Сказание об Аврамии и Марии 2

Свадьба Аврамия и Евстолии была отпразднована, как говорится, с размахом. Родители жениха и невесты словно соревновались между собой в богатстве подарков, в обилии угощений. Вот только на лицах молодых не было видно радости. Впрочем, кому было дело до этого? Выгодная сделка между двумя богатыми эдесскими семействами наконец-то состоялась. Что до жениха с невестой… не стоит внимания! Стерпится — слюбится!

На седьмой день после свадьбы, когда молодожены готовились отойти ко сну, Евстолия заявила:

— Аврамий, ты меня не любишь…

— О чем ты, милая? — спросил Аврамий, стараясь, чтобы его вопрос прозвучал как можно более ласково. В самом деле, все дни после свадьбы он только и делал, что старался полюбить Евстолию. И был ласков и нежен с женой, надеясь, что она ответит ему тем же. Ведь доброта всегда порождает ответную доброту… Но не тут-то было! Евстолия словно испытывала его терпение. Она ныла и ворчала по любому поводу. Точнее, находила любой повод, чтобы заявить Аврамию: он ее не любит. Ему приходилось уверять Евстолию, что это не так, и в подтверждение своей любви дарить жене подарки, которые она принимала с таким видом, словно делала ему одолжение. И продолжать свой тяжкий и неблагодарный труд — стараться полюбить женщину, которую он с каждым днем все больше…ненавидел. Уверяя себя, что Бог не посылает Своим рабам непосильных испытаний.

— Как о чем? — вывел его из раздумий голос Евстолии, в котором слышалось нескрываемое раздражение. — И после этого ты еще смеешь говорить, будто любишь меня! Оно и неудивительно, что тебя на мне твои родители женили — такие, как ты, лишь себя любят! Разве о таком муже я мечтала?! И за что только мне такое наказание? За что? За что?

Она громко и жалобно запричитала, уткнувшись лицом в подушку. Аврамий в растерянности сидел рядом. Господи, что же делать? Как ему это вынести? А ведь они женаты всего лишь семь дней…что же будет дальше? Впрочем, нетрудно догадаться: дальше будет еще хуже…

— Милая, успокойся! — промолвил он, ласково касаясь плеча супруги. — Я люблю тебя… Я сделаю для тебя все, что захочешь…

— Правда? — живо отозвалась Евстолия и обернулась. В ее глазах не было ни слезинки, зато любопытства — хоть отбавляй. — Ты и вправду сделаешь все, что я захочу?

— Конечно, конечно! — пылко уверил ее Аврамий. Только бы она успокоилась!

— Тогда… я хочу новые серьги. — Евстолия по-детски загнула пальчик на левой руке. — Золотые, в виде листочков…и чтоб они звенели! И ожерелье из хевронского стекла…зелененькое, с золотом… И шелковую вышитую шаль с кисточками… А еще купи мне…

Она перечисляла до тех пор, пока пальцы на обеих ее руках не оказались сжатыми в кулачки. А напоследок заявила:

— А еще я хочу, чтобы у нас был свой дом. Я не обязана во всем слушаться твоей мамаши! Хочу жить, как хочу, а не ходить по струнке перед полоумной старухой! Она свое уже отжила! Разве не так? Что ты молчишь? Раз ты мой муж, то ты должен любить и защищать меня! А ты меня не любишь! Бедная я, бедная!

Она вновь уткнулась лицом в подушку и запричитала громче прежнего. А несчастный Аврамий принялся уверять ее, что завтра же купит ей все, что она хочет. Будут у нее и серьги, и стеклянное ожерелье, и шелковая шаль, даже не одна, а целых две, и дом, и звездочка с неба, и птичка-соловушка, и золотая рыбка…лишь бы только она успокоилась и поверила — он ее любит! И сделает все ради ее счастья!

