Владелец художественно-реставрационной мастерской «Преображение», Борис Семенович Жохов, более известный как Жох, сидя в своем офисе в ожидании заказчиков, предавался невеселым раздумьям. А именно — о том, как досадно и нелепо провалилась придуманная им хитроумная операция по внедрению в Михайловское епархиальное управление. Хотя, казалось бы, все шло лучше некуда: новый начальник областного УФСИН Рашид Адилханов (век бы не вспоминать о том, где и при каких обстоятельствах Жох познакомился с этим человеком!) устроил ему встречу с епископом Михайловским и Наволоцким Михаилом. А тот, хотя и имел зуб на человека, под предлогом реставрации похитившего из храмов его епархии едва ли не все старинные иконы, не смог устоять перед очередной хитростью Жоха. Ведь новый епархиальный сайт, пробную версию которого Борис Жохов продемонстрировал архиерею при той встрече, был сплошным панегириком Владыке. Вот он и клюнул на лесть…
Вы здесь
Монахиня Евфимия Пащенко. Проза
«Третий радующийся»
Владелец художественно-реставрационной мастерской «Преображение», Борис Семенович Жохов, более известный как Жох, сидя в своем офисе в ожидании заказчиков, предавался невеселым раздумьям. А именно — о том, как досадно и нелепо провалилась придуманная им хитроумная операция по внедрению в Михайловское епархиальное управление. Хотя, казалось бы, все шло лучше некуда: новый начальник областного УФСИН Рашид Адилханов (век бы не вспоминать о том, где и при каких обстоятельствах Жох познакомился с этим человеком!) устроил ему встречу с епископом Михайловским и Наволоцким Михаилом. А тот, хотя и имел зуб на человека, под предлогом реставрации похитившего из храмов его епархии едва ли не все старинные иконы, не смог устоять перед очередной хитростью Жоха. Ведь новый епархиальный сайт, пробную версию которого Борис Жохов продемонстрировал архиерею при той встрече, был сплошным панегириком Владыке.
Плата за покой
Молодой журналист Ефим Абрамович Гольдберг, которого старшие собратья по перу звали просто Фимой, сидел за письменным столом, перед пишущей машинкой «Москва», из которой торчал девственно чистый бумажный лист, и терзался муками творчества. Сегодня Иван Андреевич Бурмагин, главный редактор газеты «Двинская Правда», поручил ему написать заметку для рубрики «Происшествия недели». А именно — о том, как на днях в Северной Двине утонуло трое из студентов-медиков, отправленных на сельхозработы в совхоз «Заостровский». Их гибель была столь же трагической, сколь и нелепой: решив за один раз перевезти через реку весь выкопанный урожай картошки, студенты едва ли не до бортов нагрузили ею совхозную лодчонку, а сверху взгромоздились сами. Вдобавок, на самой середине Двины, где течение самое быстрое, кто-то из них накренил лодку... В итоге — три смерти. И крохотная заметка в «Двинской волне», которую предстоит написать Ефиму Гольдбергу — мелкой газетной сошке, недавнему выпускнику журфака.
Сказание об Аврамии и Марии (полностью)
...В ту ночь отцу Аврамию приснился странный и страшный сон. Шурша и извиваясь, к нему в келью медленно вполз огромный змей. Неожиданно его упругое чешуйчатое тело взметнулось в прыжке — схватив испуганно метавшуюся под низким потолком кельи белую голубку, змей проглотил ее и так же неспешно уполз восвояси. А Аврамий проснулся. И долго сидел в темноте, размышляя над загадочным сновидением. Похоже, оно предвещает недоброе. Уж не надвигаются ли новые гонения на Святую Церковь? А, может, грядут раскол или ересь? Сколько людских душ уловит тогда древний змий и отец лжи! О том страшно даже помыслить... Но какой беды ждать, к чему готовиться? Впрочем, зачем гадать о будущем, изменить которое человеку не под силу? Не лучше ли возложить надежду на Бога? Человеколюбче Господи, Ты все ведаешь, Ты Один разумеешь, что значит это видение. Да будет на все святая воля Твоя!
Сказание об Аврамии и Марии 3
Первое, что увидел Аврамий, открыв глаза, был белевший в лунном свете четырехконечный крест. Он высился над ним, словно знамение победы Господней над смертью и силами зла. Вот только сам Аврамий лежал во тьме и сени смертной — в овраге за околицей Н. Избитый, полумертвый, побежденный. Но почему? За что? Господи Боже, почто Ты презрел дело рук Твоих?
Аврамий смотрел на Крест, белевший среди ночного неба, и молился Спасителю теми же словами, с которыми некогда Он Сам обращался с Креста к Своему Небесному Отцу:
— Боже, Боже мой, почто Ты меня оставил?!
