Отличная была погода. Та особая питерская погода в преддверии бабьего лета, когда не жарко, мягкое солнце сияет на безоблачном голубом небе, дышится легко, кругом тихо и покойно.
На скамейке сидела полная женщина, годков ей было под шестьдесят. На её распухших ногах были стоптанные домашние тапочки, одета она была в длинное платье из плотного материала, поверх которого была накинута шерстяная кофта. На скамейке справа от неё стояла магазинная банка с кабачковой икрой, в которую она окунала хлеб и ела. Первая мысль была: бездомная. Подошёл ближе — не грязная, хотя и неухоженная.
Она подняла на меня глаза, сказала: « Пять дней ничего не ела». Сказала это не жалобно, а каким-то безразличным тоном, обмакнула хлеб в банку и стала есть, не жадно, а размеренно прожёвывая. Я остановился, спросил: « И с чем это связано?» «Пять дней ничего не ела», — повторила она будто не слышала моих слов, и после некоторой паузы продолжила: « Так хочется котлетки и пюре, пюре и котлетки хочется». Она прожевала, взяла второй кусок хлеба, повторила: « Так котлетки хочется и пюре. Зашла в магазин, а котлетка 38 рублей стоит». У меня комок подкатил к горлу противный, слёзный; полез суетливо в карман, достал что было. Было сорок рублей металлическими десятками, протянул ей: «Возьмите».
Её лицо не изменилось — оно оставалось усталым и сосредоточенным. Мелькнуло в голове: »Женщина больна» За деньгами она протянула руку с хлебом, я положил деньги на скамейку. » Так котлетки хочется и пюре», — сказала она, не прикасаясь к деньгам. Я почему-то не ушёл, растерянно оглянулся, глаза мои остановились на предвыборном плакате миллиардера Прохорова. На этих плакатах так сделано, что, кажется, откуда не смотри, он смотрит на тебя. Прохоров смотрел на нас. Мне показалось, что он ядовито усмехается. Надпись на плакате гласила: «Сила в правде. Кто прав, тот сильнее»
«Котлетки хочется и пюре», — повторила женщина.