Успокоенная его обещаниями, Евстолия заснула сном младенца, подложив ладонь под щечку. Зато Аврамию было не до сна. Сидя рядом со спящей женой, он думал: что, если он ошибся, приняв людскую волю — за волю Божию? Он счел свой брак испытанием. Однако у всякого испытания бывает конец. А его испытанию конца не видать. И это при том, что он делает все, чтобы преодолеть его. Но что, если это не испытание, а кара? Ведь он хотел служить Богу! Господь призывал его к Себе, а он презрел Его зов! И вот наказание за предательство и малодушие! Женитьба на вздорной и капризной Евстолии, связавшая его по рукам и ногам!

Но он порвет эти узы! И последует за Господом. Сегодня же, сейчас же. «Твой я, спаси меня, ибо я взыскал повелений Твоих!»¹¹

Аврамий осторожно встал и вышел из опочивальни, чувствуя себя птицей, вырвавшейся из сети птицелова. Впрочем, разве это было не так? Мир уже почти уловил его. И все-таки не поймал.

На исходе ночи Аврамий дошел до цели своего пути. Отец был прав. Пустая келья покойного отшельника оказалась вполне пригодной для жилья. И Аврамий счел это знаком свыше: Господь простил его и указал ему место для подвигов.

«Это покой Мой навеки: здесь вселюсь, ибо Я возжелал его»¹²…

* * *

Аврамия нашли лишь спустя семьдесят дней. А ведь его келья находилась совсем близко от Эдессы¹³. И было поистине странно, что никому из тех, кто искал беглеца, не взбрело в голову заглянуть туда. Впрочем, для самого Аврамия это было еще одним благим знаком свыше. Ведь не всякий укрепленный город выдержит осаду врагов так долго, сколько он прожил в своей убогой келье под Божиим покровом. Значит, не сей раз он не ошибся в выборе жизненного пути — Господь пасет его и ничтоже лишит.

И вот теперь они стояли друг против друга. На пороге кельи — Аврамий. За порогом: Марфа и Симон, а также их родственники и знакомые. Правда, среди них Аврамий не увидел ни родных своей жены, ни ее самой. Что ж, как говорится, одной бедой меньше!

Их разделял лишь порог кельи. Однако никто из родных беглеца не решался переступить его — словно то была граница между жизнью и смертью. Впрочем, став монахом, Аврамий и впрямь умер — для мира и для тех, кто остался в нем.

И сейчас слова, с которыми он обращался к людям, стоящим по ту сторону порога, звучали, как прощальное напутствие:

— Не удивляйтесь, но прославьте Бога, избавившего меня от суетного мира и беззаконий моих. Ради любви к Нему оставьте меня здесь. Молите Господа, чтобы даровал Он мне до конца донести благое иго, которое Он сподобил меня принять. Дабы, пожив благоугодно, я, недостойный, исполнил святую волю Его. И прошу вас больше не приходить сюда, и не беспокоить меня своими посещениями. Прощайте.

Простившись с родными, Аврамий запер дверь кельи и встал на молитву. Постепенно шум голосов за его порогом стал стихать, пока не воцарилась тишина. Слава Богу, теперь он один! Нет, вот еще чьи-то шаги удаляются от его порога…последние… Слава тебе, Господи!

Аврамий не знал, что последней от его кельи отошла мать. Склонив голову, Марфа молча побрела к поджидавшему ее Симону. Обняв жену, он повел ее туда, где на горизонте багровел шар заходящего солнца…

Больше Аврамий никогда не видел своих родителей.

* * *

Спустя десять лет после того, как Аврамий покинул Эдессу, его навестил Стефан, приходившийся внуком покойному отца Иоанну. Правда, иные из горожан уверяли, будто оный Стефан — никакой не внук, а всего лишь приемыш отца старого священника, из жалости взявшего на воспитание мальчика-сироту. Впрочем, для Аврамия это не имело значения. Он знал о Стефане самое главное — это — самый лучший, самый верный из его друзей.

И вот подтверждение этому: Стефан пришел навестить его. Он не забыл их дружбы! Не то, что родные Аврамия, которые расстались с ним так легко, словно он был для них чужаком! Но Стефан не таков… Слава Богу, что у Аврамия есть такой надежный, преданный друг!

— Мир тебе, Аврамий! — приветствовал его Стефан. — А я к тебе с вестью…

— Весть подождет. — ответил Аврамий. — Лучше расскажи, как поживаешь ты сам?

