Омилия

Всю ночь на Рождество шел снег, а утром случился такой мороз, что окошки затянуло белым искристым узором. Начались Святки. Сережа с отцом Александром повезли в детский дом рождественские подарки. Батюшка поздравил ребят с праздником и подарил каждому Библию для детей и молитвослов. После этого в большой светлой комнате все сели пить чай с пряниками и домашним вареньем. В углу комнаты переливалась разноцветной гирляндой нарядная елка.

Рядом с Сережей сидел мальчик и сосредоточенно ел варенье, изредка запивая чаем.

— Я вообще люблю сливовый джем,— вдруг сказал он.— Еще пироги с капустой и грибами. У меня мама их здорово готовит… А у тебя есть мама?

— Конечно, есть,— растерянно ответил Сережа.

Передумал, никуда не поеду.
Обойдутся в этот раз без меня.
Отключаю с миром связь до обеда,
Недоступен никому на полдня…

Постаралась хорошо ночь-зануда.
Я с ней спорил, тратил силы, а зря.
Отчужденье, как назло, ниоткуда
Прицепилось, да поймут всё друзья.

Вижу, знаю, одному – это слишком,
Только я ведь никого не виню.
Засиделся, дальше чувствую – «крышка»,
Трубку в руку, набираю, звоню:

«Где вы, люди, запропали – встречайте,
Что-то кисну я в домашней среде!»
Отмечаюсь, по привычке, на сайте
И на волю весь, к друзьям и воде.
2011

Я в дом вошёл…
           Сперва хотелось плакать:
И тьма, и страх
           Встречали здесь меня.
Но свет зажёг…
            И то, что слыло мраком,
Предстало вновь –
           Как праздник бытия.

31.08.2010 г.
 

Под лаврской сижу колокольней
Свой взор поднимая горЕ
Где место найти мне привольней?
Где душу излить бы Тебе?

Ты мир весь Собой наполняешь
Ты всякую душу блюдешь
Я знаю, меня не оставишь
К Себе навсегда Ты возьмешь

Ничто, ни беда, ни страданья
Заставить не смогут меня
Забыть про великое знанье
И в сердце забыть про Тебя.

Какое же все-таки счастье
С Тобою всегда пребывать
Сидеть у ворот святой Лавры
И сердцем Тебя прославлять!
 

20. 05. 2001 С-Посад, иер. Андрей Ефанов

Тема, до боли сердечной щемящая…
Холст – проводник наш в святое, прошедшее.
Ранит эскизами «Русь уходящая»,
Русь уходящая, но не ушедшая.
Ясное дело, что мало приятного,
Если эпоха грешит да не кается.
Из-под асфальта, катками примятого,
Руша структуру, цветок пробивается.
Церковь растет там, где злобилось капище,
Промыслом Божиим соткано Дивное.
Будет когда-то наложена лапища
На нерушимое и неделимое –
Грянут невзгоды. Но сказано Господом:
«Не одолеют тебя врата адовы».
Пусть же хоругвей возносятся лоскуты
И воздымаются храмы громадами!

Летом, когда в школе у Сережи шли каникулы, а мама с папой взяли отпуск, у Кирилловых встал вопрос о том, куда поехать отдыхать. На семейном совете было решено пожить и поработать в одном из восстанавливающихся монастырей. Старинная обитель находилась в красивейшем месте, на берегу живописного озера. В монастыре жил всего один монах — отец Амвросий. Это был человек могучего телосложения, с седой бородой, распахнутой на оба плеча. По приезде в обитель маму благословили готовить еду в трапезной, а папа помогал ремонтировать обветшалые монастырские кельи. Сережа прислуживал в алтаре и каждое утро ходил на рыбалку.

1

Смирю гордыню, лад чтоб не иссох,
Добру раскрою искренне объятье.
В домах смиренных почивает Бог,
В дворцах же гордых множится проклятье.

2

Взращу в душе страданий зёрна,
В скорбях ведь истые радетели:
И в них, терпя как розы в тёрне,
Смиренно зреют добродетели.
 

