Вы здесь

Светлана Коппел-Ковтун. Публицистика

На пересечении линий и плоскостей

Человеческий индивид — как точка. А что такое точка? Геометрия учит, что точка не содержит в себе никакого измерения, никак не изобразима и является голой абстракцией. Изобразима она и понятна только в результате соотношения с тем, что не есть она сама и что есть уже линия. Если нет линии, например, пересечения линий, то нет и никакой точки…

1. Брехня

Масштабы человеческой брехни сегодня превзошли все мыслимые и немыслимые границы. Рамок больше нет — никаких. Кроме произвола сильных.

Будь самым сильным (богатым и хитрым) — и делай, что хочешь.

Так было всегда, — возразит читатель. И я бы согласилась, если бы не масштабы: масштаб нынче не тот.

Хорошо в своё время сказала Тэффи: «Школа философов-стоиков утверждала, что ни одно произнесённое человеком слово не исчезает, и что в мировом пространстве оно живёт вечно.<…> Как с тихим отчаянием заметил один из современных нам нефилософов, — мировое пространство заполнено человеческой брехнёй. Мировое пространство беспредельно. Человеческая брехня также. Предельное насыщается предельным. Может быть, беспредельное заткнётся когда-нибудь беспредельным, и мы, наконец, успокоимся» (Надежда Тэффи. В мировом пространстве, 1920).

Не заткнулось и не успокоились. Случилось совсем обратное. Складывается впечатление, что мировое пространство настолько переполнилось, что его самого стало меньше. Брехня вытесняет жизнь отовсюду, оплетая мир уже не просто глупыми баснями-сплетнями, но чем-то вроде колючей проволоки.

Куличи

Задаёшь в Google «Пасха, картинки», и выпадают всевозможные куличи да яйца, ну, ещё кролики да милые детки или барышни. Не Христос! — и дело тут не только в гугле.

После прихода Христа, после всего Им для нас совершённого, мы умудряемся жить так, словно Христа не было и нет. В лучшем случае сводим Его к персонажу церковной истории и церковного ритуала. В худшем — даже говорить не стоит…

Какой странный мир мы умудрились построить: в нём нет места ни Богу, ни человеку, ни животным как они есть — пост-христианский мир (нелепое словцо).

А был ли он когда-нибудь по-настоящему христианским — этот мир, если сумел стать постхристианским? В том и дело, что не был. Но хотя бы притворялся, имитировал. Теперь и в этом нужда отпала.

Варваризация мира, осуществляемая прямо на наших глазах, принесёт ещё немало сюрпризов, о которых постхристианское человечество пока не догадывается — боится догадаться, ленится.

Хула на Духа Святого — это добровольный отказ от плодов Духа, сознательный выбор греха вопреки свидетельству Духа о том, что это — грех. И человеческая цивилизация сознательно погружается в тотальный грех.

Надо понимать, что язычество дохристианское (как немощь человеческого естества) и язычество постхристианское (как сознательное зловолие, уклонение от Христа) — это не одного порядка явления.

Гордость и достоинство

На вопросы отвечает Константин Владимирович Яцкевич, православный кризисный психолог, преподаватель нравственно-ориентированной христианской психологии в Школе катехизаторов Минской Епархии Белорусской Православной Церкви

— Рэй Брэдбери в одном из своих интервью говорил: «Я никогда не слушаю никого, кто критикует мои космические путешествия, мои аттракционы или моих горилл. Когда это происходит, я просто упаковываю моих динозавров и выхожу из комнаты». Многим творческим людям близка такая позиция, когда хочется просто «упаковать чемоданы» и уйти прочь, если чувствуешь, что не пришёлся ко двору. Это гордость?

— Не всегда только гордость, хотя чаще именно она. Кроме гордости здесь может быть и такое специфическое состояние, как неконгруэнтность, т.е. понимание чуждости атмосферы или ценностного базиса другого человека для возможности понимания друг друга и разделения общих ценностей. В таких случаях, дабы не провоцировать конфликт ценностей и интересов, действительно, правильнее просто уйти, «упаковав свои чемоданы».

