Вы здесь

Светлана Коппел-Ковтун. Публицистика

Соль жизни, или Что мы знаем о милосердии?

Столько в мире горя, что жизнь была бы невыносима, если бы не милостивые люди. На милосердии стоит лежащий во зле мир, потому Господь особо ценит эту сердечную добродетель.

В житии Иоанна Милостивого, патриарха Александрийского, жившего в 6-м веке, повествуется о том, как ему, пятнадцатилетнему, явилась добродетель милосердия в образе девицы с масличным венком на голове и сказала: «Если сделаешь меня своей подругой, то я исходатайствую тебе у Царя великую благодать и приведу тебя к Нему, ибо никто не имеет у Него такой силы и дерзновения, как я. Я свела Его с неба и облекла в плоть человеческую».

Всякий, кто надеется на милосердие Божие, должен и сам быть милостивым. «Кто сеет скупо, тот скупо и пожнёт; а кто сеет щедро, тот щедро и пожнёт», — говорит о милостыне апостол Павел (2 Кор. 9:6). Свт. Иоанн за то и прозван Милостивым, что сеял щедро. В начале своего архипастырского служения он призвал церковных экономов и дал им поручение:

— Обойдите весь город и перепишите всех господ моих.

Экономы спросили, кто это такие, и патриарх ответил:

— Те, которых вы называете нищими и убогими; они мои господа, ибо они воистину могут способствовать в достижении спасения и ввести меня в вечные обители.

Экономы переписали всех убогих, найденных на улицах, в больницах и на гноищах. Их было 7500 человек, и всем им свт. Иоанн повелел выдавать ежедневное пропитание.

«Рыба ищет, где глубже, а человек — где выше»

«Рыба ищет, где глубже, а человек — где хуже», — так перевернули русскую народную пословицу Стругацкие в своих «Стажерах», имея в виду стремление человека к преодолению трудностей. А я перевру Стругацких и прочту эту фразочку по-своему, по-бабьи.

Материнское зрение всегда работает на опережение, чтобы соломку подстелить. То есть, оно смотрит глазами вероятной катастрофы — ищет слабые места, куда обычно бьёт и судьба, и люди неготового к испытаниям детёныша.

И на мужей жены смотрят тем же взглядом: кабы чего не вышло. Мужья отбрыкиваются, как могут от повышенной опеки, но вляпываются, как правило, именно в те неприятности, о которых заблаговременно предупреждали сначала мамы, потом жены.

Вся жизнь наша полна катастрофичных сюжетов, которых можно было бы избежать, если бы вовремя прислушаться к мудрому совету со стороны, потому в спину каждому из нас хоть раз в жизни да летело: «я же тебе говорила!», невольно отрицающее право на собственные ошибки.

Ищет женское око, что не так, к чему придраться, но не с тем, чтобы «грызть», а с тем, чтобы защитить. А может быть и защититься. Страшно женщине жить, вот она и беспокоится, чтобы со всеми, кто в зоне её ответственности, не случилась беда, которой она всегда боится.

Социальный инфантилизм

Почему-то людям кажется, что чем больше запретительных мер будет принято, чем больше запретительных органов создано, тем больше будет порядка. А судьи кто? До этого простого вопроса современный (наивный и инфантильный) человек не доходит. Ему хочется, чтобы всё было как надо: чтобы как в раю, а не в аду. Но ведь рай созидается внутренними усилиями, даже социальный, который суть утопия. Хотя, конечно, утопия лишь отчасти, ибо советский опыт красноречиво свидетельствует, что сравнительно справедливое общество может быть построено в реале.

Запретительные меры в несправедливом обществе приводят только к нагнетанию напряжения и ещё большей несправедливости. Внешние меры контроля — путь насилия, и на верху пирамиды — не боги, к сожалению. Неужели русский человек мечтает о несвободе, тоталитаризме и терроре? Нет, он просто верит в справедливую вертикаль власти. Насколько эта вера оправдана в нынешних условиях — другой вопрос.

Вертится человек винтиком в социальной машине, и машине только того и надо. Самому человеку тоже кажется, что система работает на него и для него. Но так ли это?

Наше представление о «правильной» благодаря запретительным мерам жизни — утопия куда большая, чем мечта о справедливом общественном устроении.

Человек: подопытная «крыса» социологов или бог во Христе?

