В 2014 году мы стали очевидцами страшного события — легализации фашизма. Ультраправый переворот и геноцид русских на Украине были поддержаны ведущими западными странами. США и Канада демонстративно проголосовали против резолюции ООН о недопустимости героизации нацизма. Это знаковое событие означает, что либеральное общество вступает в состояние неоархаики, как это имело место в 1930-е годы.
Давно обращало на себя внимание постепенное превращение понятия «фашизм» из научного термина в пустой эмоциональный ярлык, который политики и блогеры использовали в перепалках по любому поводу. Сегодня резкое похолодание политического климата ощутимо, но не все готовы признать очевидное: фашизм реабилитирован, русскому обществу объявлена война. В России период «отрицания болезни» затянулся, и это тревожный факт.
Необходимо восстановить в правах понятие «фашизм», напомнить о его подлинном содержании.
Когда-то термин «фашизм» обозначал локальное явление — режим итальянского диктатора Бенито Муссолини. Позднее он поменял смысл и стал синонимом нацизма (национал-социализма) Третьего рейха. В течение 1950–1990-х западная политология стала называть фашизмом любой репрессивный режим и отождествляла его с паранаучным термином «тоталитаризм». Это было сделано для того, чтобы объединить нацизм и коммунизм, явления идеологически полярные и имеющие разные социальные базы. В одном случае — крупную буржуазию и средний класс, в другом — пролетариат и городские низы.
Теория бинарного тоталитаризма не имеет серьезного научного статуса. Термину «фашизм» сегодня возвращен его исторический смысл. Это синоним расизма и всех его разновидностей — культур-расизма (идея культурного превосходства), социал-расизма (идея социального неравенства как от природы данного разделения людей на господ и холопов) и т.п.
Основная идея этих доктрин одна: миф превосходства и принцип «градации человеческого материала». При этом всегда находится группа, в отношении которой «закон не писан» и «всё дозволено».
Фашизм направлен против той части идентичности, которую человек не может изменить, — этнической. Этим он принципиально отличается от обычного авторитаризма, требующего к себе идеологической лояльности. Фашизм не оставляет человеку никакого «или». Именно поэтому теория двух тоталитаризмов, пытающаяся соединить фашизм и коммунизм, — кощунственна.
Обычно выделяют несколько признаков фашизма. Так, итальянский философ Умберто Эко насчитал их 14. Но такой подход лишь размывает предмет разговора. Миф превосходства — важнейший признак. Остальное факультативно. Дополнительные определения порождаются желанием «прицепить» к фашизму что-то еще.
Например, «национальную гордость». Нормальные люди гордятся своим народом и его культурой, но не стремятся уничтожить другие народы. В этом отличие национализма от нацизма.
Или «традиционализм». Если бы дело было в традициях, народы бы веками пребывали в состоянии фашистской лихорадки. Традиция — враг «голоса крови», в ней нет логики исключения, а фашизм этой логикой живет. Не случайно он связан с протестантской линией в христианстве и ее идеей «избранности ко спасению». Помимо идеи исключительности, фашизм рожден духом обновления, уничтожения слабого и «ненужного» ради победы силы, новизны и рациональности. Повторю: традиция — главный враг фашизма.
Идея сильного государства сопутствует фашизму, но не определяет его. Олимпиада 1936 года, «Олимпия» Лени Рифеншталь — это символы сильной государственности. Но фашизм Гитлера заключался не в Олимпиаде, а в Нюрнбергских расовых законах, казнях славян, евреев и цыган, планах колонизации восточных территорий.
Да, война 1941–1945 годов была противостоянием авторитарных государств, но лишь с немецкой стороны она была войной этнической. Намерений проводить геноцид «неполноценных арийцев» не было ни у советских солдат, ни у Иосифа Сталина.
В Европе в последние десятилетия было модно рассуждать о фашизме как «реакции на большевизм». Действительно, рост влияния левых идей в Европе первой половины XX века вызвал активизацию ультраправых сил. Но корни фашизма куда древнее марксистских и большевистских. Фашизм возник как оправдание колониальной экспансии. Гитлер не придумал ничего нового. Он лишь перенес с окраин мира в центр Европы кровавые колониалистские методы англичан, французов, испанцев... и сделал уничтожение людей быстрым и технически совершенным: газовые камеры, массовые захоронения.
Режим 1930-х годов в Германии — законный ребенок европейского либерального капитализма. Но этот вывод серьезно ранит европейское самосознание. Такие идеи жестко табуированы. Но шила в мешке не утаишь. Авторы левого направления всё чаще развивают эту идею.
