Поступь легкая моя,
— Чистой совести примета —
Поступь легкая моя,
Песня звонкая моя —
Бог меня одну поставил
Посреди большого света.
— Ты не женщина, а птица,
Посему — летай и пой.
Поступь легкая моя,
— Чистой совести примета —
Поступь легкая моя,
Песня звонкая моя —
Бог меня одну поставил
Посреди большого света.
— Ты не женщина, а птица,
Посему — летай и пой.
Марина Цветаева
В день Благовещенья
Руки раскрещены,
Цветок полит чахнущий,
Окна настежь распахнуты, —
Благовещенье, праздник мой!
В день Благовещенья
Подтверждаю торжественно:
Не надо мне ручных голубей, лебедей, орлят!
— Летите, куда глаза глядят
В Благовещенье, праздник мой!
В день Благовещенья
Улыбаюсь до вечера,
Распростившись с гостями пернатыми.
— Ничего для себя не надо мне
В Благовещенье, праздник мой!
Александр Пушкин
В чужбине свято наблюдаю
Родной обычай старины:
На волю птичку выпускаю
При светлом празднике весны.
Я стал доступен утешенью;
За что на Бога мне роптать,
Когда хоть одному творенью
Я мог свободу даровать!
Надпись к силуэту
От крыши до крыши протянут канат.
Легко и спокойно идет акробат.
В руках его — палка, он весь — как весы,
А зрители снизу задрали носы.
Толкаются, шепчут: «Сейчас упадет!» —
И каждый чего-то взволнованно ждет.
Сквозь дикий грохот катастроф
Твой чистый голос, милый зов
Душа услышала когда-то...
Нет, не понять, не разгадать:
Проклятье или благодать,—
Но петь и гибнуть нам дано,
И песня с гибелью — одно.
Когда и лучшие мгновенья
Мы в жертву звукам отдаем —
Что ж? Погибаем мы от пенья
Или от гибели поем?
А нам простого счастья нет.
Тому, что с песней рождено,
Погибнуть в песне суждено...
Когда отчаяние велико ищут большую веру
ищут святых которые в точности знают
насколько отдаляться от своей плоти
а ты горы сдвигала
по воде ходила
хотя и говорила верующим
я столького ещё не знаю
— вера крошечная
Мир как побитый
политика трепло
дом уже не тот
ворота другие
постящийся неверующий в церкви
только любовь
чокнутая та же самая
К Тебе — как
только ли через официальные ворота
прямиком за святыми
в строгих воротничках
несущими принудительную бумагу с печатью
может быть с другой стороны
наперерез
немножко вокруг
сзади
через пытливое всеядное отчаяние
через зал ожидания II и III класса
с билетом в другую сторону
без веры лишь с добротой как безбилетник
с запасным ключом от самой Богородицы
через все зеленые калиточки на крючок не запертые
через не выбранную дорогу
через бедные причудливые тропинки
с любого места откуда зовешь
никогда не умирающей совестью.
Разве я не пытался перекричать Тебя
не приходил вечно вчерашний
сердцем не убегал в тёмный плач призывая то не знаю что
разве я не воровал Твоё время
не слишком ли нежно лизал своей совести лапы
разве не путался в чувствах
или не превозносил я звёзды которых нет
не вёл элегантный дневник своих скорбей и печалей
не забивался в тёмный угол защищая своё право на страх
разве я не фальшивил хорошо поставленным голосом
и не случалось мне быть мягким деспотом
и не я перекроил Евангелие в сусальную легенду
разве собачий вой не заглушал мне звуки органа
разве я не доказывал очевидного
взывая к Ангелу-Хранителю — не желал ли сам быть
ангелом но не хранителем
Три сестры нас было у матери,
три сестры, три пути-дороженьки:
одна — дорога семейная, многотрудная,
другая — дорога узкая, монастырская,
третья — дорога кабацкая, лиходейная.
Три сестры нас было у матери,
три сестры, три огня, три свечечки:
одна свеча — дом озаряющая,
другая свеча — ладаном оплывающая,
третья свеча — волоса опаляющая...
Три сестры нас было у матери,
три сестры, три ростка, три деревца:
одно — древо могучее, вширь растущее,
другое — древо крестное, на ветру поющее,
третье — древо чёрное да бесплодное,
ни ростка не имущее...
За весну лето осень дожди и зиму
за то что не удалось
за решётчатое отчаяние
за ночецвет что под дождём зацветает
за то что розы смеются шипами
за то что сморщивается
сначала тело потом разум и в конце сердце
за то что после Анны Ягеллонки
остался только один кубок
за продвижение вперёд и каждое новшество
что состаривается как бабушка
за любовь без взаимности ни за что
спасибо
Перевод — Христина Сурта
Я почти выпрыгнул из окна — признался он,
но тут на самом краю отчаянья
вдруг заметил ползущую божью коровку
«Бог мой» написал он. И зачеркнул, подумав,
настолько же мой насколько я эгоист.
