Вся Москва с ума сходит по кошкам,
И я с нею схожу понемножку.
Мне мерещатся в каждом окошке
Кошки, кошки, московские кошки.
Я иду. Кошка шмыг на дорожку.
Я ложусь. На спине моей кошка.
Друг на друга ночью громко кричат
Кот-отец, кот-дед, кот-сын и кот-брат.
Москва встречала дождем и светом
Со Спасской башни и стен Кремля,
А мне смертельно хотелось лета,
Но только мятный вкус февраля
Остался во рту. Немного горчил
Крепкий чай. Зеленый и верный.
Вот так високосный год наступил,
Непревзойденно мотал нервы.
Москва встречала дождем и светом,
Со Спасской башни и стен Кремля.
Я на Лубянке все жду ответа,
Стынет под кожей моей земля.
Смеркалось стремительно в мире.
На Кирове долго стояли.
И мимо проплыли вагоны.
И в дымке туманной пропали.
И мы пропадем вслед за ними,
Пройдем сквозь столетье тенями.
Нас звездное небо обнимет,
Мы станем ночными огнями.
Мы будем светить неустанно,
Пылая свечой на ветру.
И медленных туч караваны
Растают, как пена, к утру.
Ослепительным днем уезжаем в столицу,
На февральских просторах покачнулся вагон:
Кто-то лузгает семечки, кто-то ест пиццу,
Кто-то долго любуется на свой телефон.
Начнет в окна плескаться дорожная копоть,
И вне доступа станет вдруг любой абонент.
Слышим гул поколения, хрипы и топот.
На железной дороге Магадан и Ташкент
Снова в карты играют и плачут ночами,
Провожают, сжав зубы, на живой эшафот.
Молодой проводник не играет ключами,
Осознав то, что молодость вагон унесет.
Наслаждаюсь каждым мгновением,
Каждым укусом любимой кошки.
Я уеду. Кто тебе, милая,
С верхом наложит паштета в плошку?
Я наслаждаюсь каждой секундой,
Красным цветком на подоконнике,
Лесом и степью, пустыней, тундрой,
Чаем, водой, кофе и тоником.
Я каждым вздохом жизнь воспеваю,
Точный мой шаг ведет меня к цели,
Мир бесконечен, мы мало знаем,
Я вижу, чувствую параллели.
Рассвело ровно в десять.
Закружили сороки над полем.
И метель замолчала:
Ей платков бы повесить поболе,
Спеленать все дома до Урала,
Закрепить белоглазым паролем.
Чуть позднее явилось
Рыжебокое яблоко солнца.
И запахло морозом.
Захрустело ледовое донце:
Закрипели уключины лодки,
Точно ей что-то снилось.
Как монахи похожи на птиц,
Тот же взгляд проницательно-острый,
И молитва без сна, без границ,
Где душа — человеческий остров
Среди всех океанов мирских,
Направляемых волею Бога,
Человек из глубин из морских
Приподнялся, пустился в дорогу.
Он, приехав в святой монастырь,
Исцелился от лютых болезней.
И, читая святую Псалтирь,
Видел небо из ярких созвездий.
Мужайтесь в подвиге, не отступайте от него,
хотя бы ад восстал на вас и весь мир
кипел на вас злобой и прещением, и веруйте:
«Близ Господь всем призывающим Его во истине».
Прп. Варсонофий Оптинский
Два листа на верхушке тополя
Не сорвали ни дождь, ни снег.
Хоть ветра разгулялись по полю
И мороз сковал жилы рек.
Безнадежно крепко цепляются
Два листа в небесную синь.
Они честно в бою сражаются,
Ты попробуй их с ветки сдвинь.
Жизнь так незаметно выстрелила мимо: била ключом
И вскипала, в зелёнке росла под забором,
Крепко коней запрягала. Летели с высокой кручи:
Всё выше и всё трагичней. Не плачь. Но своим плечом
Подпирая окошко, ты слушай: как хрипло, хором,
В грозу запевают тучи. Могучи они, летучи,
И пламенем нежным синеют, и безнадёжно терпки:
До немоты беспристрастны, сея слезы льняные.
Им видно, как шарят мыши в амбарах и по сусекам,
И как ремонтируют крыши. Где жестокие мерки
Невероятно точные. Плачущие, больные
Снимают простые люди с гробов грядущего века,
Рождество Христово на Урале!
В голубых сугробах тепло зайцам.
Птицы на деревьях дружно ждали
Когда им на праздник дадут сальца.
Рождество Христово, да морозы.
Паром изо рта мы грелись в храме.
В хвойную подкову вплели розы,
Вышли все на крестный ход по Каме.
