Вы здесь

Встреча в Кремле (продолжение)

   Долго ли они шли или нет – Дима не знал. Бывают минуты, которые кажутся нам часами. Наконец Василиса остановилась перед какой-то дверью, трижды постучала в нее костлявым кулаком – тук-тук-тук. Звякнула щеколда и дверь открылась, пропуская мамку. Дима подкрался к двери, приоткрыл ее… и в очередной раз убедился в коварстве Василисы. Ведь она же клялась царице Марии, что немедленно отправится к царевичу. И солгала. Она спешила вовсе не к нему, а… Кто этот человек?  

   Посреди комнаты, горделиво подбоченясь, стоял широкоплечий мужчина средних лет, в длинном бархатном кафтане кроваво-красного цвета с темным меховым подбоем. На его косматой макушке красовалась лихо надетая набекрень маленькая круглая шапочка из золотой парчи. Несмотря на богатый наряд, незнакомец смотрел злобно и свирепо, как разбойник с большой дороги, переодетый знатным человеком. Глядя на него, Дима воочию убедился в правоте бабушкиного присловья – волк и в овечьей шкуре остается волком. Но кто же этот человек? И что связывает его с Василисой?

  -Здрав будь, Михайлушко! – с поклоном приветствовала его мамка.

  Вот как! Выходит, это собственной персоной дьяк Михаил Битяговский, верный человек Бориса Годунова. Похоже, они с этой Василисой давние друзья-приятели… два сапога - пара.

   -Чего долго не шла? – буркнул Битяговский, не удостоив мамку царевича ответным приветствием. – Я уж заждался..

  -Значит, поважней дела были. – огрызнулась Василиса. – А куда нам спешить-то?  Тише едешь - дальше будешь.

  -Как наша государыня-матушка поживает? – ехидно поинтересовался дьяк.

  -Как всегда. Жалуется на судьбу да Бориса Годунова клянет. Мол, кабы не он, вместо Федора сидела бы она на Москве царицей. Да грозится расквитаться с Борисом, когда ее сынок царем станет.

  -Доживем-увидим… - зловеще усмехнулся Битяговский. – Ну что, сделаешь завтра, как мы договорились? Только смотри, на сей раз не оплошай.

  -А когда это я оплошала, Михайлушко? Когда ты мне велел царевичу в еду зелья ядовитого подсыпать? Я-то все сделала, как надо, а что из этого вышло? Нянька царевича тогда остатками еды с его тарелки решила полакомиться, немного и съела, а что с ней потом случилось, сам помнишь… А сам царевич жив-живехонек, и отрава ему нипочем. Прямо чудо какое-то! Так что, Михайлушко, не меня вини, а себя…

  -Ладно! Кто старое помянет, тому глаз вон. – проворчал Битяговский. – Теперь слушай и запоминай. Завтра после полудня ты выведешь царевича во двор, как бы на прогулку. А там его уже мои ребята ждать будут… Поняла?

 -Может, еще Оська, сынок мой, им подсобит? – предложила Василиса. - Так будет надежнее. Ведь царевич ему доверяет. Играют они вместе…

  -Пожалуй, ты права. Лишние руки в нашем деле не помешают.

  -Тогда, Михайлушко, я сейчас за Оськой сбегаю. Сам ему и растолкуешь, что нужно сделать.

   -Беги, да потторапливайся. А то этак скоро и ночь пройдет.

 

                                                                           *                    *               *           

 

  Скоро и ночь пройдет…

  Не по себе Диме стало от этих слов. Лишь сейчас он понял, как мало у него осталось времени для спасения царевича. А он до сих пор не отыскал его. И где его искать? Вон, тут сколько дверей… Пока-то он заглянет за каждую… А если кто-нибудь заметит его, то и вовсе все пропало. Как же, оказывается, трудно спасать кого-то не в кино и не в компьютерной игре, а на самом деле. Да, найти царевича ему сможет помочь разве что чудо. Вот только надеяться на него, похоже, не приходится.

  Придя к столь неутешительному выводу, Дима наугад подошел к ближайшей двери, взялся за тяжелое кольцо, вставленное в пасть литого бронзового льва, потянул… и в тусклом свете красной лампадки в углу просторной комнаты увидел большую кровать со свесившимся на пол розовым шелковым одеялом. На кровати сидел худощавый мальчик лет семи в рубашке и штанишках из белого шелка, и испуганно, во все глаза смотрел на Диму.

