Омилия

Душа моя, душа, в грехах покайся,
Покайся без лукавства, прослезись,
Очистившись от грязи, возвращайся,
На Богом утвержденные стези.

Душа моя, душа, в грехах покайся,
Покайся, безрассудством не гневи
Создателя вселенной. Подвизайся
На поприще спасительной любви.

Душа моя, душа, в грехах покайся,
Покайся, узы мрака разорви,
К Источнику бессмертья устремляйся,
Навстречу Свету руки протяни.

Душа моя, душа, в грехах покайся,
Покайся и за все благодари
Христа и никогда не возвращайся
На гибельные для тебя пути.

31.12.1999.

Лежала веточка с куста
на снежном насте, на морозе.
Её с собой я унесла,
ростком он рос на чьей-то розе.
Его хозяйка оторвав,
освободив кашпо немножко
и ветки розы подвязав,
швырнула веточку в окошко.
Но вырос он в добротный куст,
дарящий радость мне и людям.
Он будоражит столько чувств,
даёт окраску серым будням.

           *  *  *  *  *
Так в нашей жизни суетной
мы часто тех не замечаем,
кого, переступив порой,
мы на морозе оставляем.
И застывают на снегу,
душой прекрасные отростки.
Мы рассуждаем на бегу -
откуда взялись отморозки?

«У меня не тот статус», — кричал статус,
когда его просили послужить человеку…

Люди, имеющие статус, нередко к нему равнодушны. Чаще пекутся о статусе люди, его не имеющие или зарящиеся на чужой.

Но повстречался мне как-то статус, загнавший своего человека в могилу. Всю жизнь тот несчастный бегал, стегаемый кнутом статуса, так и погиб в рабстве.

А бывает, что человек живёт долго и переживает статус, и тогда скорбит всю оставшуюся жизнь о своей утрате. Но если человек умирает раньше статуса, то иногда статус живёт вместо человека, даже выдаёт себя за человека — и ему многие верят.

Бывает, статус подолгу бегает за человеком, но не догоняет. Бывает, наоборот, человек безрезультатно бегает за статусом, а тот прячется от него, как от чумного.

Бывает, человек рядится в маскарадные одежды и маски статуса, швыряет в лицо другим свои маскарадные принадлежности и требует чтобы его считали статусом.

Я часто слышу в спину смех,
Мне от него не по себе,
Но слава, Господи, Тебе,
Ты видишь всё и знаешь всех.

В Вифезде брошенный больной,
Все тридцать восемь лет лежал,
А Ты сказал: ступай домой,
И он счастливый тут же встал.

Кровоточивая жена,
Поиздержавшись на врачей,
Коснувшись ризы, лишь, Твоей,
По вере вмиг исцелена.

За всё добро исход суда –
Живьём на Крест, а Ты молчал.
Висел, терпел и всех прощал,
А мы прощаем не всегда.

Всю землю Кровью освятил,
Всё до последнего отдал.
Прости меня и дай мне сил,
Я раньше многого не знал…
2011

За все Тебя благодарю,
за неразгаданную радость,
за долгожданную зарю,
за поцелуев наших сладость.

За треск поленьев у костра,
За песню друга и отраду,
За то, что ночь порой светла,
И что любимому я рада.

За то, что плачу иногда,
Смеюсь сквозь слезы и мечтаю,
За то, что ласкова всегда,
Со мной трава полей простая.

Что время есть и будут силы,
Что наши малые друзья,
порой смешны и сердцу милы,
что по воде луна, скользя,

рассыплет щедрою рукою,
кусочки света и душа,
что рождена в сей мир одною,
сейчас за нежностью спеша,

познает миг простой отрады,
и, напоенная росой,
я жизнь, как счастье и награду,
познаю грешною душой.

       Как только отец Петр вошел в храм, дежурная Пелагея рассказала ему о том, что уже несколько раз приходит какой-то бездомный и говорит, что хочет увидеть батюшку. Посидит тихонько, посокрушается, что не может застать его, и уходит.
       Пришла поминальная мясопустная суббота. В храме собралось множество людей, среди которых отец Петр заметил бездомного с палочкой, усердно крестящегося после каждого молитвенного прошения.