— А как соотносится гордость, самость и инстинкт самосохранения, вложенный Творцом в нашу природу? Что-то подсказывает, что изначально у нашей самости есть какой-то положительный, вероятно защитительный, смысл, который важно осознать для верного понимания себя, своей природы и своего устроения.

Моя антропология. Люди и камни

1

Мы злее, чем кажемся, гораздо злее. И порой наша злость здоровее нашей доброты. Не зря сердце и сердиться — однокоренные слова. Сердце начинает сердиться, когда утрачивает своё серединное положение, когда под воздействием тех или иных сил происходит смещение, искривление в какую-то сторону. И это — хорошая злость, полезная, потому что перекос — это нездоровье, искажение, промах, неправда, несчастье. Перекос должен быть обнаружен.

Когда мы хотим быть добрыми (казаться, выглядеть, иметь бонусы доброго), мы лишь имитируем, и оттого вскоре можем явить себя во всей «красе» утратившего равновесие человека.

От чего зависит равновесие? От нас? От внешних обстоятельств? Есть такие обстоятельства, в которых любой рискует стать не тем, кем есть.

За стеклом

1. В банке

Иногда встречаются люди, очень милые и улыбчивые, внутренне похожие на бабочку, бьющуюся о стекло. Или птицу... Когда говоришь с такими, невозможно отделаться от ощущения непроницаемости их сознания — отсутствия, принципиальной невозможности общения.

Встретиться с таким человеком сложно потому, что луч сердечного проникновения скользит по поверхности его сознания, не имея возможности войти внутрь. Хочется открыть дверь, окно, и выпустить пленника из стеклянной тюрьмы. Хочется быть хотя бы услышанным не сквозь стекло, без искажений.

Наверное, нечто подобное чувствовал герой сказки Гофмана «Золотой горшок», когда оказался внутри стеклянной банки, допустив оплошность — посадив кляксу на волшебный пергамент. Вот как Гофман описывает состояние своего Ансельма: «пусть твоё живое воображение заключит тебя, ради меня и Ансельма, на несколько мгновений в стекло. Ослепительный блеск плотно облекает тебя; все предметы кругом кажутся тебе освещёнными и окружёнными лучистыми радужными красками; все дрожит, колеблется и грохочет в сиянии, — ты неподвижно плаваешь как бы в замёрзшем эфире, который сдавливает тебя, так что напрасно дух повелевает мёртвому телу.

«Гордость житейская не есть от Отца, но от мира сего»

Беседа о гордости с протоиереем Петром Винником

Преподобный Иустин Попович, как и другие святые, учит, что всякий грех является грехом лишь по причине гордости, и сатана есть сатана по причине гордости. То есть, если бы не существовало гордости, то не существовало бы и греха ни в ангельском, ни в человеческом мире. Гордость — порождение падшей во грех природы, падшего во зло мира, «ибо всё, что в мире: похоть плоти, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего» (1 Ин. 2:16). Постичь, что такое гордость, как она в нас действует и преодолеть её — главнейшее дело жизни, без которого и жизни в подлинном смысле слова быть не может. Нет человека, не заражённого этим духовным вирусом, и до смерти каждый человек, даже достигший духовных высот, рискует оказаться под её властью, если упустит из виду эту змею, если перестанет блюсти себя от её яда.

— Что такое гордость житейская?

— Присвоение тварью того, что по праву принадлежит только одному Создателю — это преступление гордости. Произошло оно в духовном мире задолго до появления первого человека. Денница был первым преступником. Этот архангел, одеянный божественной светлостью, сияя паче других высших сил по щедродательности Творца, возомнил, что этим блеском премудрости и этой красотой добродетели, какими украшался по благодати Творца, обладает он естественными своими силами, а не по великодаровитости Божией.

Самодвижимое в нас

На вопросы отвечает Константин Владимирович Яцкевич, православный кризисный психолог, преподаватель нравственно-ориентированной христианской психологии в Школе катехизаторов Минской Епархии Белорусской Православной Церкви, соавтор учебно-методического пособия по основам нравственно-ориентированной христианской психологии, руководитель Школы православной психологии при Духовно-просветительском центре Дома православной книги, и.о. главного редактора рецензируемого научно-практического журнала «Медицина».