Сегодня мы наблюдаем архаизацию общества и скольжение его к состоянию «новой дикости». Отсюда рассуждения европейских политиков об Украине как «форпосте цивилизации». Впрочем, утверждение, что Россия «не соответствует демократическим стандартам», уже вряд ли может кого-то обмануть. Эвфемизмы — продукт языка, а не политической реальности. Эта фраза маркирует Россию как «неполноценное» государство, населенное «неполноценными» людьми — ватниками, колорадами. Неофашистская модель в рамках либерализма часто выстраивается путем смещения границ толерантности. На одних толерантность распространяется, на других — нет. Условием защиты прав одной группы является уничтожение прав другой.
Политический миф о глубинном противостоянии либерализма и нацизма всегда опровергался независимыми историками. Сегодня этот миф окончательно дискредитирован.
Родство двух идей — фашистской и либеральной — очевидно. Обе они восходят к идее естественного отбора, перенесенного на человеческое общество. Иначе говоря, сильнейшие должны выживать за счет слабейших. В эпоху социализма эту доктрину принято было называть «социал-дарвинистской». Действительно, принцип «сохранение приспособленных рас», перенесенный в общественные науки, вылился в принятие Нюрнбергских законов, призванных охранять «чистоту расы и крови» — «Закона о гражданине рейха» и «Закона об охране германской крови и германской чести».
Возвращение фашизма — признак определенных исторических ожиданий. На эту меру экономические элиты идут ради отсрочки финала мирового кризиса. Но в итоге фашизм приведет западное общество к краху.
Комментарии
они сами суть фашисты
Светлана Коппел-Ковтун, 07/04/2015 - 10:38
Вот с этим окончательным выводом не могу согласиться. Элиты, судя по всему, сознательно создали кризис ради установления своих античеловеческих порядков. Кризис - внешний повод для этого. Они мнят себя богами. Фашизм - не просто инструмент, они сами фашисты и даже сатанисты, если верить компетентным аналитикам.
В защиту "варваров". О книге Щипкова
Светлана Коппел-Ковтун, 07/04/2015 - 10:49
В издательстве "Алетейя" в Санкт-Петербурге вышла книга Александра Щипкова "Традиционализм, либерализм и неонацизм в пространстве актуальной политики".
"У современных либералов нет иной морали, кроме самой архаичной античной идеи противостояния "цивилизации и варварства", и связано это с обращением западных элит к новым формам колониализма, которые были абсолютно невозможны в период соперничества двух социальных систем во второй половине прошлого века. До ХХ века идеология европейского колониализма оформлялась в выражениях вроде "бремени белого человека" и "необходимости цивилизовать дикарей". "Этот лексикон устарел именно тогда, когда набирал силу марксизм. Под его влиянием такие явления как мировая зависимость и мировое неравенство были впервые описаны на языке политэкономии", – подчеркивает автор. Если во времена холодной войны речь шла о противостоянии идеологий и социально-политических систем, то сейчас, после распада советского блока, либеральный мейнстрим вновь возвращается к доктрине открытого колониализма.
Обращаясь к анализу причин роста влияния крайне правых неофашистских и неонацистских движений в современной Европе, Щипков критикует миф западных политологов правого толка о том, что фашизм был всего лишь ответной реакцией на коммунизм. "С исторической точки зрения фашизм отнюдь не является реакцией на коммунизм, вытекает из условий и политико-экономических факторов либерального капитализма", – отмечает Щипков. Автор убедительно доказывает, что наиболее точное определение классовой сущности фашизма было дано в 30-е годы ХХ века лидером болгарских коммунистов Георгием Димитровым. "Фашизм – это открытая террористическая диктатура наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наиболее империалистических элементов финансового капитала". Главное в этом определении, считает автор, установление прямой связи между фашизмом как идеологией и властью финансового капитала. "Из этой связки следует, что фашизм есть продолжение ультраправой неолиберальной идеологии – идеологии крупного капитала. В связи с этим становится понятно, почему левые социал-демократы и коммунисты всегда подчеркивали связь между фашизмом и капитализмом, а либеральная теория "тоталитаризма" эту связь принципиально отрицала", – отмечает автор.
В главе "Бинарная теория тоталитаризма: пределы применимости" автор называет данную концепцию во многом устаревшим реликтом холодной войны.