    А Дима готов был плясать от радости. Вот он, царевич! Нашелся! Чудо, да и только!

   -К-кто т-ты? – дрожащим голосом спросил царевич.

  -Не бойся. – поспешил успокоить его Дима. – Я свой. Я твой друг.

  -А я и не б-боюсь. – ответил царевич. – Наш б-батюшка говорит, что без воли Божией даже волос с нашей головы не упадет. А как тебя зовут?

  -Я Дима. А бабушка с дедушкой зовут меня Митей.

  -Вот как! И меня матушка Митей зовет. Выходит, мы с тобой тезки. А я, было, подумал, что ты из немцев. Ты ж одет не по-нашему. А чей ты будешь?

  Дима растерялся. Что за странный вопрос? Прямо как в том старом фильме про царя Ивана Грозного, попавшего в наше время – «ты чей холоп будешь»?

  -Кто родитель твой? – пояснил мальчик.

  -Мой папа врач. А дедушка был учителем. А сейчас книги пишет.

   Вот как! Значит, ты  – лекарский сын. А дедушка твой – дьяк. Слушай, Митя, а давай с тобой дружить. А то у меня нет друзей – одни слуги, да няньки с мамками. И все передо мной лебезят, и поддакивают мне, и в поддавки со мной играют. Видно, боятся меня. Я же царевич... А ты меня не испугался. Храбрый ты!  Не то, что я.

  -Почему ты так считаешь? – удивился Дима. Уж он-то ни за что не признался бы, что чего-то боится. Даже другу…

  -Потому что это правда. – ответил царевич Димитрий. - Знаешь, как-то  раз к нам во двор голубь залетел. Белый... точь-в-точь, как те, что мы последний раз вместе с братом Феодором на Благовещение выпускали. Только он был весь в крови. А за ним стая ворон. И клюют его бедного, того и гляди, заклюют до смерти. Хотел я их прогнать… и не смог. Крови испугался. Знаешь, как это страшно, когда убивают! Тут мамка меня за руку хвать – и в дом. А потом я слышал, как слуги шептались – мол, нравится царевичу на кровь смотреть, а то ли еще будет, когда он вырастет да царем станет! А то еще зимой  матушка плакалась, что, мол, сироты мы гпокинутые, и пожалеть-защитить-то нас некому. Тогда я велел слепить из снега болванов, а потом у матушки на глазах палкой им всем головы снес. Чтобы знала она – я ее никому в обиду не дам! А слуги наши потом опять шептались – царевич-де грозился, что, когда вырастет, то Бориса Годунова казнит. Зачем они врут? Ведь это же неправда!12 Зачем мне Борису Годунову зла желать?

  -А ты не боишься, что он сам тебе зла желает? – спросил Дима, не решаясь сказать царевичу в глаза страшную правду. Чего доброго, испугается…

  -Отчего ты о боярине Годунове так плохо думаешь? Он знаешь, какой умный! Он моему брату править помогает. Да и с какой стати он может мне зла желать?

  -А может, он спит и видит, как бы после Феодора царем стать? А ты ему мешаешь. Возьмет, да и прикажет с тобой расправиться.

  -Неправда. Он же знает, что убийство – великий грех. Неужели он ради власти земной душу свою погубить решится? Быть того не может!

  -А вот я знаю, что так оно и будет. Я сам только что слышал... Завтра тебя хотят убить. Ты же сам сказал, что это страшно, когда убивают. Спасайся, пока не поздно.

  Царевич побледнел, испуганно повернулся к  иконам, перекрестился. А потом вдруг нахмурился и сказал:

  -Ты что, в Бога не веруешь?

  -Нет, я крещеный! У меня даже крестик есть! На, гляди!

  -Как же тогда ты забыл, что если Бог захочет, то нас от любой беды спасет, как трех отроков в Вавилоне из печи огненной13. Но если угодно Ему, чтобы принял я смерть от рук злых людей, значит, ждет меня венец мученический и вечная жизнь в Царстве Небесном. Воля Господня да будет!