Вечер ложится на наши плечи…
Скоро наступит беззвёздный мрак.
Давайте, осудим, и станет легче –
Может сплотить не сплоченных враг.
Давайте, осудим поврозь и скопом,
Громко – внешних, тихонько – мать.
Глянем потухшим, усталым оком –
Что ещё можно поосуждать?
Мы утончённы, а эти – грубы
(Это же ясно – любой поймёт!).
Нам лишь свои бесконечно любы,
Для остальных – кулаки и лёд.
Клетки единого организма,
Мы уничтожим друг друга зло.
«Я себе истина и отчизна,
Я себе радуга и весло!»
Близкие – лишь продолженье эго:
«Сбились с дороги? А ну, назад!
Я себе альфа и омега,
Лево и право, перед и зад…»
Давайте, осудим глупцов, уродов,
И красоту обоготворим,
Выпрямим вечно кривые тропы
(То есть – по-своему искривим).
Давайте, осудим, и станет проще
Жить и «возвышенно» умереть.
Надо покруче, надо пожёстче!
Важно ль, что за осужденье – смерть?
…Давайте, судить никого не будем,

Обрывки порванных

невысказанных фраз,

осколки полудня,

сжат углеродный газ –

его не выдохнуть,

не склеить рваных слов,

застыло облако -

потерян Бог.

И в одночасицу

мир - тот, что был цветной –

покрыла п-у-с-т-о-т-а.

«Адам Мой,

что с тобой?»

Своим безумием

пугает нагота

души потерянной.

Печальный Райский Сад

как прежде бережно

с любовью к сотворцу

своей смоковницей

прикроет наготу…

Но листья Райские

не выдержат греха –

ризы изгнанников

уж кожа и меха…

Земля из тернии

да муки матерей,

вся жизнь в преддверии

у Райских сих дверей…
 

Не до пиру и крутых застолий,
Где за подхалимом, подхалим…
От людей хотелось ей на волю,
К ангелам наверх, и только к ним.

Был момент, но в спячке не успела.
Без борьбы не очень-то везёт.
Ешь и пей, пока не надоело,
Тело-крыса всё подряд сгрызёт.

Здесь ему раздолье  выше крыши,
Плоть гуляет, доброе круша,
А ночами кровью сердца пишет,
Злую правду чья-нибудь душа…
2011

Успокой мою, Господи, душу.  
Дай мне с миром и верой уйти.
Протяну я с мольбой к тебе руку
Помоги мне, Господь, и прости.

Дай мне время исправить ошибки,
Я их вижу с вершин своих лет.
Жить по правилам с первой попытки –
Помоги мне открыть сей секрет.

Помоги мне забыть злые распри,
И помочь тем, кто помощь просил.
Научи, как спастись от проклятий,
Всех простить, кто с бедой приходил.

Успокой мою, Господи, душу,
С миром в сердце меня отпусти.
Твой завет никогда не нарушу,
Сколько б мне не осталось пути.
    

Капризный цветок
Одной матушке подарили цветок. Розовый цветочек в розовом горшочке. Такой милый цветочек. Взяла его матушка, понюхала разок-другой да на стол кухонный и поставила – пускай стоит. Удобно – всегда видно его, полить можно в любое время. Стоял цветочек, стоял на столе, да заскучал. Стали у него листики желтеть, да головка розовая поникла.
-Что с цветком? – подумала матушка – наверное, ему здесь очень тепло.
Подумала так матушка, поразмыслила, и поставила цветок на балкон. Там теперь ему место – пускай стоит. Постоял цветок денек-другой на балконе. Да, хорошо там – свежо, ветерок играет с листиками, с высоты видно другие деревья и цветы в окнах ближнего дома. Все хорошо вроде, да только головку свою поднимать нашему цветочку не хочется.
-Что с цветком? – удивилась снова матушка. Удивилась матушка, да сказала: – наверное, ему здесь слишком холодно.
Переставила цветок в комнату на подоконник. Пускай – стоит. В комнате уютно, на стенах каритины висят, часы тикают. Стой себе и цвети! Но нет – наш цветочек и здесь киснет.

На нашу детскую площадку приходит играть мальчик Миша. Такой весёлый мальчик, всё время смеётся. Бежит, как-то девочка Таня по дорожке, споткнулась и упала. Больно девочке, ссадина на коленке. А Миша запрыгал вокруг неё, пальцем показывает и хохочет:
- Коленку разбила, и нечего тебе не больно, и не больно!
А недавно, вышла она на улицу с красивыми воздушными шариками. Но, вдруг, Таня нечаянно выпустила верёвочку, к которой были прикреплены шарики и улетели они в синее небо. Расстроилась Танечка, заплакала, а Миша опять смеётся:
- Так тебе и надо, теперь у тебя нет красивых шаров, они улетели!
Прыгал он и скакал, пока не поскользнулся и упал. Да так сильно упал, что коленку до крови ушиб! Больно ему стало так, что он заплакал. Подбежали к Мише ребята и не поверили, что ему больно. Стали смеяться, пальцами показывать.
- Коленку разбил, и не больно, и не больно тебе!