"Возникает естественный вопрос. Зачем имея в своем распоряжении понятия "коммунизм" и "фашизм" (причем любое из них может быть предметом моральных оценок) вводить третье понятие, занимающее метапозицию по отношению к первым двум и нивелирующее их видовые признаки? Вероятно затем, чтобы уйти от исторической конкретики". А. Щипков отмечает, что "в России морально устаревшая и в значительной мере паранаучная теория двух тоталитаризмов до сих пор имеет приверженцев в среде либеральной интеллигенции".
А. Щипков, анализируя многочисленные идеологические проявления неонацизма и русофобии и прямые преступления современных украинских неофашистов – бандеровцев, выявляет причины сближения респектабельных представителей западной демократии и крайне правых сил на Украине. Он считает, что союз неолибералов и крайне правых радикалов – это не случайность и не временная тактическая уловка, а закономерность, вытекающая из их все возрастающей идеологической общности. В основе этого парадоксального на первый взгляд, но лишь на первый взгляд, симбиоза лежит апология идей социального, национального, культурного и цивилизационного неравенства. В современной Украине мы могли наблюдать, как под проевропейскими и националистическими лозунгами одновременно при поддержке западных демократий разрушались реальные демократические институты, межнациональное согласие и основы государственности. Можно вспомнить и пример Чили времен Пиночета, где для реализации праволиберальной экономического курса была установлена при поддержке США военная диктатура фашистского типа.
В тоже время вряд ли в полной мере можно согласиться с мнением автора, что "в России в отличие от США либерализм не вытекает, а идет вразрез с национальной традицией". Как известно, истина всегда конкретна. В современной России речь скорее следует вести о реакционной роли компрадорского либерализма и его политических представителей, в прошлом партий "Союз правых сил" и "Правое дело", закономерно утративших поддержку избирателей и их продолжателей и идейных наследников в лице оппозиционеров из партии РПР – ПАРНАС и "Партии прогресса" А. Навального.
Строго говоря, либерализм в эпоху буржуазных революций, а в России была одна из самых запоздалых буржуазных революций в Европе, играл безусловно прогрессивную роль. Со времен Великой французской революции с ее лозунгами Свободы Равенства и Братства либерализм выступал как идея формального равенства всех граждан в противовес феодальному консерватизму, отстававшему привилегии аристократии и монархический абсолютизм. Социалистическое движение добавило к либеральным ценностям юридического равенства людей идею социального равноправия, борьбы за социальное равенство и права угнетаемого четвертого сословия пролетариев.
Неслучайно в годы второй мировой войны именно союз западных либеральных демократий и советского коммунизма объективно защищал общечеловеческие ценности и основы цивилизации от расовой теории германского национал-социализма, с его идеологией арийского превосходства, разделения людей на высшие и низшие расы.
Следует также учитывать, что в ЕС ведущую роль играет Европейская народная партия, объединяющая консервативные и христианско-демократические партии, тяготеющие в социально-экономической политике к неолиберальным подходам. На последних выборах в Европарламент на втором месте была Партия европейских социалистов (ПЕС) и лишь на третьем либеральный "Альянс за свободу и демократию".
Обращаясь к традиционным ценностям в главе "Борьба за традицию: новая форма политической легитимизации" А. Щипков показывает, что защита их может носить как справедливый, так и глубоко реакционный характер. "Фактически правый и левый традиционализм исключают друг друга". Первый стремиться к "неоязычеству – "новому Средневековью" без христианства", а второй мечтает восстановить в правах "христианский этический слой европейской традиции". В книге подвергаются критике идеи консервативного философа Александра Дугина и его интерпретация комплекса идей отечественного традиционализма, а также архаичные взгляды правых консерваторов, выступающих под лозунгами реставрации дореволюционной монархии.
Щипков ставит актуальный вопрос о возможности синтеза социалистической идеи и традиционализма, сближения социалистов и сторонников традиционных ценностей. Будучи приверженцем идей левого традиционализма, автор закономерно обращается к наследию русских славянофилов, народников и эсеров, христианских социалистов. Для приверженцев традиционных ценностей путь только один – влево, считает А. Щипков и выступает за синтез христианских, гуманистических и социалистических идеалов.
В заключение книги А. Щипков делает важный вывод, который как бы подводит итог всех его размышлений. "Чтобы выйти из кризиса, мировой системе придется перестраиваться, менять идеологическую компоненту. Но сделать это в рамках "классического либерализма" уже невозможно". Поэтому возникает реальная угроза и соблазн перехода транснационального капитала, который автор называет "диспетчерами системы", к архаичным и репрессивным формам правления. И с этой оценкой трудно не согласиться.
Борис Романов