  Дима ушам своим не верил. Как же так? Ведь сам царевич Димитрий только что признался ему, что боится крови. Боится видеть смерть. А вот умирать не боится. Почему? Да потому что верит в какую-то другую, вечную жизнь, которая ждет его после смерти. Вот и ломай после этого голову – как его спасти! Пожалуй, придется схитрить…

   -Послушай, царевич. – спросил Дима. – А ты не думаешь, что твой…  то есть, наш Бог послал меня к тебе как раз для того, чтобы я тебя спас? И я тебя спасу, вот увидишь!

  -И как же ты меня спасешь?

   Дима растерялся. Потому что сам не знал, как он будет спасать царевича Димитрия. Ведь в отличие от лихих киногероев, у него нет ни самолета, ни автомобиля, ни оружия. Есть только пара кулаков – но что в них толку? Пожалуй, остается одно – бежать. Наверняка царевич знает все ходы и выходы из собственного дома.

  -Мы убежим! – уверенно подытожил Дима свои размышления.

   -А куда?

  - Куда-нибудь… да хоть за границу. Где тут у вас заграница?

  -В Литву, что ли? К ляхам?

  -Точно – в Польшу! – обрадовался Дима. Оказывается, царевич неплохо знает географию. – А там ты придешь к их царю…

  -Это к королю Жигимонту, что ли?14 – нахмурился царевич. – Мой родитель с Литвой воевал, а я к их королю должен буду на поклон идти? Ни за что!

   -Не на поклон, а с дипломатическим визитом. Скажешь ему, что ты сын Ивана Грозного. И что Борис Годунов хотел тебя убить. Поживем у него до поры, до времени. А, как Борис Годунов царем станет, попросим у польского короля войско и двинем на Россию. И станешь ты царем, а Бориса сошлешь куда-нибудь на край света, хоть в Архангельск. Ну как, здорово я придумал, а?

   Царевич гневно топнут ногой, сверкнул глазами.

  -Замолчи! Не от Бога твой совет, а от лукавого!  Лучше умереть, чем уподобиться Иуде-предателю, и врагов нашей веры на нашу Святую Русь привести! Не бывать тому вовек!

  Дима опешил. Выходит, он нечаянно сморозил какую-то глупость. Но чем же плох был его план? И опять – причем тут вера?

   -Извини, я хотел, как лучше… - пробормотал он, боясь, что царевич сейчас прогонит его прочь, не оставив себе ни единого шанса на спасение - Тебе виднее, как поступить.. Только знай – я твой друг. А друг друга в беде никогда не бросит. Поэтому ничего не бойся. Ведь я с тобой.

   -Господь – свет мой и спасение мое, кого мне бояться?15  – загадочно промолвил царевич и, повернувшись к иконам, перекрестился. – А теперь, Митя, нам с тобой пора спать. Вон, даже луна в окно глядит и удивляется, что мы не спим. А там - утро вечера мудренее.

  Пока Дима удивлялся тому, что вчера вечером слышал от бабушки те же самые слова, царевич натянул на ноги красные сапожки с загнутыми вверх носками, расшитые серебром. Вдвоем они вышли в галерею, и царевич открыл соседнюю дверь. В полутьме Дима разглядел стол с серебряным кувшином в виде сидящего льва, кубок из скорлупы кокосового ореха, оправленной в золото,  иконы в углу, горящую лампадку, только не красную, а зеленую, как спелая ягода крыжовника. И застеленное ложе, такое широкое, что на нем впору было бы спать сказочному великану.

  -Я чаял, что брат Феодор к нам с матушкой когда-нибудь в гости заглянет, вот и велел приготовить ему покои. – пояснил царевич, заметив недоумение друга. - Да видно, мне его уже не дождаться… Спи, Митя. Завтра мы встретимся снова.

  Разумеется, Дима твердо решил, что будет охранять царевича и не сомкнет глаз до утра. Однако его неудержимо клонило в сон. Так что вскоре он уже крепко спал.

  Его разбудил раскат грома. Потом еще и еще один. Неужели гроза? Нет, это не гром, а колокол звонит – бом-бом-бом… Что случилось?

  Дима подбежал к окну, распахнул слюдяные створки и увидел внизу, во дворе, толпу, волнующуюся как море перед бурей. И над этим людским морем несся, словно крик чайки, пронзительный и отчаянный женский вопль:

 -Убили! Сыночка моего убили! Ироды окаянные!16 Ловите их, люди добрые! Бейте их!