Было утро. Морозное утро. Изо рта вырывался пар и, принимая причудливые очертания, таял в чистом воздухе. Отец Николай шел уже знакомой дорогой в детскую городскую больницу. Он был здесь неделю назад. Приносил детям подарки. Рассказывал им о Рождестве, о Христе. Запало ли что в эти детские души или все пролетело мимо? Одному Богу ведомо. На сегодня у него были совсем другие планы, хотел поработать с книгами. Но вечером позвонила Вера Павловна — заведующая отделением:
— Приходите. Ждем. Нужна ваша помощь. Они все посходили с ума.

Вот и все. Что там случилось за неделю?

Дверь открыла щупленькая санитарка, ворчливая и угрюмая. Он разделся в ординаторской и пошел через коридор в кабинет главврача. Вера Павловна предупредила, что сегодня обхода не будет. Больничной тишины не было, хотя все дети и были по палатам. Но дети есть дети. Неожиданно перед отцом Николаем из открытой двери вылетела подушка. Следом за ней выскочил заплаканный малыш. Поднял подушку и с обидой в голосе к кому-то невидимому за дверью:

Слепец не знал об Иисусе, что Он есть Богочеловек. Слепец, наверное, слышал о некоем проповеднике, пророке может быть. Может быть, кто-то называл в его присутствии Христа мессией. Но человеку, который слеп, привычно не доверять не только окружающим, но и даже окружающей обстановке; человек, который живет в темноте, которая со всех сторон его окружает, склонен не доверять чему-то новому. Он привык жить в тех рамках, в которые вогнала его его сложная жизнь. И вот он слышит, что тот проповедник, о котором он когда-то от кого-то услышал, тот, может быть, пророк, который совершил многие чудеса в Израиле, проходит мимо него.

Лежит последний снег скрипучий,
Меж берегами серый лёд.
Мороз ещё довольно жгучий,
Кусает утренний народ
В последний раз. Весна вот-вот.

К обеду март возьмётся плакать
И солнца тёплые лучи,
Растопят снег и будет слякоть
Да по обочинам ручьи,
А сверху запоют грачи…

И вот за городом степенно,
Всю зиму будучи немы,
От резкой, сильной перемены,
Ожили старые холмы,
Как-будто не было зимы…

Там у подножий их орешник,
Кизил, шиповник, абрикос,
Кусты смородины, черешня,
Всё то, чем я дышал и рос,
Привет весна. Прощай мороз.
2011

Во время чтения Великого канона,
Струятся капли воска, словно слезы по свече!
"Избави нас греховного полона",-
Взывает сердце с каждою минутой горячей!

Оставь пустые споры-разговоры,
Не причиняй словами и делами боль,
И вспомни о печальной участи Содома и Гоморры,
В тех городах где «праздник грохотал» теперь лишь соль!

И если ты в своей гордыне,
И поучал людей, и даже притеснял,
То вспомни об Адама старшем сыне,
Как возгордившись, он проклятие снискал

Старайся "суд" над человеком не вершить,
Оставь его поступки Божьей воле!
На всякий час старайся меньше согрешить,
Приобретая этим для души своей благую долю! 

Настало время для творенья добрых дел,
Прощения обид и искренней любви!
И если ты обидеть ближнего посмел,
То, примирившись с ним теперь, ты злое не твори!
03.03.2011
 

Сын на занятия ушёл
В глубины чёрного провала.
Накрыт к его приходу стол.
Война – не много и не мало.
Дочь на свидание ушла,
В прихожей платье поправляя,
Застёжку нервно тормоша.
Придя с войны, просила чая.
Тревожная спустилась ночь,
Жду – от вторженья вздрогнут шторы.
Они – бойцы. Как им помочь,
Сапёрам улицы и школы?
И думалось: вот мой окоп,
Я отсиделся, независим
От ратных огненных хлопот.
А с фронта нету, нету писем…
 

Сегодня многие, и не только православные христиане, говорят о том, что в России нужно возрождать духовность. Замечательное пожелание! Только вот что нехристианский мир понимает под словом "духовность"? Совпадает ли это понятие с тем, что вкладывает в него Православная Церковь - духовная наставница Русского народа на протяжении более чем тысячелетия? Боюсь, что нет. Религиозная всеядность, входящая в наше сознание через многотиражные издания, в которых соседствуют рассказы о библейских событиях и практические рекомендации по "сексуальным отношениям", православные молитвы и языческие заговоры, интервью со священнослужителями и политические призывы (в т. ч. противоречащие русской культуре). Под видом культуры молодому поколению предлагается откровенная антикультура (по выражению митр. Кирилла), под видом духовности - святочные гадания и заговоры "на любовь".