Написал «Бог людей», но прикусил язык, вспомнив
что еще есть ангелы и камни похожие в снегу на зайцев
Наконец написал просто «Бог». Больше ничего.
И то написал слишком много.
Посмотри на пса привязанного перед магазином
Он думает о своем хозяине
И рвется к нему
Ждет на задних лапах
Хозяин для него и двор и луг и лес и дом
Пес следит за ним глазами
И тоскует хвостом
Поцелуй его лапу
Ведь он показывает как Господа ждать
Здравствуй, Кора!
Сколько листьев, сколько птиц! Сколько мы уже не виделись? Два года? Или все-таки три? И я не знаю... Но самое главное — это то, что я тебе пишу.
Как ты? Все шелушишься? А я все так же, Кора. Все брожу. От дома к дому. Только передохнуть негде. Ты ведь одна у меня. Единственная, с кем так тихо сидеть.
Помнишь, как я тебе читал стихи, а потом заснул? Проспал, сидя, два часа. А проснувшись, обнаружил на коленях желтый лист. Что это было: «спасибо» или одеяло? Я вот думаю, что все-таки это было одеяло. Тепло, Кора.
Если б тогда,
в святую тихую ночь
когда на небе зажглась та самая звезда
к Тебе пришли сегодняшние христиане
особенно такие, для которых «жить» равнозначно «иметь»
они захотели б укрыть Тебя шерстяным одеялом
повесить в хлеву занавески
святому Иосифу подарить рукавицы
очень теплые, на меху
провести центральное отопление
деловые написали бы заявление в вышестоящую инстанцию
о немедленном предоставлении Тебе квартиры со всеми удобствами
чтоб Ты не мыкался по сараям
осторожные с опаской уставились бы на прыгающего ослика
подозревая в нем троянского осла
активисты провели бы акцию протеста в защиту Прав человека
Ты думаешь он опоздал опять
и сразу же обиделась
надулась как синичка та страшненькая без хохолка
кто любви не нашел тот ее не найдет
а кто все только ждет никогда не полюбит
уповая на то что воздастся ему за добро
любовь давно прибежала и ждет у ваших ног
спокойная — рассталась со счастьем в тесной клетке
попробуй не искать ее
тогда придет сама
Время от времени я задаю себе три вопроса: Зачем я пишу? Для кого пишу? Что думаю о своих стихах?
Я не веду дневник. Свои переживания, впечатления, встречи с миром и людьми я записываю в стихах. Стихи — это форма общения, в которой автор хочет поделиться чем-то из собственных впечатлений. Я пишу так, словно говорю с кем-то из близких. Для меня стихотворение — это поиск контакта с другим человеком. Мне хотелось бы затронуть каждого.
Я постоянно стараюсь писать лучше... В мире безверия я стараюсь говорить о вере, в мире без надежды — о надежде, в мире без любви о любви.
Стихи спасают то, что растоптано. В эпоху компьютеров и техники они появляются как нечто человеческое, душевное, не отравленное ненавистью, злобой, спорами. Они приносят согласие и гармонию. Они обеззараживают сегодняшнюю действительность...
Бог порой открывает нам глаза, и мы видим нечто совершенно неожиданное, нечто другое, большее, нежели мы ожидали, что дал нам Бог.
У меня есть один знакомый, который во время тяжелой депрессии говорит, что, глядя на мир, он видит миллиард приговоренных к смерти людей. Ведь и человек, который садится в автобус, едет в трамвае, и те, кто продают или покупают цветы, и ребенок, держащийся за юбку матери, и влюбленные, бегущие на свадьбу, — все они кандидаты в покойники. Только так видит этот человек.
А ведь даже глядя на смерть, можно увидеть больше.
Анне Каменьской*
Спешите любить людей — они так быстро уходят
после них остаются ботинки и глухой телефон
только то что неважно плетётся словно корова
важнейшее так быстротечно что происходит внезапно
затем тишина как обычно значит вовсе невыносима
как чистота рождённая попросту из отчаянья
когда о ком-то мы думаем без него оставаясь.
Александре Ивановской
Не жалуйся в письме
не пиши что судьба тебя лягнула
нет на земле безвыходного положения
если Бог закрывает дверь — то открывает окно
передохни смотри
падают из облаков
мелкие крупные несчастья необходимые для счастья
и у обыденных забот научись спокойствию
и забудь о себе когда говоришь что любишь
1988, 1989