  Вдруг во дворе появился тот самый человек в красной одежде с меховым подбоем, которого Дима видел ночью. Михаил Битяговский бросился к колокольне, яростно рванул дверь. Но уже в следующий миг толпа с бешеным ревом нахлынула на него, сбила с ног, сомкнулась над ним, как бурное море – над тонущим кораблем.

   А у крыльца женщина, стоя на коленях, жалобно причитала над кем-то:

                                       «Упадает звезда поднебесная,

                                         Угасает свеча воску ярого,

                                         Не становится младого царевича»!17

  Дима вгляделся, увидел ножки в знакомых красных сапожках с загнутыми носками. Вот из разжавшейся ручонки выпало и покатилось по земле несколько орехов…

  Дима закричал так громко и отчаянно, словно ему самому нанесли сейчас смертельную рану. И проснулся.

             

                                        *                             *                     *

 

   Завтракали молча. То ли потому, что утро было пасмурным, и за окном слышался унылый шум дождя. А может всем им – и Диме, и его дедушке с бабушкой, просто в то утро было не до веселых разговоров. Дедушка заговорил первым:

 -Вот что, внучек. - промолвил он, обращаясь к Диме, который тоскливо ковырялся ложкой в тарелке с уже остывшей манной кашей. – Я тут все думал над твоим вопросом – почему Бог не спас царевича Димитрия?

  -Бог тут ни при чем. – буркнул Дима, не поднимая глаз. – Это я виноват.

  -В чем?

  -В том, что не спас его.

  -Да как ты мог его спасти, если он жил четыреста с лишним лет назад? Увы, внучек, машины времени существуют только в сказках. – усмехнулся дедушка.

  -А как же Бог? – возразил Дима. – Ты же сам говорил, что Он может совершить чудо! Дедушка, я сегодня ночью видел их всех – и царицу, и мамку Василису, и царевича. Я даже говорил с ним. И все-таки не спас!

  -Слышишь, Маша. – обратился дедушка к бабушке. Наш внук вдруг поверил в Бога и в чудеса. Вот уж и впрямь чудо чудное!

  -Не надо было ребенку всякие страсти-мордасти рассказывать. – проворчала бабушка. – Вот он страшный сон и увидел. Он даже кричал во сне. Митенька, хочешь еще кашки?

  -Нет. Я не жалею, что рассказал ему о гибели царевича. – ответил дедушка. – Он должен знать, что наша жизнь – это не розовая сказочка для малышей, в которой не случается ничего страшного, жестокого и несправедливого. Иначе он будет не готов встретиться со злом. И. чего доброго, испугается его, вместо того, чтобы дать ему бой. Или решит, что в жизни, в отличие от сказки, побеждает зло. И потому нужно жить по его волчьим законам – Бога не боясь и людей не стыдясь. А ведь на самом деле, как сказал старец Амвросий Оптинский – зло, хоть вперед и забегает, но не одолевает. Разве не так, Маша?

  -Ты прав. – согласилась бабушка.

  -Значит, тебе приснилось, что ты был в Угличе? – вновь обратился дедушка к Диме. – И почему же ты не смог спасти царевича?

  -Я говорил ему – давай убежим к польскому королю. Дедушка, а почему он отказался? Ведь польский король нам бы помог. Разве не так?

  -Он бы помог. Еще как бы помог! – согласился Серафим Николаевич. – Только что бы он потребовал от вас за эту помощь? Представь себе, явились бы вы с царевичем к королю Сигизмунду Третьему… или Жигимонту, как его называли на Руси. Разумеется, он устроил бы вам королевский прием. Стал бы громко возмущаться коварством Бориса Годунова, заявил бы, что ради торжества справедливости следует наказать злодея. То есть, двинуться войной на Россию. Ну, а в качестве платы за помощь потребовал бы от царевича ввести на Руси католическую веру. А также, чтобы он присягнул ему на верность. То есть, признал над собой и над своей страной власть польского короля. Ведь Сигизмунд давно мечтал подчинить себе обширную, богатую и грозную соседку Польши – Россию. Не силой – так хитростью. А тут судьба посылала ему в руки такой удачный шанс это сделать… Ну, а потом королевские солдаты отправились бы разрушать русские города, убивать, грабить… Началась бы война. Ну и как? Ты по-прежнему жалеешь, что твой план по спасению царевича не удался?

  Дима молчал. Теперь он понимал, почему в его сне царевич с гневом заявил, что лучше умрет, чем приведет на Русь врагов. И был прав. Что может быть хуже, чем предать свою страну и свой народ?