— Слава Богу, сын мой! — Стефан возвел глаза к небу и истово перекрестился. — Служу потихоньку. Ах, да, ведь ты не знаешь, что я стал священником! Что? Благословить тебя? Бог благословит! — он перекрестил Аврамия, и положил свою руку ему на голову. — Так и спасаюсь помаленьку… Вот сейчас задумал при храме богадельню для нищих построить. Правда, с деньгами у меня туговато… Кстати, как ты намерен распорядиться своим имуществом?

— Каким? — Аврамий окинул взглядом рогожку, на которой он спал, и щербатый глиняный кувшин — единственную имевшуюся у него посудину. Уж не вздумалось ли отцу Стефану шутить над ним? Да на такое имущество не позарится даже нищий!

— Как это — каким? — удивился отец Стефан. — Они же все тебе отказали! И дом, и деньги — все тебе оставили! Не брату твоему, а тебе! Да ты что, не понимаешь, о чем я? Твои отец и мать умерли. А ты — их единственный наследник! Вот я и пришел к тебе с просьбой — не уделишь ли ты мне немного денег на благое дело? Так сказать, по старой дружбе…

— Забери все! — безучастно промолвил Аврамий. — Раздай его нищим.

— Благодарствую, отче! — воскликнул отец Стефан. Похоже, он был так растроган поступком Аврамия, что оговорился, назвав его «отцом»… — Я знал, что ты мне не откажешь! Спаси тебя Господь!

Он ушел, а Аврамий некоторое время молча сидел на циновке в углу своей кельи. И думы его знал лишь Господь Всеведец… Потом он резко поднялся и стал молиться.

Вот и оборвалась последняя нить, еще связывавшая его с миром. Отец и мать оставили его — теперь уже навсегда. Что ж! Лишь бы его не оставил Господь!

Глава 3. Поединок

Напрасно Аврамий надеялся, что навсегда порвал с миром. В один из дней оставленный мир вдруг властно напомнил ему о себе. К Аврамию пожаловал сам эдесский епископ. Его сопровождала свита, состоявшая из городских клириков. Но зачем они пришли к нему? Явно неспроста…

Впрочем, Аврамию недолго пришлось раздумывать об этом. Благословив его, епископ сказал:

— Я наслышан о тебе, как об истинном рабе Божием и ревностном иноке. И потому хочу дать тебе послушание. Ты знаешь Н.?

Еще бы Аврамию не знать эту деревню! Да этот несокрушимый оплот язычества слыл поистине местной притчей во языцех! Ведь все попытки эдесских епископов крестить тамошних жителей кончались тем, что посланные туда священнослужители и иноки возвращались ни с чем, горько сетуя на коснеющих в язычестве селян, а то и призывая на головы этих нечестивцев и идолопоклонников все земные и небесные кары. И это при том, что в самой Эдессе христианство было проповедано почти три столетия назад Апостолом Фаддеем, одним из учеников Спасителя, пославшего в дар тогдашнему царю Авгарю, сыну Ухамы, чудотворный плат с нерукотворным изображением Своего Пречистого Лика¹⁴! Поистине, эта деревня на эдесской земле была подобна пятнам проказы, оставшимся на лице уверовавшего, но еще не крестившегося Авгаря! Но с какой стати епископу вздумалось напомнить Аврамию об этом оплоте языческого нечестия?

— Я хочу рукоположить тебя во священника. — продолжил епископ. — И послать в Н. Полагаю, что своим терпением и любовью ты сможешь привести тамошних жителей к свету Истины.

Аврамий ужаснулся. Его — в Н.! А он-то думал, что навсегда порвал с миром! И вот теперь его вновь влекут туда, как птицу с привязанной к лапке нитью! Но он не хочет возвращаться в мир! Тем более — оказаться там, где власть пресловутого князя мира сего особенно сильна! Нет! Ни за что!

— Владыко святый! — начал он. — Я слишком слаб и недостоин для такого дела…

— В нашей немощи совершается сила Господня. — прервал его епископ. — Не ленись же выполнить столь благое послушание.

