Бесчувственность — от преизбытка чувств,
забывчивость — от преизбытка памяти...
Контузия души — не вид искусств,
хотя изобразима на пергаменте.
Отдельный штрих орнамента — обрыв:
апгрейд не нужен, не поможет просто.
Не слишком сильный прошлого порыв,
как ураган, сминает жизни остов.
Сперва «Осанна», а потом «Распни» —
по кругу год за годом, час за часом.
Скорбящий сумрак утренний приник
к Его плечу, и на лице гримаса
в тени сокрылась. Полночь на душе:
в глазах рассвет ещё не начал службу.
Пусть каждый тела вдох уже тщедушен,
печаль к нему взывает: обмани!
Пускай подремлет радость в ярких снах,
Ты знаешь всё, что пережить не в силах
ни день, ни ночь, ни завтра, ни вчера.
Приснись — все спят: ещё Твоё сегодня.
Безответственные,
потому что ответные
слова
приходят, как дождь
на поля.
Подчиняются силе зова
званые — отозвавшиеся —
избранные.
Счастье —
на всё проливаться
словами зова:
отзываться и звать.
Все реки
сплетаются в общий канат,
чтобы течь к океану.
Канатоходцы идут по нему
как единое племя —
един человек,
прикормивший время
пищей вечности.
Гигантское дерево,
в небо растёт как канат.
Плодоносит обильно -
для птиц, прилетающих
время от времени.
Никакого лица, никакого пафоса —
присутствие отсутствия.
Утро дарит гонца:
ветер не обгонит его,
время не обманет — ибо пойман
другими присутствующими
в отсутствии.
Всё, что есть — отсутствует
здесь, присутствуя там.
Потому, что лишь отсутствуя,
можно присутствовать здесь.
В горе мы учимся быть людьми...
Как птицы летят на юг, мы летим во сны,
иначе никак нельзя дожить до весны.
* * *
Всё — кажимость, мы кажемся себе,
как и другим. Мы сны вчерашней ночи.
И так привычно голову морочим
себе и людям — дань земной татьбе.
Открытым полем, словно одеялом
застелен дом судьбы, назначен день.
Луна привычно небо измеряла,
чтоб солнца взгляд не заслонила тень.
Надевши маски, по ступеням утра
поднимемся, как капельки росы.
Снам кажется она предельно мудрой:
взлетай с росой без взлётной полосы.
Кто испарится, обретёт бессмертье...
Старуха смерти ждёт, припавши на клюку —
ворон считает, голубей не кормит,
а только кормится глазами. Мол, ликуй:
пусть ты уходишь, остальное — в норме.
Природа ластится и к небу, и к земле —
как голуби, клюки не сторонится.
Она умеет жизнь ценить и подряхлей:
гробница для неё — всего граница.
Заботы старости — судьбы плохой портрет
да радостей чужих свои всполохи.
Старуха смерти ждёт, а той всё нет и нет:
душа уж в горлице — клюёт чужие крохи.
Мой дом
был обречён.
И я... Но
всё же знаешь,
когда ты увлечён,
себя не
потеряешь.
Пусть не
узнать беду,
когда она приходит:
дом
здешний уличён —
он
сердцу неприроден.
Дом,
выброшенный вмиг —
безумие и
счастье —
в душе меня настиг,
но
я в другой иду.
Будь светом всем, кто для тебя не свет —
таков ответ. Единственный ответ.
Одна из сил души хвостом виляет,
другая нежится, мурлыкает во сне
и лучик солнца лапкой подминает.
Ещё одна листом растёт к весне —
пускает в ход росточки и цветочки,
как будто все они её сыны и дочки.