  -Разумеется, сын Ивана Грозного наотрез бы отказался вернуть себе отцовский трон ценой предательства своей веры и своего народа. –продолжил дедушка. – И навсегда сгинул бы в подземелье какого-нибудь королевского замка. А король Сигизмунд все-таки осуществил бы свой коварный план, выдав за чудом спасшегося царевича другого человека. Кстати, на самом деле именно так он и сделал. Потому что когда царя Феодора Иоанновича сменил на престоле Борис Годунов, именно из Польши поползла молва, будто царевич Димитрий жив и находится при дворе короля Сигизмунда. Эти вести очень испугали царя Бориса. Ведь теперь у его многочисленных врагов появился могучий вождь – царевич Димитрий, у которого было гораздо больше прав на шапку Мономаха, чем у него самого. Тогда, желая пресечь слухи о чудесном спасении царевича, Борис повелел, чтобы в храмах по нему совершали заупокойные службы. Ведь тот, о ком молятся, как об умершем, не может быть жив. Но это не помогло. А вскоре на Русь вторглось войско польского короля, к которому присоединились и враги Бориса Годунова, и те бунтовщики, охотники помахать саблей да пограбить чужое добро, кто под предлогом борьбы за правое дело примкнул к полякам. А во главе этого войска был вовсе не чудом спасшийся царевич Димитрий, а самый обыкновенный самозванец. Одним словом, Лжедмитрий.

  -А кто он был, этот самозванец? – полюбопытствовал Дима.

  -Его звали Григорием Отрепьевым. – ответил дедушка. - Был он монахом московского Чудова монастыря, но бежал оттуда. В летописях того времени говорится, что с некоторых пор Григорий, знакомый со многими знатными москвичами, стал интересоваться подробностями жизни при царском дворе и историей убийства царевича Димитрия. А потом расхвастался, мол, будет он царем на Москве. Понятно, что бы его ждало за такие опасные речи, если бы он не дал деру из монастыря и из России. Григорий бежал в Польшу, и, как говорится, пришелся там ко двору. Потому что хитрый король Сигизмунд Третий воспользовался им, чтобы подчинить себе Россию.

  -И этот Лжедмитрий стал царем?

  -Да. Тем более, что, когда войско самозванца вторглось в Россию, Борис Годунов внезапно умер. Как поговаривали, от яда. В итоге в июне 1605 года Самозванец торжественно, под колокольный звон, въехал в Москву и стал царем. Потом из Польши к нему приехала невеста, Марина Мнишек. Поляки принялись хозяйничать в Москве, как в завоеванном городе. А народ, поначалу встретивший Лжедмитрия радостно, как спасшегося сына Ивана Грозного, быстро понял свою ошибку. Ведь Лжедмитрий держался не как русский человек, а как иноземец. В том числе и по отношению к Православной вере. Неудивительно, что вскоре пошла молва, что «царь-то не настоящий», а самозванец, «Гришка-расстрижка». Против Лжедмитрия начались заговоры, в которых особенно преуспел тот самый хитрый боярин Василий Шуйский, который в свое время по приказу Бориса Годунова расследовал убийство царевича Димитрия. Кончилось все тем, что около года спустя после своего воцарения, во время свадебных торжеств, Лждедмитрий был убит. Тело его сожгли, а то, что осталось, забили в пушку в выстрелили в сторону Польши – убирайся, злодей, откуда пришел!

  А новым царем стал боярин Василий Шуйский. Тот самый, который в свое время в угоду Борису Годунову публично заявлял, будто причиной смерти царевича Димитрия был пресловутый ножик, на который тот нечаянно напоролся. Но теперь, то ли желая предотвратить появление очередного самозванца, то ли стремясь изобразить из себя борца за правду, Шуйский объявил, что царевич Димитрий был убит по приказу Бориса Годунова. И повелел перевезти его тело из Углича в Москву, в Кремль, в Архангельский собор, где в каменных гробницах спали вечным сном царь Иван Грозный, и его предки. Когда гроб царевича открыли, он лежал там, как живой. Даже в руке его зажата была горсть орехов… А вокруг разливалось благоухание.