Сказание об Аврамии и Марии 2
Свадьба Аврамия и Евстолии была отпразднована, как говорится, с размахом. Родители жениха и невесты словно соревновались между собой в богатстве подарков, в обилии угощений. Вот только на лицах молодых не было видно радости. Впрочем, кому было дело до этого? Выгодная сделка между двумя богатыми эдесскими семействами наконец-то состоялась. Что до жениха с невестой… не стоит внимания! Стерпится — слюбится!
На седьмой день после свадьбы, когда молодожены готовились отойти ко сну, Евстолия заявила:
— Аврамий, ты меня не любишь…
Сказание об Аврамии и Марии
В ту ночь старцу Аврамию приснился странный и страшный сон. Шурша и извиваясь, к нему в келью медленно вполз огромный змей. Неожиданно его чешуйчатое тело взметнулось в прыжке — схватив испуганно метавшуюся под низким потолком кельи белую голубку, змей проглотил ее и так же неспешно уполз восвояси. А Аврамий проснулся. И долго сидел в темноте, размышляя над загадочным сновидением. Похоже, оно предвещает недоброе. Уж не надвигаются ли новые гонения на Святую Церковь? А, может, грядут раскол или ересь? Сколько людских душ уловит тогда древний змий и отец лжи! О том страшно даже помыслить… Но какой беды ждать, к чему готовиться? Впрочем, зачем гадать о будущем, изменить которое человеку не под силу? Не лучше ли возложить надежду на Бога? Человеколюбче Господи, Ты все ведаешь, Ты Один разумеешь, что значит это видение. Да будет на все святая воля Твоя!
Земля отцов (новый вариант)
Вечерний Стокгольм погружался в сон. Пустели улицы, в домах один за другим гасли огни. Однако в окнах одного из особняков на Страндвегене продолжал гореть яркий свет, словно те, кто жил там, стремились задержать наступление ночи. Ведь именно в это время к людям чаще всего является та незваная гостья, для которой открыта даже наглухо запертая дверей, и встречи с которой боится, но не может избежать все живое…
Вот и сейчас она уже была здесь, в ярко освещенной просторной комнате дома на Страндвегене, где расставалась с жизнью древняя старуха по имени Пелагея. А возле широкой кровати с резными дубовыми столбиками по сторонам стоял на коленях сын умирающей — седовласый сухощавый герр Петер Юхансен, хозяин крупной шведской фирмы по торговле лесом и целлюлозой, шепча по-русски: «Господи, помилуй… помилуй ее». И сыновняя молитва сливалась с лепетом умирающей матери:
— Петенька… — шептала старуха. Она была единственным человеком на свете, кто называл так герра Петера Юхансена. — Тошно мне-ка… Ты бы положил меня в лодочку да свез домой… там бы мне лечь! А в чужой земле жестко будет спать… холодно… Господи, грех юности моея и неведения моего не помяни… Разве ж я знала, что так все будет?..
Звезда и смерть отца Александра
Протоиерей Александр Кузнецов был ярчайшей звездой на церковном небосводе Михайловской епархии. Причем вполне заслуженно. Все в этом человеке было прекрасно и неповторимо. Начать с того, что он совершенно не походил на неуклюжего бородача в мешковатой рясе, с сальными волосами, собранными на затылке в жидкую косицу, каковым обычно представляют православного священника. Нет, отец Александр имел совсем иной облик. Кудрявые темно-каштановые волосы с благородной серебристой проседью, пышные бакенбарды, начисто выбритый подбородок, высокое чело, отмеченное печатью великих дум и стремлений, пристальный взгляд исподлобья, выдержать который было под силу далеко не каждому. Он казался выходцем из прошлого…теперь уже позапрошлого столетия, неким чудом очутившимся в нашем двадцать первом веке. Возможно, именно так выглядел бы Пушкин, доживи он до пятидесяти лет и надень рясу. Но, когда отец Александр восходил на лекционную кафедру, он представал во всем своем звездном облике.
Земля отцов (окончательная версия)
Вечерний Стокгольм погружался в сон. Пустели улицы, в домах один за другим гасли огни. Однако в окнах одного из особняков на Страндвегене продолжал гореть яркий свет, словно те, кто жил там, стремились задержать наступление ночи. Ведь именно в это время к людям чаще всего является та незваная гостья, для которой открыта даже наглухо запертая дверей, и встречи с которой боится, но не может избежать все живое...
Вот и сейчас она уже была здесь, в ярко освещенной просторной комнате дома на Страндвегене, где расставалась с жизнью древняя старуха по имени Пелагея. А возле широкой кровати с резными дубовыми столбиками по сторонам стоял на коленях сын умирающей — седовласый герр Петер Юхансен, хозяин крупной шведской фирмы по торговле лесом и целлюлозой, шепча по-русски: «Господи, помилуй...помилуй ее». И сыновняя молитва сливалась с лепетом умирающей матери:
Страницы
- « первая
- ‹ предыдущая
- …
- 2
- 3
- 4
- 5
- 6
- 7
- 8
- 9
- 10
- …
- следующая ›
- последняя »