Для философов самодвижимое бытие — это, собственно, душа. «Она бессмертна, ибо есть нечто самодвижимое и потому неуничтожимое. Её можно уподобить силе двух коней, из которых один добр, а другой зол и которые тянут свою колесницу в противоположные стороны» (А.Ф. Лосев. Эрос у Платона, гл.6).

Два пути открыты перед каждым из нас: путь добра и путь зла, и мы движемся по жизни, выбирая один из них. Но вот на что обратил внимание Честертон в своей «Ортодоксии»: «Современный мир отнюдь не дурен. В некоторых отношениях он чересчур хорош. <...> Пороки, конечно, бродят повсюду и причиняют вред. Но бродят на свободе и добродетели, ещё более одичалые и вредоносные. Современный мир полон старых христианских добродетелей, сошедших с ума. Они сошли с ума потому, что разобщены».

То есть, даже нацелившись на добродетель, мы рискуем не попасть в цель, промахнуться по причине разбалансировки сил. «Мало иметь сердце, — говорит Честертон, — нужна ещё верная взаимосвязь всех порывов».

«Благовещенье, праздник мой!»

В праздник принято вспоминать творения классиков, посвящённые празднику, и порой приходится читать странные строчки, только потому, что написаны они знаменитыми авторами — тоже к дате. Гуляют по интернету вихри текстов: хороших и не очень. Но стихотворение, о котором хочется поговорить, не из таких.

Хоть и рифмы его подбирались к празднику, но таково свойство истинных поэтов — говорить больше сказанного, говорить из сердца, говорить сердцу.

В день Благовещенья
Руки раскрещены,
Цветок полит чахнущий,
Окна настежь распахнуты, —
Благовещенье, праздник мой!

Замена народа

Россия — мишень, а не агрессор, это очевидно всякому здравомыслящему человеку, однако США последовательно ведут политику нагнетания истерии и расклеивают негативистские ярлыки: то же самое делалось в отношении Югославии, Ирака, Ливии... На днях министр обороны Эштон Картер во время своего выступления в комитете по вооруженным силам сената США, где обсуждался оборонный бюджет на 2017 год, снова назвал Россию первой в списке глобальных угроз для безопасности США. В этот раз были перечислены пять глобальных стратегических вызовов для США: Россия, Китай, Северная Корея, Иран и терроризм.

Национальная стратегия обеспечения безопасности США, принятая Конгрессом в 2006 г. ввела в оборот понятие преэмптивной войны, в основе которого лежит не реальная угроза безопасности, а лишь возможность формирования угрозы, и не мирному существованию Америки, а доминированию США в мире. То есть, по сути, это война с потенциальными обществами-конкурентами, которая ведётся столь же нечистоплотными методами, что и в не столь отдалённые времена, когда американские колонизаторы снабжали конкурирующих с ними индейцев заражёнными оспой одеялами. Разница лишь в том, что в настоящее время благодаря развитию социальных и политтехнологий то же самое можно делать гораздо более эффективно.

Новые «люди в футлярах»

Не знаю, произошла мутация чеховского персонажа или нечто иное, новое появилось в человеках, или же и то, и другое, и даже нечто третье произошло, но люди стали превращаться в самозамкнутые системы. Новые «человеки в футлярах» похожи на человеков в бочках: каждому человеку — своя «бочка» на голову, и каждой «партии», группке, тусовке — своя. А на внутренних стенах бочек кино транслируется — прямо в мертвеющие глаза человеков, и они это кино принимают за реальность. В конце концов люди сами начинают выступать в роли проекторов, транслирующих то же «кино» на те же стены, замыкая таким образом порочный круг. И действуют соответственно, слова, не понимая, произносят — спорят, дискуссии ведут, общаются… — всё сквозь призму «своей бочки» с фантасмагорией на её стенках. Жуткое зрелище, страшное.

Чеховский персонаж, провинциальный учитель Беликов, боящийся любых действий, не санкционированных начальством, то есть, боящийся живой реальности и подлинных встреч, несомненно имеет отношение к описываемому феномену. Его идея, заключённая в формуле «как бы чего не вышло», наверняка вдохновляет и сегодня многих, особенно «партийцев». И всё же во главе угла нынче стоит нечто иное, более соответствующее историческому моменту — самость.

Страницы