Широк человек, слишком широк. Вот и пытаются западные политтехнологи сузить его, свести к функции социального механизма, чтобы не мешал сильным мира сего своими претензиями на бога. Да что там — претензиями на человека тоже, ибо человек это тот, кто связан с Богом. Таким образом постчеловек — необходимая ступенька к абсолютному безбожию, ибо человеческое в человеке — путь к Богу.

Для современных социологов личность — лишь набор статусов и ролей. Считается, что посредством их изменения можно изменить и внутреннее содержание личности. Если со знанием дела ударить в нужное место, природная идентичность, кажущаяся неотторжимой, рассыпется. Ведь человеку можно внушить любую идею, даже самую зловредную и противоестественную, при условии его доверия и некритичности мышления.

Мы живём во время, которое додумало до конца две идеи, две концепции человека: человек с Богом и человек без Бога. Постмодерн, детище последнего, ополчился против первого, и они сойдутся в схватке — как Авель и Каин.

Православие — не трон, а крест

В своё время я не написала статью под названием «Транспарантное христианство» — тема сложная, откладывала её на потом, увлекаясь другими. Страниц сорок подготовительных тезисов, образов, мыслей отчасти уже расползлись по другим текстам. Однако главная идея, которую я хотела донести до читателей, вполне отражается в заголовке. Мы умудрились превратить своё православие всего лишь в транспарант, в вывеску, в ярлык. С ним удобно митинговать, шагать в колонне на параде, его удобно демонстрировать внешним. С ним удобно заседать, обличать, обвинять. Транспарант мешает только жаждущему жить в стороне от шума, кто бежит во внутреннюю клеть сердца — ко Христу. Мешает он тому, кто внутри, а не вовне, кто не напоказ.

Как сказал кто-то мудрый, православие не для того, чтобы в нём гордиться, а чтобы в нём стыдиться. Об этом надо помнить сегодня, когда стало привычным как раз обратное — самовозношение, самовозвеличивание, самооправдание, самолюбование.

Мы почему-то думаем, что залезли на некий мистический трон, и можем сидеть на нём, свесив ножки и при этом возвышаясь над другими.

Беда и в том, что транспарант в наших руках — лишь отображение реальности, но не сама реальность, потому её легко потерять или подменить. И если действовать в несколько этапов, неспешно и незаметно, помалу заменяя мельчайшие элементы запечатлённого образа — идеала, то можно и вовсе исказить его до неузнаваемости.

Другая крайность

Обскурантизмом нас пугали и пугают, как бабайкой. И он действительно страшен, особенно в исполнении сильных мира сего, «всемогущих» олигархов, а вовсе не «заклеймённых» клерикалов. Запрет на просвещение масс ныне исходит откуда-то сверху, потому и система образования в плачевном состоянии, и новое геростратство в тренде. Неважно, что одёжка у новых геростратов иная — мы узнаём их по главному признаку: безжалостному разрушению созданного другими.

Христопоклонство или геростратство, —

так сформулировал суть проблемы поэт и художник Валентин Попов (Катарсин), и далее:

все из существ
вновь стали веществом.

При этом «лозунги-транспаранты» и всевозможные «кричалки» настырно зовут нас в светлое будущее. В какое же? Какие устремления в нас зажигают лозунгами? Желание просвещать народ? Учиться-учиться-учиться, как завещал… А чему же учиться? Тому, как быть «правильным винтиком» в социальном «танке» или «тракторе», собранном по западным чертежам.

О чём подумать в Новый год

Удивительно быстро минул этот год. Подводя его итоги, мы с опаской заглядываем в будущее. Что там — за горизонтом? Дальнейшее развитие запущенных в мире процессов не обещает ничего хорошего. И всё же, надежды на светлое завтра нас не оставляют. Грядущее Рождество привычно озаряет и души наши, и новогодние приготовления.

Правда, некоторые СМИ в канун католического рождества сообщили, мол, Папа Римский Франциск сказал, что это Рождество может стать последним для человечества. Это очевидный вброс, сделанный, судя по всему, порталом YourNewsWire, и всё-таки он показателен, ибо характерен для нашего времени. И легко тиражируемая ложь, и предчувствие конца, и неопределённость, шаткость ранее чётких бытийных норм — всё это лишает нашу жизнь устойчивости, без которой воображаемое нами «здание» социальной и личной обустроенности шатается, как во время землетрясения.

События развиваются слишком стремительно, мы не успеваем даже следить за ними, тем более — адекватно реагировать, ибо носим в своей голове представление о реальности, которое не соответствует действительности.