— Прошу тебя, Владыко, оставь меня оплакивать мои грехи! — взмолился Аврамий. — Ради этого я ушел из мира. Позволь мне не возвращаться туда! Умоляю об этом твою святыню!

— Да, ты оставил мир и возненавидел все, что в мире. — строго промолвил епископ. — Но разве ты забыл, в чем состоит главная добродетель монаха? Где же твое послушание, Аврамий? Опять же, подумай, что важней: спасаться самому, или спасти не только себя, но и ближних? А ведь Спаситель ради нашего спасения «уничижил Себя Самого…, смирил Себя, быв послушливым даже до смерти, и смерти крестной»¹⁵. Вспомни об этом, Аврамий!

— Воля Господня да будет! — сокрушенно промолвил Аврамий. В самом деле — разве он вправе отказываться от послушания, возложенного на него архипастырем? Разве не Господь внушил епископу мысль послать Аврамия в Н.? Значит, он должен выполнить Его волю. Даже ценой собственной жизни.

* * *

Разумеется, первым делом Аврамий возвел в Н. церковь, потратив на ее постройку часть родительского наследства, взятую им у отца Стефана. Пока же церковь строилась, он ходил в местный языческий храм, и, стоя среди идолов и идолопоклонников, молча молился Христу, Свету Истины. Что до селян, то иные из них смотрели на него с опаской, иные — с любопытством, а кое-кто — с нескрываемой ненавистью. Особенно Аполлодор¹⁵, местный жрец, надменный старик с величавой осанкой. Сколько раз Аврамий ощущал на себе его взгляд, полный неистовой злобы! Казалось, Аполлодор готов был испепелить им смиренного христианского священника, бесстрашно переступившего порог его храма. Впрочем, Аврамий ощущал себя отнюдь не беззащитным ягненком среди кровожадных волков, а тем отроком, о котором ему рассказывал отец Иоанн. Отроком, который вышел на единоборство с вооруженным до зубов вражеским воином, и сразил его камнем, выпущенным из пастушеской пращи. Тогда сила Господня совершилась в немощи юного Давида — да пребудет она ныне с ним и на нем! Ему не страшна бессильная ненависть Аполлодора и его лжебогов…нет, демонов, которым он служит! Христос поможет Аврамию сокрушить и посрамить их!

Когда же церковь была построена, Аврамий, укрепив себя молитвой, вошел в капище и низверг языческий жертвенник и идолов. Разумеется, он знал — это может стоить ему жизни. Как знал и другое: его жизнь — в руке и в воле Господней.

И первый удар нанес ему жрец Аполлодор, неистово вопивший:

— Бейте его! Он посмел надругаться над нашими богами! Гоните его прочь!

Впрочем, Господь не сподобил Аврамия мученической смерти: его жестоко избили и с побоями выгнали из села. Той же ночью он вернулся в Н., и, придя в церковь, стал слезно молиться Богу о спасении тех, кто давеча едва не убил его:

— Прости им, Господи, ибо они не знают, что творят! Дай им познать Тебя и спаси их!

Так Аврамий молился до самого утра, пока с первыми лучами солнца до него не донеслись крики:

— Слава богам, он убрался! Наши боги прогнали его! Сейчас вы сами убедитесь в этом! Сейчас вы убедитесь в их могуществе!

В следующий миг дверь храма распахнулась, и на пороге показалась толпа селян во главе с Аполлодором. На лице старого жреца было написано нескрываемое торжество. Еще бы! Ведь он чувствовал себя победителем! Впрочем, уже в следующий миг Аполлодор побагровел от ужаса и ярости и закричал:

— Убейте его!

И разъяренная толпа язычников, словно морская волна — над обреченным кораблем, сомкнулась над коленопреклоненным Аврамием, молившим своих убийц — не о пощаде, но о том, чтобы они познали Истинного Бога, вере в Которого он пришел их научить…

(продолжение следует)

ПРИМЕЧАНИЯ:

11. Пс. 118, 94.
12. Пс. 131,14.
13. Приблизительно, в 3-х км.
14. Рассказ об этих событиях находится, в частности, в первой книге «Церковной истории» епископа Евсевия Кесарийского.
15. Имя это означает: «дар Аполлона».