Светлана Коппел-Ковтун. Публицистика

Может быть неслучайно созвучны слова «успех», «успение» и «пение»? Вспоминаю цветаевское: успех — это успеть. И успевший, конечно, склонен петь от радости, переполняющей его душу. Так ангелы поют на небесах. Так поют влюблённые. Так поют счастливые.

Успение — это жизнь превратившаяся в песню. Жизнь, достойная воспевания, не подвластная тлению и смерти.

Наша земная жизнь — лишь ступенька к подлинной жизни, которая суть Песнь Богу. Таковой песней, песенкой, была маленькая кроха, которой предстояло стать Матерью Спасителя, когда её привели в Храм. Она, словно маленький ручеёк, была всецело устремлена к Богу. Со временем ручеёк превратился в полноводную благодатную реку, воды которой жаждали служения Творцу и людям. Господь избрал её по чистоте звучащей в её сердце песни.

Как то раз, лет двадцать назад, я поленилась пойти на праздничную Успенскую службу — устала, сил не было, хотелось поспать. Проснувшись, не находила себе места — было стыдно. И весь последующий день я читала Новый Завет. Страничка за страничкой, словно не могла насытиться. В какой-то момент незаметно для себя я стала фокусировать внимание на различных человеческих немощах апостола Павла. Обнаружив это, ругала себя, понимала, что это дурно, но снова и снова натыкалась на такие моменты. И когда я взмолилась к Богу, услышала внутри себя ответ: это не имеет никакого значения — все те слабости, что ты видишь, потому что «уже не я живу, но живущий во мне Христос» (Гал. 2:20) — слова апостола Павла.

Словно ведро холодной воды вылили на мою голову — так это было неожиданно. И важно. Благодаря тому опыту я сегодня хорошо понимаю, что имеет в виду, к примеру, прот. Андрей Ткачёв, когда говорит: «Некоторые христиане носятся со своими грехами, как курица с яйцом. Это тончайший вид мерзкого эгоизма, а не духовная жизнь. О Христе человек не думает, о ближнем не думает — думает только о себе, о своих добродетелях, которых в принципе нет и быть не может при таком состоянии ума».

Был у меня знакомый из многодетной семьи, который трогательно рассказывал, как они на четверых делили одну шоколадную конфету. Угостили, к примеру, кого-то из них — тот сам ни за что не съест, обязательно поделится с братьями и сёстрами. Красиво? Конечно. Но в другой семье, где, казалось бы, действуют аналогично — по тому же принципу, результат, наоборот, некрасив. Несправедливостью у них считается пить чай, не такой как остальные: все члены этой семьи любят чёрный и постоянно пьют только его, а приехавшая к ним родственница, обычно потребляющая лишь зелёный, обречена страдать, ибо не имеет морального права пить отдельно от других свой зелёный чай — будут большие обиды.

Очевидно, что уравниловка далека от справедливости. Умозрительно это можно увидеть на таком примере. Вообразим себе небольшое поселение, где законом в обязанность каждому вменяется ежедневное потребление плитки чёрного шоколада. Шоколад — это вкусно? Да. Полезно? Да. Но для всех ли? Представляете какой пыткой станет эта простая обязанность для тех, кто не просто не любит шоколад, а чей организм, допустим, по причине болезни, не усваивает его?

То есть, справедливое на первый взгляд равенство на самом деле очень несправедливо. Люди, любящие шоколад, будут счастливы в этом поселении, а все остальные, каждый в свою меру, несчастен. Справедливость же будет в том, что закон, вменяющийся в обязанность каждому, сначала учтёт особенности каждого.

Но тут возникает второй уровень: особенности особенностям — рознь. Кто-то имеет потребность кушать шоколад до еды, другой — после еды, третий — только с чаем или кофе, четвёртый — только в компании друзей, а пятый — только убив всех, кто не любит любимый им шоколад. Если мы поставим в один ряд все эти особенности и уравняем в правах их носителей, то пятый шоколадоед получит узаконенное право творить насилие над другими, а это несправедливость. Справедливость будет заключаться в том, чтобы пресечь его несправедливые претензии.

Либо катиться, либо карабкаться…

Вопрос не прост и не так банален, как может показаться. Какой принцип надо положить в основу своей жизни? Чему или кому служить? Для христианина во главе всегда Христос, неоспоримо вроде. Но Блоку вот грезился Христос во главе двенадцати. Грезился или правда так было? — вопрос. И каждый отвечает на него по-своему. Но важно другое: каждому ведь может что-то пригрезиться, следовательно надо подстраховаться и задать себе побольше наводящих вопросов. Например, когда, кого и от кого надо защищать? Где та граница, до которой не вмешиваться и после которой вмешиваться непременно, граница до которой соглашаться и после которой не соглашаться, граница до которой принимать и после которой не принимать ни в коем случае? Или, может, вообще лучше жить по принципу «моя хата с краю, ничего не знаю»? Быть на стороне добра? Или лучше над/под схваткой добра и зла?

Наглядным ответом на последние три вопроса является народная байка о святителе Николае, угоднике Божьем, верно отражающая живое народное православие. «Шествуя по земле, святые Никола и Касьян увидели крестьянина, у которого телега застряла в грязи, и он никак не мог её сдвинуть. Касьян, оправдываясь тем, что к Богу надо явиться чистым, не захотел пачкать свои белоснежные ризы и отказался помочь бедняку. А Никола без рассуждений взялся вытаскивать телегу. Его праздничная одежда испачкалась и разодралась. Так и предстали Никола и Касьян перед Господом. Узнав, отчего Касьян так чист, а Никола грязен, Бог дал Николе вместо одного два празднования в году — Никола вешний и Никола зимний. А Касьяну достался один день через четыре года» — 29 февраля. Сказка ложь, да в ней намёк: поспешай на помощь ближнему и тем угодишь Богу.