О Преподобном Сергии Радонежском написано и сказано больше, чем о других русских святых. Вряд ли стоит этому удивляться: личность Преподобного столь широка и масштабна, что и тысячи бесед не хватит для разговора о ней. Подобно тому, как изумруд можно рассматривать часами, под разным углом, наслаждаясь его красотой — так и светлый образ игумена земли Русской дарит нам неисчерпаемое духовное научение. А если сравнивать один драгоценный камень с другим? Тогда впечатление еще острее, и наслаждение еще выше. Сегодня, в день памяти Преподобного, хотелось бы в очередной раз поучиться из жития подвижника, но специально оттенить мысль некоторым сравнением. Давайте мысленно поставим рядом с Сергием другого великого святого Православной Церкви, его современника — святителя Григория Паламу. Соотнесение особенностей их подвига дает пищу для некоторых размышлений.
Сергий и Григорий — два солнца, просиявшие в XIV веке. Между ними есть как сходства, так и различия. И тот, и другой — исихасты, достигшие высот духовной жизни, созерцавшие Фаворский свет. Оба имеют огромное влияние на историю Церкви. Григорий философски обосновал и в деталях описал практику исихазма, богословски объяснил феномен нетварного света, подытожил святоотеческое учение о Святом Духе, провел четкую грань между западной и восточной христианской мистикой. Сергий — создатель духовно-культурного идеала Святой Руси, возобновитель общежительного монашества на нашей земле, основатель русского старчества, духовный собиратель русского народа, «совесть» отечественного Православия. Труды Григория содержат богословский критерий православной духовной практики; подвиг Сергия обозначил духовно-нравственные основы русской святости, культуры, жизни.
Что же дальше — спросит кто-нибудь? А дальше просится для обдумывания интересный факт. Дело в том, что Григорий подробно описал свой опыт в книгах, а Сергий не написал ни строчки. Первый запечатлел свое боговидение в слове, второй явил его исключительно личным примером и немногими устными наставлениями.
Здесь уместно вспомнить о разнице восприятия христианства греками и нашими людьми. Греческая культура изначально словесна, диалогична, полемична. Христианство, как новое вино, наполнило старые мехи греческой культуры, не прорывая их, — и в то же время, не теряя своей внутренней идентичности. Форма наполнилась новым содержанием, и первозданное христианство первых веков вдруг явилось миру в новой одежде греко-римской культуры. Апостольская Церковь заговорила на языке философии, и выразила христианские богословские идеи, пользуясь старыми формами античного искусства. Религиозный опыт попросился в слова, и лег на бумагу, выраженный категориями мысли Аристотеля и понятийным аппаратом неоплатонизма. В четвертом веке Римская Империя, плавно изменяющаяся в Византию, вдруг наполнилась горячими богословскими спорами — и вела их на протяжении сотен лет. Столетия вероучительных прений дали миру откристаллизированное христианское учение, четко сформулированные догматы.
На Руси всего этого не было. Христианство пришло туда, где не было ни форм, ни содержания. Была лишь ищущая истины русская душа, с благодарностью откликнувшаяся на дар Божий — Церковь Христову. Появилось то содержание, которому только впоследствии предстояло обрести форму — и она вскоре родилась в образе домонгольской Руси. Затем наступила тьма татарского ига, через сто с лишним лет снова просветившаяся явлением Преподобного Сергия. В дебрях северных лесов зажглась лампада Святой Руси, чтобы уже не гаснуть.
В историческом смысле Григорий — это квинтэссенция и словесное выражение духовного опыта Византии, а Сергий — носитель содержания, давшего начало форме, причем грандиозного масштаба. Григорий — плод тысячелетней византийской монашеской традиции, а Сергий — корень русского общежительного монашества (почти исчезнувшего после разрушения Киева). Итак, перед нами зрелый плод Византии и корень-начаток Руси. Один пишет, говорит, спорит; другой большей частью молчит. Потому что у них разная миссия, хотя внутренняя суть и одинакова. Просто одна земля уже дала плод, а в другую вновь нужно было пересаживать корень.
Поэтому Сергий не столько говорит, сколько являет. Поэтому русская церковная культура того времени почти не имеет словесного выражения — это в основном иконы и храмоздательство. Древняя Русь свидетельствует молча. Писать, говорить, спорить будут потом. А тогда имело место переживание безмолвной встречи с Богом в тишине сердца. И это — первое и главное, без которого не наступит все остальное. Вначале опыт, потом слово. Прежде переживание веры, а потом спор о ней. Сперва благодатное озарение Духа, а потом философия.
О чем мы говорим? О смысле жизни, друзья. Именно это — смысл жизни, вектор и направление ее обозначил Преподобный Сергий для страны, которая не случайно была названа Святой Русью, а ее жители — крестьянами (христианами). На все последующие века великий печальник нашей земли начертал личным примером смысл и задачу человеческого бытия вообще, и духовный путь развития русского общества в частности. Или Русь будет стремиться к святости, или ее не будет. Или она пойдет путем, указанным великим игуменом, или потеряется где-то на бездорожье.
И вот еще что важно. Теперь на дворе не четырнадцатый, но двадцать первый век. Теперь о вере необходимо писать, говорить, спорить. Сегодня мы призваны не только являть, но и свидетельствовать. Нужен не только личный опыт церковной жизни, но и хорошее образование, знание основ своей веры. Постоянно взирая на светлый образ Преподобного Сергия, не лишним будет открыть и книги Григория. Сегодня христианин обязан быть вооружен крепкой верой, горячей молитвой, глубокими знаниями. Двадцать первый век — век информации — ставит нас перед обязанностью грамотного свидетельства о Православии. Жизнь должна срастись со словом. Выполнение этой двойной задачи станет осуществлением замысла Божьего о нас, и покажет пример произрастания обильных плодов, рожденных от святого корня.
