«В среде интеллигенции она стала полуотверженной, в среде церковной — полупринятой». Это слова — о матери Марии (Скобцовой) из книги Ксении Кривошеиной «Святая наших дней», вышедшей совсем недавно.
«Сегодня перед нами стоит трудная задача — постараться понять не только саму мать Марию, но и попытаться для людей, ее не знающих, максимально приближенно выявить ее психологическую сущность», — пожалуй, так можно определить цель нового труда Ксении Кривошеиной «Мать Мария (Скобцова): Святая наших дней».
«В среде интеллигенции она стала полуотверженной, в среде церковной — полупринятой. Вероятнее всего, это происходило из-за невозможности принять ее такой, какой она была», — пишет автор и этим ставит проблему современного восприятия личности монахини, которую одни христиане уже объявили святой, а другие, в силу разных обстоятельств, пока не могут. Об «обстоятельствах», очень тактично, говорится в книге.
Автор сама не раз называет свою героиню «странной». Но странность монахини Марии (Скобцовой) приоткрывает завесу горнего мира, к которому была всю жизнь устремлена ее душа.
Эпоха Серебряного века, декаданса и переосмысления традиционных норм жизни. Драма гражданской войны. Эмиграция во Франции. Вторая мировая война и Сопротивление. Сквозь бурные времена бурно протекала жизнь матери Марии: от неверия к вере.
Николай Бердяев называл мать Марию «новой душой», имея в виду то, что она была «характерна для своей эпохи и точно ее отражала».
«Она была поэт, революционер и религиозный деятель»
Начав в петербургских салонах как поэтесса Е.Ю. Кузьмина-Караваева, безответно любившая Александра Блока, во время революции она вступает в партию эсеров, пытается участвовать в преобразованиях родного города Анапы (ее даже выбирают городским головой — вещь для молодой женщины в то время неслыханная). Потом будущая мать Мария вынуждена покинуть Россию вместе с семьей.
Во Франции начинается совсем другой этап ее жизни — как «религиозного деятеля». Елизавета Юрьевна Скобцова принимает монашество и становится монахиней в миру. Она выбирает путь деятельной христианской любви. Мать Мария обосновала организацию «Православное дело», открыла несколько приютов для обездоленных в Париже. Помогала тем, кому негде жить и некуда пойти, кто никому не нужен. Во время войны укрывала бежавших военнопленных, евреев. И так, страдая вместе со страдающими, утешая и радуясь, жила до самого конца, который настал в концлагере Равенсбрюк, где мать Марию ждала газовая камера.
Вроде бы, когда схематично пишешь о матери Марии, ее монашеский путь выглядит почти классическим. Но, как пишет автор книги, ее монашество вызывало разнообразные, полярные реакции даже у близких людей. Многие неоднозначно относятся к ней и сейчас. Кто-то вспоминает о постоянной папиросе в ее руках. Кто-то говорит о том, что мать троих детей и замужняя дама не годится в монахини. Кто-то не может простить ей близости к декадентам, Блоку и протоиерею Сергию Булгакову. Да мало ли еще причин, чтобы не любить мать Марию?
А у многих церковных людей неприятие вызывала ее исступленная самоотверженность, — замечает Ксения Кривошеина. «Многие русские эмигранты относились к ней с недоверием и недоброжелательно, ее монашество многих шокировало, а церковная благотворительность была настолько нова в те годы, что вызывала недоумение и ропот». Автор книги никого не опровергает, ничего не замалчивает и почти не защищает свою героиню — героиня защищается сама.
Церковная благотворительность была настолько нова в те годы, что вызывала недоумение и ропот
«О чем и как не думай, — больше не создать, чем три слова „любите друг друга“, только до конца и без исключения, и тогда все оправдано и вся жизнь освещена, а иначе мерзость и тяжесть», — это слова матери Марии, которые она записала после смерти своей маленькой дочери Настеньки в 1927 году. В 1931 останки девочки были перезахоронены на Сент-Женевьев-де-Буа. После возвращения с кладбища, тогда еще Елизавета Юрьевна пишет: «Мне открылось другое, какое-то особое, всеобъемлющее материнство. Я вернулась с кладбища другим человеком. Я увидела перед собой новую дорогу и новый смысл жизни».
Новая дорога и новый смысл жизни — это «Православное дело», приюты, храмы, расписанные руками матери Марии. Рыдание с плачущими, радость с радующимися, помощь каждому. «Мы собрались не для теоретического изучения социальных вопросов в духе Православия — мы хотим поставить нашу социальную мысль в теснейшую связь с жизнью и работой. Вернее, из работы мы исходим и ищем посильного богословского ее осмысления».
Что важнее в монашестве — аскетика или дело? Это было частой темой размышлений и книг матери Марии. Для себя она отвечала на вопрос так: «Помощь возможна только в любви к этим потерявшимся и пьяненьким, помощь в отказе от своих белых одежд... Путь к Богу лежит через любовь к человеку, другого пути нет. На Страшном суде меня не спросят, успешно ли я занималась аскетическими упражнениями и сколько положила земных и поясных поклонов, а спросят: накормила ли голодного, одела ли голого, посетила ли больного и заключенного в тюрьме».
«Помощь возможна только в любви к этим потерявшимся и пьяненьким, помощь в отказе от своих белых одежд... Путь к Богу лежит через любовь к человеку, другого пути нет»
Известна история, как мать Мария, еще не будучи монахиней, приехала в одно шахтерское поселение, чтобы побеседовать с шахтерами о религиозной жизни. И увидела измученных людей, которые недобро смотрели на нее. А один из них сказал ей: «Вы бы лучше нам пол вымыли да всю грязь прибрали, чем доклады читать!». И мать Мария стала убирать грязь. За ней в молчании наблюдали. Когда она окатила платье водой, кто-то подал ей свою куртку. Лед растаял после этого и разговор состоялся. Более того, там мать Мария нашла среди работяг русского эмигранта, который больше не мог выносить тяжелых условий труда на шахте, и помогла ему — отправила к своим знакомым, где можно было восстановить свои душевные силы.
«Все больше убеждаюсь в том, что мне дано жить не во дворце Хозяина, а где-то подальше, на хуторах. Роль моя чисто инструментальная. Когда я постриглась, я думала, конечно, о своей „духовной жизни“, но вот с тех пор как я стала монахиней, я поняла: Бог сделал меня орудием, чтобы с моей помощью расцветали другие души». Эти слова матери Марии как нельзя более ясно дают представление о ее сущности, о смысле ее жизни.
При этом в книге Ксении Кривошеиной есть много свидетельств о том, что мать Мария жила очень насыщенной духовной жизнью. Она потеряла троих детей, она видела многое из того, что сокращает человеческий век. Ее страдания были огромны — так же, как и страдания тех, кому она изо всех сил пыталась помогать.
Ксения Кривошеина создает полотно жизни матери Марии (Скобцовой), прослеживая мотивы ее судьбы. При этом автор оставляет множество нитей, по которым можно идти дальше — осмысляя и узнавая свою героиню, святую наших дней. И дело тут не богословском осмыслении трудов матери Марии. Она просто необходима нашему миру, где каждый живущий человек отчаянно нуждается в исступленном самопожертвовании другого, во всеобъемлющей любви и утешении.