Как просто, верно, мудро как –
Все что со мной происходило –
Узор по жизни выводило,
Узор бесхитростный, простой.
И то, о чем переживала,
О чем жалела и роптала -
Вдруг вышло – было нитью главной,
Самой красивой, золотой.
И где-то гладью, где-то штопкой
Узор-то смелый, а то робкий
Украсил жизни полотно.
Но я сама не вышивала,
Я лишь иголкою бывала
В Руке, что нить в меня вдевала,
Событий нить в мое ушко…
 

В храме прохладно и темно. Перед иконами поблескивают свечи. Три женщины с большими круглыми животами сидят на лавочке напротив иконы Матери Божией. Мимо проходит двое мужчин. Один из них рослый, с бородой, что-то говорит другому. Мужчины заходят в маленькую дверь в стене, неизвестно куда ведущую. Три женщины встают. Шепчутся.

Она из них, в цветастом платке, держась за свой живот, подходит к молодой девочке-церковнице, чистящей подсвечник возле иконы. Две другие женщины становятся с ней рядом.

Женщина с животом в цветастом платке: Скажите, это батюшка был?

Девочка: Да, батюшка.

Все три женщины с животами всплескивают руками.

Женщина в цветастом платке: (огорчено произносит, обращаясь к другим женщинам) Пропустили!

Женщины вздыхают. Девочка продолжает молча чистить подсвечник.

Женщина в платке: Простите, а вы могли бы его позвать?

Девочка: (отрываясь от подсвечника) Кого?

Женщина в платке: Батюшку.

Ветер, плачущий о счастье,
Снег, летящий свысока,
Мы, измученные страстью,
Смотрим снова в облака.

Ищем в них знаменья веры,
Тает снег, слабеет грусть,
Мы, любившие без меры,
Бросим времени: «И пусть!»

Пусть проносятся столетья,
На губах оставив соль,
В их ушедших многолетьях,
Затерялась наша боль.

Позабылись все разлуки,
И, стирая пыль времен,
Мы, как радость, наши муки
В песне счастья пропоем!
 

Каждый нормальный человек мечтает прожить максимально долго. Стремиться к этому — естественно и желать — незазорно. Но, опять же, всякий знает, ясно осознает, что долгая жизнь необходимо сопряжена со старением. В этом — раскол нашего желания: жить хочется долго, но не стареть, или как-нибудь не очень стареть. Старость симпатий не вызывает и, более того, современная культура вообще старается получше укрыться от этой реальности, не видеть её, не замечать. Старым быть стыдно. Потому что старость не может быть красивой по определению, ибо сама есть уродство, безобразие и предвестник смерти. А ещё это — немощи, болезни, беспомощность, иногда — маразм. И наоборот, современный западный мир одержим культом молодости, доходя в этом поклонении до жутких крайностей, когда всерьёз предлагается взрослым людям не учить детей, а самим у них всему учиться, прислушиваться к их мнению и без конца защищать их права и поощрять свободы. Так где же вы хотите отыскать эту красоту старости, когда само это выражение кажется абсурдным и противоречивым?

Какой укор нам ─ трудница пчела!
Нам у неё учиться бы двужилью,
Сбирать нектар, чтоб Божья жизнь цвела,
И за укус расплачиваться жизнью.
 

Мой младший брат в детстве сильно страдал ушами. Уж как его только ни лечили, к каким врачам ни водили — промывали, закапывали, прикладывали — все без толку — мучается ребенок и все тут! Посоветовали обратиться к одной старушке. Шепчет. Заговаривает. Говорят, многим помогла. Пошептала она и над моим братиком: болезнь успокоилась и быстро прошла. И это типичный случай: многие вспомнят подобные истории о безымянных бабушках-шептушках, которые лечили, и довольно часто их помощь была вполне реальной. Однако всем известно, что православная церковь запрещает обращаться к таким людям, называет их колдунами, ведуньями, а некоторые священники прямо говорят, что эти лекари используют в своей практике силу бесовскую. Но бабушка, к которой когда-то обращались мы, ходила в церковь, в доме у нее были иконы и шептала она, как свидетельствуют очевидцы, обычные православные молитвы и, если бы ей сказали, что она лечит нечистой силой, бабушка, наверное, сильно бы удивилась и даже испугалась.

Отец Андрей медленно шел по безлюдному двору Н-ского женского монастыря и вслушивался в царящую вокруг тишину. Хотя это была отнюдь не полная тишина. Ее нарушали щебетание ранних птиц и шум деревьев, что росли возле храмов и монастырских корпусов. А вот в пруду, который он только что миновал, вдруг плеснула вода… Наверное, это рыба, которой наскучило шумное общество ей подобных, решила хоть миг, да побыть в одиночестве, глотнуть еще по-ночному прохладного воздуха, посмотреть на небо и тоже послушать тишину…