 Дима невольно вздрогнув, вспомнив орехи, катившиеся по земле из разжавшейся руки царевича. Значит, так было не только в его сне…

  -Так царевич Димитрий с почетом вернулся в Москву. – завершил свой рассказ дедушка. – Не как будущий царь, а как святой. От его мощей совершались чудеса. В том же 1606 году царевича Димитрия Угличского причислили к лику святых. И сразу же он стал одним из самых любимых святых нашей Русской земли. Вот так-то внучек. Ничто в нашем мире не происходит без воли Божией. Только часто мы понимаем это не сразу.

  Дима молчал. Потому что теперь он понимал – пожалуй, хорошо, что его план по спасению царевича Димитрия не удался. Ведь это не привело бы ни к чему хорошему, ни для России, не для них с царевичем.

  Вот только жаль, что им уже никогда не встретиться! Потому что то «завтра», о котором вчерашней ночью говорил ему святой царевич Димитрий, не наступит никогда.

             

                                                              *                       *                    *

 

     …Диму разбудил яркий свет. Он открыл глаза и увидел незнакомый сад, утопающий в зелени и цветах. А какие чудесные деревья росли в том саду! Их ветки свисали вниз под тяжестью румяных наливных яблок, золотистых лимонов, пунцовых вишен, сочных апельсинов, таких крупных, ароматных и красивых, каких не увидишь не только в магазине, но даже на картинке. А посреди сада стоял святой царевич Димитрий. Теперь он был облачен в длинную одежду из темно-зеленой парчи с золотой каймой и опоясан золотым поясом. Поверх этой одежды была накинута другая, алая, шитая золотом, с длинными прорезными рукавами и множеством золотых застежек по бокам. Шею его украшал воротник, расшитый золотом – царское ожерелье. Обут он был в знакомые Диме красные сапожки. А на голове у него блестела зубчатая золотая корона, украшенная крупными драгоценными камнями. Настоящий царевич!

  -Здравствуй, Митя! – с улыбкой произнес святой царевич Димитрий. – Помнишь, вчера я обещал тебе, что завтра мы встретимся. Вот это завтра и настало, и мы с тобой снова вместе. А ты не верил, что так будет…

  Дима смотрел на него, не веря своим глазам. Ведь тогда, в Угличе, он своими глазами видел царевича мертвым. Выходит, он жив?

  -Ты не ошибся. – ответил царевич Димитрий, словно прочитав его мысли.- С тех самых пор я и живу здесь.

  -Где? 

  -У Бога, в Царстве Небесном. Помнишь, я говорил тебе о нем? Вы еще называете это место раем.

  -Как тут у вас здорово! – воскликнул Дима, переводя восхищенный взгляд от цветка к цветку, от дерева к дереву. – Красота!

  -Да, как написано: не видел того глаз, не слышало ухо и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его20. – подтвердил святой царевич Димитрий.

   -А я теперь тоже буду здесь жить?

  -Нет, Митя. Однажды… очень нескоро, ты снова окажешься здесь21. Но останешься ли ты здесь навсегда – во многом будет зависеть от тебя самого.

  -А тебе здесь не скучно одному?

  -Да я же здесь не один! – улыбнулся царевич. – Нас здесь много. Даже царевичи есть, вроде меня. Вот, взгляни, видишь того мальчика! Это царевич Алексей из рода Романовых. Тоже святой, как и я. Он появился здесь недавно, чуть больше ста лет тому назад.

  Дима пригляделся и увидел вдалеке темноволосого мальчика лет 13, одетого в матросский костюмчик, словно юнга из фильма «Дети капитана Гранта». Он склонился над кустами роз, держа в руке, у самого сердца одну их них, алую, как кровь. И хотя сейчас Дима впервые слышал об этом мальчике, ему очень захотелось подружиться с ним. Так же крепко, как со своим святым – царевичем Димитрием.

  -Думаю, что вы подружитесь, Митя. – подтвердил царевич. - А сейчас тебе пора возвращаться к дедушке с бабушкой. Да что ты, друг? Не плачь – такому храбрецу, как ты, не пристало плакать. Мы же расстаемся не навсегда. Я всегда буду с тобой. Даже когда ты этого не заметишь. Если тебе понадобится помощь – позови меня. Я же твой святой и твой друг. Святые своих друзей в беде не бросают! А чтобы ты в это поверил, знай – скоро мы встретимся в Кремле! Я буду ждать тебя там!

- До свидания! - прошептал Дима. И проснулся.

 

                           

  

 

                                                             (окончание следует)