Условно говоря, чтобы прочесть «текст» современности, чтобы понять, что с нами происходит, надо владеть языком, на котором этот «текст» пишется, а он родом из будущего — не из прошлого. Каков он — этот язык?

Несколько слов о кризисе идентичности. Продолжение

Продолжение. Начало здесь

3. Почти «В мире животных»

Людям свойственно всё усложнять. Мы гипнотизируем себя умными словами, сложными решениями, и в то же время перестаём замечать и понимать самые простые вещи. Психологи даже разработали специальный тест, суть которого можно свести к привычному сравниванию двух почти одинаковых картинок. Во время эксперимента участникам давалось задание назвать самые очевидные различия между картинками. Испытуемые, как оказалось, обратили внимание на более сложные и менее значимые различия, выпустив из виду очевидные, главные.

Вот у воробьёв всё проще, потому и всевозможных кризисов у них меньше, если вообще таковые бывают. Как-то раз подруга наблюдала, как за одиноким воробышком погнался то ли коршун, то ли другой пернатый хищник (он остался неопознанным). Казалось, беда вот-вот настигнет незадачливую птичку, как вдруг неизвестно откуда в небе появился огромный шар — собравшиеся в большую стаю крохотные воробьи. Этот «шар» поглотил выбившегося из сил сородича, и тем спас его от неминуемой гибели. Хищник был вынужден отступить.

Хищникам вообще свойственно нападать на отбившихся одиночек. Нередко они намерено отрезают то или иное более слабое или просто крайнее животное, чтобы наброситься на него всей стаей.

Несколько слов о кризисе идентичности

1. Хорошо — плохо

Маяковский, вероятно, понимал с чего начинается идентичность, когда сочинял свои знаменитые строчки про сына, который к отцу пришёл

и спросила кроха:
— Что такое
хорошо
и что такое
плохо?

Современная наука подтверждает это несовременное видение проблемы. Нейробиологи, к примеру, обнаружили, что в нашем мозге существует и всегда работает система детекции ошибок: правильно — неправильно (совесть?), и что мозг постоянно как бы отчитывается перед социумом, сверяя свои действия со стандартами общности. Мозг обращается за подтверждением своей индивидуальной идентичности к идентичности целого, общечеловеческого. Мы постоянно оцениваем свои действия, проверяем себя на подлинность и соответствие заданным(!) нормам.

И все клетки нашего организма работают таким же образом — идентифицируют себя, обращаясь к целостности живого биологического тела. В клетке, которая обнаруживает своё несоответствие, запускается механизм самоуничтожения. Если же нездоровая клетка себя не убивает, она превращается в раковую клетку, убивающую весь организм.

«Приближение и избежание — две отдельные группы, на которые мозг делит мир (одобрение — отрицание, положительные и отрицательные эмоции). Любое решение проблемы начинается с эмоционального предрешения», осуществляемого на бессознательном, эмоциональном уровне, — поясняет доктор психологических наук Юрий Александров в одном из своих интервью. «Мы делим мир грубо: хорошо — плохо. Это два мощных куска нашего опыта, — продолжает он. — Любое формирование нового начинается отсюда.

Кто хозяин Игры?

В будущем я вижу две России: Россию-Америку и Россию православную.
Александр Блок

Не знаю, кто первым обратился к образу игры, но сегодня полно научно-фантастических произведений, описывающих всевозможные нестандартные принципы ведения игр-войн, в которые играют правящие элиты, и которые можно обнаружить в реальной политике. Когда читала «Академию» Айзека Азимова, не могла отделаться от мысли, что «эту пьесу» отчасти разыгрывают в Новороссии, а образ агрессивного маленького государства, возомнившего себя «пупом земли», нарисованный Сергеем Снеговым в романе «Диктатор», напомнил нынешнюю Украину. Латания, в которой происходит основное действие романа, очень сильно напоминает нынешнюю Россию, которая стремится изменить сознание западных «партнёров», демонстрируя миролюбие по отношению к вероятному противнику или «разыгрывая» нестандартные решения военных конфликтов. Для примера вспомним, как Россия сумела переместить главную битву из Новороссии в Сирию, с тем чтобы противостояние двух сложившихся «интернационалов» стало более очевидным для всех — ведь сражаться за ИГИЛ стыднее, чем на стороне укронацистов, хотя суть и игроки те же.

Страницы