себя, чтобы я услышала их.
Всё равно от этого многоголосья трещит голова. Я подобна паровому котлу: во мне кипит мысль, и надо спустить пар. Я должна работать, чтобы вылечить голову, только сил мало.
Нет, я, конечно, могла бы прогнать эти голоса, но разве сошла я с ума настолько, чтобы гнать свои песни?
Жить — прекрасно! И как жаль тратить себя не на созидание, а на преодоление всякого рода мусора и грязи. Чувствую себя засорившимся фильтром. А грязь всё прибывает и прибывает, словно специально, чтобы помешать мне петь...
«Не в одном писателе художник пожрал человека»
Ян Парандовский*
«Искусство есть не цель, а путь»
Райнер Мария Рильке
Спать или не спать? — спрашивает себя автор будущего произведения. Если бы знать заранее, что напишешь шедевр, то…
Но так ли все однозначно, даже если точно цена жертвы (малой или великой) — шедевр?
