Рай — повсюду, как пыльца на травах:
он и на земле — на небесах.
Если судите других неправо,
строите свой раек на песках.
Рай всегда потерянный? Неправда:
он всегда со мной, всегда внутри.
Рай, быть может, иногда растерянный
из-за ряда встроенных интриг.
Собирать по крохам, словно пчелы,
рай свой можем — для чужой услады.
Мёд выходит, как вино, весёлый,
если за него не ждёшь расплаты.
Тень всегда говорит предмету:
я — есть, а тебя — нету.
Тень мечтает затмить и свет,
тень как бы есть, а свет — нет.
Тенью блеснуть очень охота,
потому у теней одна забота:
как бы повыгоднее встать,
чтобы в чужих лучах заблистать.
Тенью и светом люди одеты:
одни — блестят, другие — горят
и многотенью свет свой дарят.
М.Ц.
Я смотрю в тебя, как в зеркало:
я — не ты, и ты — не я,
всё же жизнь нас исковеркала,
одинаково дразня.
Чем-то схожи и царапины,
и глаза в одних слезах —
взгляд сторонний, даже папертный:
так глядят на образа.
Я — не ты, но одиночество
на двоих у нас одно:
нежеланье краткосрочного,
раз уж вечное дано...
А гений бывает глуп,
пока не станет собой,
пока не станет судьбой.
Гений бывает глуп,
потому что всегда не свой,
потому что не занят собой.
Гений — служка у дара,
себя раздаёт даром.
Гений — не скуп:
он пока своё не раздаст,
хвалу за дар не воздаст
Творцу.
Подлецу и прохвосту
его обмануть просто.
Маленькое сердце — как Вселенная,
мир — скопление галактик и людей.
Жизнь вокруг — материя нетления,
хоть по факту — сборище страстей.
Сморщились, скукожились все цели,
умер тот, кто возведён в цари.
Сам Творец всё время на прицеле,
светом жизни стали фонари.
В бесконечном кружатся страдания,
страх и ужас — адских два крыла
проросли на судьбах мироздания:
ложный дух природа обрела.
М.Ц.
Если за руку держать — не уйдёшь:
память наша — сплошные руки.
В сердце многих теперь живёшь,
прежде горестно близоруких.
В завтра метил твой пристальный взгляд,
острым слогом терзая время.
Даже если прошлым заклят,
в завтра семенем скажется бремя.
Урожай собрать — мудрено:
повсеместны твои посевы.
Всходит диким цветом зерно
от безвременно умершей Евы.
Догоняет Психею тело,
что в стихах твоих сиротело.
М.Ц.
Отдала себя, всю отдала...
Нет, не людям ― словам и небу.
Даже тела не нажила:
тело строится на потребу.
Руки выросли в два крыла,
обрастая стихами-перьями.
Ничего себе не брала,
собирала всегда потерями.
Обнаружив себя житейскую,
растерялась: что делать с ней?
Подмастерья вокруг, судейские,
а привычно ― средь голубей.
Не свои вокруг, птицы-вороны,
заступиться за душу некому.
Струны певчие ветром сорваны:
уходи, поэт, во все стороны.
Натянуты нити — звените,
в устах колокольчик — ищите
отчаянных звуков и песен;
звучащему правдой мир тесен.
Поющему небу и лесу
звучащий как песня известен.
Адам, Адам — не кичись адом!
Адам, Адам — вернись домой!
Адам, Адам — так просто падать,
не лучше ль выбрать день седьмой?
Лететь, лететь — Адам рыдает. —
И петь, и петь — стать виноградом.
Скорее в путь! — Отца обрадуй.
Пора заняться Божьим садом.
Край перешагнуть во все стороны —
во всю ширь и высь в одночасье.
Поделить неравное поровну,
чтобы обрести в себе счастье.
Вороны кружат, всюду бороны —
развернулась даль как пристанище.
Голосом зовёт, криком сорванным —
ожиданием силы ранящим.
Воздухом манят реки горные,
рыбы сонные чешуёй блестят —
замолчат вконец мысли вздорные,
крайней прелестью не прельстят.
